В здании катка Триг сидит на трибуне плечом к плечу с Кейт Маккей. Лента на её рту пропиталась кровью и ослабла, чему помог её язык.

– Знаешь, – говорит он, – у тебя есть хорошие мысли.

– Отпусти их, – отвечает она грубым, хриплым голосом. Пытается кивнуть в сторону двух молодых женщин, связанных у штрафной скамьи. Голова слишком туго перевязана, чтобы повернуть больше, чем на дюйм-два, поэтому она просто бросает взгляд в их сторону. – Я та, кого ты хочешь, та самая знаменитость. Так отпусти их.

Триг погружается в воспоминания о том, как сидел на этих же трибунах с отцом. Как отец сжимал его руку так, что оставлял синяки. Как иногда обнимал его во время перерывов. Голос Кейт возвращает его в реальность. Он смотрит на неё с удивлением:

– Откуда у тебя такое самомнение, женщина? Ты выросла такой или родилась?

– Я просто… – пытается ответить она.

– Ты не та, кого я хочу, ты просто оказалась рядом. Тут дело не в славе, а в вине. Именно она привела тебя сюда, правда? И немного желание спасти подругу.

– Но… ты… я думала…

– Когда я говорю, что у тебя есть хорошие мысли, я имею в виду, что, наверное, мой отец убил мою мать.

Кейт смотрит на него.

Триг кивает.

– Говорил, что она ушла, но я знаю, что знаю.

– Вам нужна помощь, сэр.

– А тебе нужно заткнуться.

Он снова пытается прилепить ленту ей на рот, но она не держится.

– Пожалуйста, если мы могли бы просто поговорить об этом…

Он прижимает ствол Тауруса к центру её лба.

– Хочешь прожить ещё несколько минут? Если да – молчи.

Кейт замолкает. Триг смотрит на часы. Сейчас 19:38.

– Думаю, чёрная певица не придёт, папа. Придётся довольствоваться этими тремя. Плюс мной, конечно.

Джером подходит к Бетти и опускается на одно колено рядом с ней. На скамейке рядом лежит револьвер с обмотанной ручкой.

– Не могу, – говорит она. – Думала, что смогу, но не могу.

– Не можешь что? Что случилось? – спрашивает он.

Она указывает на круглое серое здание, едва виднеющееся сквозь деревья.

– Барбара.

Джером напрягается.

– Что с ней?

– Там. Сумасшедший мужик её похитил. Гибсон. С Минго. Он сказал, что если я не приду туда к 19:40, он её убьёт, но я не могу... ноги отказывают.

Джером сразу поднимается, но Бетти крепко хватает его за запястье.

– Ты тоже не сможешь. Он хочет, чтобы я постучала и сказала: «Это я». Если услышит мужской голос – убьёт её.

На мгновение Джером думает, что это всё какая-то чёртова фантазия Бетти, может даже ранний Альцгеймер, но речь идёт о Барбаре, и он не может себе этого позволить.

Бетти что-то ещё говорит, но Джером не слушает. Он берёт револьвер и мчится к старому хоккейному катку.

19:40.

Триг встаёт и идёт к штрафной скамье. Он направляет 22-й сначала на Корри, затем на Барбару.

– Кто из вас первая? – спрашивает он. – Думаю, белая девчонка.

Он прижимает пистолет к виску Корри. Корри закрывает глаза и ждёт, увидит ли что-нибудь по ту сторону известного мира. Затем давление ствола исчезает.

– Ладно, папа. Если ты так говоришь.

Корри открывает глаза. Триг перепрыгивает через деревянные балки и направляется обратно в фойе. Он говорит им, не оборачиваясь:

– Папа говорит, дай ей ещё пять минут. Папа говорит, что женщины всегда опаздывают.

Холли не верит своим глазам – это Джером.

Он выбегает из-за деревьев с маленьким револьвером в руке. Видит её и останавливается, так же удивлённый, как и сама Холли. Он собирается что-то сказать или крикнуть – она видит, как он готовится, – и она поднимает палец к губам, качая головой. Она подзывает его, осознавая, что это жест Кейт: «Давай, давай, давай». Он идёт к ней, и она тихо опускает обе руки вниз, призывая к тишине.

Джером подходит и шепчет ей на ухо:

– Ты должна сказать: «Это я». Я не могу. И должна звучать как она.

– Звучать как кто? – тихо спрашивает Холли.

– Бетти, – шепчет он в ответ. – Сестра Бесси.

– Я не смогу…

– Ты должна, – шепчет он. – Постучи и скажи: «Это я». Или он убьёт Барбару.

«Не только Барбару», – думает Холли.

Джером показывает на часы и шепчет:

– Время вышло.

19:43.

Он решает, что не хочет стрелять ни в кого, кроме себя.

Триг возвращается в арену, перешагивая через доски, пока не доходит до перекрестия балок в центре площадки. Он подливает ещё немного жидкости для розжига Кингсфорд, затем достаёт зажигалку Бик. Становится на колено, готовясь поджечь огонь, – в этот момент раздаётся стук в дверь.

Он замирает, не зная, что делать.

– Зачем выбирать, мистер Бесполезный? – спрашивает папа. – Ты можешь сделать и то, и другое.

Триг решает, что папа прав. Он щелкает зажигалкой и бросает её на смятые плакаты. Пламя разгорается на квадрате из старого сухого дерева. Он смотрит на связанных женщин, у которых от ужаса широко раскрыты глаза.

– Погребальный костёр викингов, – говорит он. – Лучше, чем у моей матери. Моя мать умерла. – И идёт открывать дверь.

Холли стоит перед этими дверями. Джером рядом, его губы сжаты так плотно, что рот почти исчез. Кажется, она ждёт очень долго, прежде чем Гибсон заговорит с другой стороны Его голос тихий и доверительный:

– Это ты, Сестра Бесси?

Холли максимально глубоко меняет голос и пытается имитировать лёгкий южный акцент Бетти:

– Да, это я, – говорит она и думает, что звучит ужасно, словно карикатурный голос чернокожего из клоунского шоу.

Следует пауза. Затем Гибсон спрашивает:

– Ты здесь, потому что виновата?

Холли смотрит на Джерома. Он кивает ей.

– Да, – говорит Холли самым глубоким голосом. – Виновна, чёрт возьми.

Это ужасно. Он никогда не поверит.

Затем, после мучительной паузы, красный свет на клавиатуре становится зелёным.

У Холли есть этот единственный момент, этот единственный сигнал, чтобы поднять револьвер перед тем, как дверь откроется. Гибсон смотрит на её явно белое лицо, глаза расширяются. У него тоже есть оружие, но Холли не даёт ему шанса. Она стреляет в него два раза в центр груди, как учил Билл Ходжес. Гибсон покачивается назад, хватаясь за грудь, глаза широко раскрыты. Он пытается поднять пистолет. Джером отталкивает Холли в сторону и стреляет в Гибсона ещё раз из револьвера Рэда.

Гибсон произносит одно слово – «Папа!» – и падает ничком.

Холли бросает на него лишь один взгляд, прежде чем повернуться к арене.

– Пожар, – говорит она, и быстро переступает через тело Гибсона.

В площадке катка смятые плакаты пылают, а пересекающиеся деревянные доски вокруг них загораются, синие языки пламени становятся жёлтыми и бегут по всей их длине.

Две женщины связаны и прикованы к штрафной скамье, третья – Кейт – к стойке трибуны неподалёку.

Холли бежит к ним, спотыкается, падает и едва чувствует, как занозы впиваются ей в ладони. Она встаёт и подходит к женщинам, связанным плечом к плечу на штрафной скамье. Если бы у неё был нож, она бы легко их освободила, но его нет.

– Джером, помоги мне! Потуши огонь!

Джером бежит к телу Дональда Гибсона и срывает с него пиджак. В рукавах запутываются руки, и Джерому приходится бороться. Несмотря на то, что Гибсон мёртв, он не хочет отдавать пиджак. Его плечи перекатываются из стороны в сторону, голова качается, словно у уродливой марионетки. Наконец Джером вырывает пиджак и бежит на арену с разорванной шелковой подкладкой, которая тянется за ним.