Раздался стук в дверь, от которого мы оба вздрогнули.

– С дороги, ты, дубина стоеросовая! – рявкнул знакомый голос.

Я вскочил быстрее, чем привык за последние годы, и бедро пронзила острая боль. Как хорошо, что детектив Радж не видел, с какой внезапной прытью я подпрыгнул, иначе снова заставил бы меня таскать мешки с песком.

Цепной пес Тайрон патрулировал коридор; он нахмурился, когда я отворил дверь и впустил мою милую подругу Фиону внутрь. Она все еще куталась в гостиничный халат, а на лице красовалось черное пятно. Тапочки она где-то потеряла и протопала по номеру босиком в поисках другой пары. Мы с мистером Поттсом обменялись взглядами, наблюдая, как взвинченная Фиона перетряхивает шкафы. Наконец она нашла пару, тут же нацепила тапочки, затем рухнула в кресло, потерла виски и попросила обезболивающего, которого у нас не оказалось под рукой.

Фиона выглядела взволнованной и бормотала себе под нос, что в прошлом году ей следовало согласиться на компенсацию и уволиться отсюда. Но она продолжила работать, потому что опасалась, что после смерти мужа ей будет одиноко. На мой взгляд, нет чувства хуже, чем одиночество. Оно поглощает тебя. Одновременно испытываешь грусть, стыд и сожаление. Одиночество заставляет задуматься о смысле жизни. Потому что, если вам не с кем разделить свое существование, зачем тогда жить? Одиночество проникает внутрь, заставляя чувствовать себя ненужным, заволакивая разум, словно туман, который не рассеивается. И в итоге страдает не только психика, но и физическое здоровье. Вот почему работа в отеле так много значила для меня. Гости, Фиона, мистер Поттс – в общем-то, все сотрудники придавали мне сил, чтобы прожить новый день. Даже если бы во время оцепления мне разрешили отправиться домой, я не ушел бы, пока в отеле оставались постояльцы и персонал. Сейчас, когда я на пенсии, стимулом моего существования стала эта книга, но, как только я ее закончу, потребуется чем-то заполнить пустоту в жизни. Не волнуйтесь, я справлюсь. Не для того я прожил так долго, чтобы вдруг сдаться и начать копать себе могилу.

Что ж, мы отошли от темы; вернемся к Фионе. Ее допросили вместе с другими сотрудниками ресепшена. Неприятное испытание, как можете себе представить. Фиона пересказала разговор с детективом Раджем, пародируя его голос и выражение лица, чтобы нас впечатлить. В какой-то момент она даже сумела вызвать улыбку у мистера Поттса, когда рассказала, что полицейские попросили окунуть палец в чернила и поставить отпечаток на листе бумаги, а вместо этого она намалевала там пенис с яичками. Излишне и говорить, что следователю рисунок не понравился, заявила она.

Детектив Радж закончил допрос, разрешив Фионе передвигаться по отелю как заблагорассудится, но запретил покидать территорию.

Поскольку Фионе разрешили свободно передвигаться, то мы с мистером Поттсом подумали, что и нам тоже можно. Надев предоставленную мне толстовку с капюшоном и спортивные штаны, я распахнул дверь номера. Тайрон рявкнул на меня, спрашивая, что это такое мы тут задумали.

И я ответил прямо:

– Мы хотим прогуляться по нашему отелю.

Что мы и сделали.

Похоже, мы последними узнали, что гостям и персоналу разрешено свободно передвигаться по всей территории отеля, включая сады. Седьмой номер по-прежнему огораживала желтая полицейская лента, но, кроме него и кабинета мистера Поттса, доступ нам везде был открыт. Мы бродили по «Лавандовым тарелкам», точно ходячие мертвецы. Измученные повара включили плиту, пообещав, что сделают лучшие кушанья из имеющихся под рукой припасов. Оглядывая ресторан, я думал: «Неужели убийца все еще скрывается среди нас?» Возможно, требовалось провести собственное расследование, чтобы помочь раскрыть это дело и мы все наконец разошлись по домам, а я вернулся к своей обычной жизни, к кроссвордам.

