– Она не думала всё это бросить? – спрашивает он.

– Нет. Она… предана делу.

– Ты имеешь в виду упряма? – уточняет Джером.

Наступает короткая пауза. Потом Холли отвечает:

– И то, и другое.

– Я немного удивлён, что издательство не свернуло тур. Обычно они трусоваты.

Он вспоминает, как перед выходом его книги редактор пригласил эксперта по чувствительным темам, чтобы тот просмотрел рукопись. Тот посоветовал внести несколько мелких правок. Джером их внёс, догадываясь, что будь он белым, правок было бы больше.

– Издательство тут ни при чём, – говорит Холли. – Тур Кейт организовала сама. Это для неё больше политика, чем реклама новой книги. Координацией с книжными магазинами занимается её помощница – Корри Андерсон. Мне она нравится. Очень толковая. А это важно, потому что Кейт – дама требовательная.

– Это та самая помощница, которую облили отбеливателем? И ей же прислали конверт с сибирской язвой?

– Да.

– Но она продолжает?

– Да.

– Похоже, работы у тебя непочатый край.

– Да.

– Жалеешь, что взялась за это?

– Это напряжённо, но я смотрю на это как на возможность для роста.

– Береги их, Холлиберри. И себя.

– Так и планирую. Только не называй меня так.

– Само вырвалось. – Она слышит усмешку в его голосе.

– Считаю это несерьёзным. Передавай привет Джону, обязательно.

– Передам.

– Ну давай, рассказывай, что на уме. Я знаю, ты хочешь.

Он думает и говорит:

– Позже, Аллигатор. – И завершает разговор.

Холли одевается, аккуратно складывает пижаму в чемодан и подходит к окну, чтобы посмотреть на широкие просторы Айовы. В такие моменты, ранним весенним утром, ей очень хочется сигарету.

Звонит телефон. Это Корри спрашивает, готова ли она ехать в Давенпорт.

– Готова, как никогда, – отвечает Холли.

Крис просыпается от страшного кошмара. Во сне он снова сидит в третьем ряду «Макбрайд-холла». Женщина на сцене – магнитическая, красивая и опасная – просит всех мужчин в зале поднять руки. «Представьте, что я та учительница, в которую вы были влюблены в шестом классе», – говорит она. Для Криса это была мисс Ярборо. Конечно, он учился дома – все дети из Церкви Истинного Святого Христа учились на дому (муниципальные школы считались инструментом тайного правительства), но мисс Ярборо приходила давать уроки математики и географии. Золотистые волосы, голубые глаза, длинные гладкие ноги.

Во сне Маккей просит тех мужчин, кто делал аборт, не опускать руки. Зал смеётся над этой абсурдной идеей, и все мужчины опускают руки. Все, кроме Криса. Его рука остаётся поднятой, словно приклеенной – прямая и неподвижная. Тысячи людей смотрят на него.

Кто-то кричит: «Где твоя сестра?» Кто-то тихо шепчет: «Наш секрет». Он узнаёт этот голос. Поворачивается, рука всё так же поднята и неподвижна, и видит маму – такой, какой она была под конец: бледная и худая...

Она кричит так, чтобы весь «Макбрайд-холл» услышал:

– Ты – это ты, а она – это она!

В этот момент он вырывается из сна и обнаруживает себя растянутым на грязном, сплющенном матрасе в своей комнате мотеля. Простыня и изношенное одеяло запутались вокруг него, и он с трудом разжимает пальцы, чтобы освободиться.

– Ты – это ты, а она – это она.

Он встаёт, пошатываясь, идёт в ванную и обдаёт лицо холодной водой. Думает, что это поможет, всё исправит, но вдруг его живот сжимается, и у него нет времени даже повернуться к туалету – он просто вырывает в умывальник вчерашнюю кесадилью со стейком из «Тако Белл».

– Наш секрет.

Так было какое-то время.

Он стоит на месте, уверенный, что сейчас опять стошнит, но диафрагма расслабляется. Он набирает воду в умывальник и вытирает остатки с помощью тряпочки, которую бросает в ванну – бульк.

В такие моменты, после частых кошмаров, он – одновременно и одно, и другое.

Он думает о руке, свисающей с верхней койки, и снова – и то, и другое. «Не умерла, не умерла» – обычно это работает, но после кошмаров, в глубине ночи, такие слова теряют силу. В такие моменты он не может отрицать тот факт, что Кристина навсегда останется семилетней, с хрупкими волосами в её узком подземном мире, и всё, что он может – это жить с призраком своей сестры.

Он слышит, как папа говорит маме:

– Я запрещаю это. Ты что, хочешь быть Евой? Ты послушаешь змея, а не мужа, и съешь с Древа Познания?

В тот день мама была там, куда почти никогда не ходила – в папином сарае. Там, где он изобретал вещи, которые сделали их... ну, не богатыми – ведь большую часть денег от папиных патентов отдавали церкви – но довольно обеспеченными.

– Никогда не хвастайтесь, – говорила мама близнецам. – Всё, что у нас есть, – от Бога. Твой отец – лишь проводник. Он просто передаёт это дальше.

Крис стоял у стены сарая, среди травы по колено, кузнечики прыгали вокруг его голеней, слушая сквозь щель между досками – щель, которую нашла Крисси.

Мама редко отвечала папе, но в тот день, после того, как похоронный звон утих, она заговорила:

– Ты прячешься здесь, Харольд. Как ты можешь называть себя учёным и не хотеть узнать, что убило твою дочь?

– Я не учёный. Я отрицаю науку. Я – изобретатель! Они будут её разрезать, глупая женщина!

Крис никогда не слышал, чтобы отец называл маму глупой. Даже не слышал, чтобы он повышал на неё голос.

– МНЕ ВСЁ РАВНО!

Кричит! Мама кричит!

– МНЕ ВСЁ РАВНО! Я ДОЛЖНА ЗНАТЬ!

Она добилась своего. Несмотря на учения церкви, была проведена аутопсия Кристины Эванжелин Стюарт. И выяснилось, что причина – нечто под названием синдром Бругада. Его семилетняя сестра умерла от сердечного приступа.

– Ты должна была знать, – позже сказал папа маме. – Ты должна была знать, правда? А теперь ты знаешь, что и у мальчика это может быть, потому что это наследственное. Вот тебе и знание, женщина.

Бесполезное и бессмысленное знание.

В тот раз они были дома, но Крис уже стал мастером подслушивания. Он не понимал, что значит «наследственное», поэтому посмотрел это в большом словаре Вебстера в учебной комнате. Он понял, что то, что убило Крисси, может убить и его. Конечно, может – это было логично, ведь они же близнецы. Крисси – с тёмными волосами отца, Крис – с блондинистыми волосами матери, лица не были одинаковыми, но были похожи настолько, что каждый, кто их видел, понимал: они брат и сестра. Они любили маму, любили папу, любили пастора Джима и диакона Энди, любили Бога и Иисуса. Но больше всего они любили друг друга и жили в своём секретном мире «двоих». Синдром Бругада.

Наследственное.

Но если бы Крисси была жива, если бы не было руки, свисающей с верхней койки в луче пыльного утреннего солнца, тогда он мог бы перестать бояться, что когда-нибудь его сердце тоже остановится. Если бы Крисси была жива, боль его мамы исчезла бы. Исчезла бы и его боль. Пустота. Тьма, где прячется монстр с вытянутыми когтями – монстр по имени БРУГАДА. Ждущий момента, чтобы напасть. Отца утешала церковь. А Крис утешал маму. Впервые, когда он пришёл к маме в одном из платьев Крисси, не было ни ужаса, ни отвращения. Она просто открыла ему свои объятия.

– Я буду твоей девочкой, – сказал он, прижимаясь к её груди. – Я буду и твоим мальчиком тоже. Я могу быть и тем, и другим.

– Наш секрет, – сказала она, поглаживая его волосы, такие же тонкие, как у Крисси. – Наш секрет.

Они поддерживали её живой. Когда папа узнал и назвал его трансвеститом, Крис не понимал, что это значит, пока снова не заглянул в словарь Вебстера. Тогда он рассмеялся. Он вовсе не был таким – он был Крисси. Не всегда, но когда был, она тоже была.

Они были близки; и снова стали близки.

– Оставь его в покое, Харольд. – На этот раз не крик, а твёрдый голос. Это было через неделю после того, как папа узнал. Харольд ходил на консультации к старейшинам церкви. – Все вы, оставьте его в покое. И её тоже.