Молодожены, Оливия и Патрик, приуныли и выглядели устало. В полной тишине они сидели за столом с ее родителями и его друзьями. Впрочем, они принарядились сообразно случаю; не знаю, правда, какому именно. Из ведерка со льдом на столе торчала пустая бутылка шампанского – ее перевернули вверх дном, – а другая, уже початая, стояла перед новобрачной. Уверен, не так они себе представляли свой медовый месяц.

Чувствуя, что выгляжу неопрятно и непрофессионально, я не решался подойти к ним, но потом передумал, решив, что так будет правильнее. Но мистеру Поттсу я посоветовал держаться от постояльцев подальше. Он не принимал душ, глаза были мутными, не говоря уже о том, что от него разило алкоголем. Разумеется, мы не хотели, чтобы гости застали его в таком виде, поэтому он удалился на террасу, где пытался дозвониться жене.

Увидев меня, Оливия и Патрик изобразили радость. В подобной ситуации и сказать нечего, разве что принести извинения и пожелать всего наилучшего. Молодожены ответили очень вежливо, сказали, что по крайней мере свадьба им понравилась. Они спросили, известно ли мне что-нибудь о расследовании; я ответил, что нет.

Мать Оливии, Сью Бейнбридж, хмуро взирала на меня, пока я говорил; краем глаза я заметил, что она скрестила руки на груди и поджала губы. Муж сжал ее плечо и шепнул, чтобы она не нервничала, но Сью глядела на меня, точно бык на красную тряпку. Уж простите, что не помню разговор слово в слово, да и наговаривать лишнего не хочу, но у Сью, похоже, сложилось впечатление, будто я виновен во всем происходящем и мне следует признаться, чтобы все наконец разошлись по домам. Учитывая, что Сью считала меня опасным убийцей, обращалась она со мной довольно нагло.

Гости, сидящие за другими столиками, принялись оглядываться. Некоторые кивнули в знак согласия. Другие закатили глаза и одарили меня сочувственными улыбками. Следовало помнить, что я консьерж и мне нельзя вступать в перепалки с постояльцами, но эта дама с ее обвинениями стала последней каплей для моих нервов. Как я уже упоминал ранее, за то время, что я провел в отеле, во мне начала пробуждаться другая версия меня самого, похожая на отца. Вместо обычной манеры общения с клиентами я решил защищаться.

Настолько резко, насколько осмелился, я заявил Сью и всем остальным, кто слушал, что моя невиновность доказана и она может попросить детектива Раджа подтвердить это, если не желает верить мне на слово.

Сью немедленно вскочила. Оливия дернула ее за блузку, призывая не устраивать сцен, но та отмахнулись от дочери. Сью вылетела из ресторана, на пороге обернулась, окрикнула мужа и щелкнула пальцами. Он выбрался из-за стола и поспешил за ней, сжимая в одной руке ее сумочку, а в другой – недоеденный круассан.

Оливия покачала головой и вздохнула. На секунду мне показалось, что она собирается извиниться за поведение матери, но вместо этого она взяла мобильный телефон и, казалось, ушла с головой в то, что видела на экране.

Я поднял руки, чтобы поправить галстук, но нащупал лишь две веревочки, свисающие с капюшона позаимствованной мною толстовки. Все-таки странно было носить подобное в «Кавенгрине». Это как встретить в супермаркете местного врача или старую учительницу – как будто место для них неподходящее. Так и я себя чувствовал в тот момент – совершенно не соответствующим обстановке.

Пару секунд спустя мое спокойствие нарушили чертовы близняшки. Руби и Оксана будто бы абсолютно случайно сбили меня с ног, направляясь к жениху с невестой, чтобы обменяться воздушными поцелуями.

– А что здесь делает он? – вопросила та, что погромче, Руби.

Она расстелила на коленях салфетку и вылила в бокал последние капли шампанского. Щелкнув пальцами, потребовала, чтобы ей принесли еще бутылку. Однако никто из персонала на службу официально не заступил, и приказ остался без внимания.

– Разве он не должен быть в тюрьме или как? – добавила она.

Эти слова врезались мне в память, и я помню ненависть, с которой она посмотрела на меня, когда произнесла их.

Оливия, должно быть, пнула Руби под столом, потому что та взвизгнула и закричала: