И тут кто-то стучит в дверь.

– Войдите, – произносит Элиза Баллот.

Дверь открывается, и на пороге появляется уборщица.

– Просили передать… – Она смотрит в листок и читает: – «Оливо Деперо, ты должен срочно уйти по семейным делам. Твоя тетя ждет тебя на парковке. Разрешение директора уже получено».

Оливо пытается сообразить, что бы это значило, но в голову ему приходит только одно: судья приостановил временную опеку Сони Спирлари и потребовал его немедленного возвращения в приют.

Он забирает свое сочинение и свои немногие вещи и поднимается. Прощай, контрольная по истории искусств на третьем уроке. Тем временем Серафин пишет что-то на листке и засовывает ему в карман куртки:

– Мой номер телефона. Позвони потом, о’кей?

Оливо выходит из-за парты, зная, что не позвонит ей, возможно, даже больше никогда не увидит ее.

Идет по коридору мимо одноклассников к выходу и встречается глазами с Валерией, которая как раз старалась поймать его взгляд. Девчонка без всякой иронии показывает ему поднятый вверх большой палец. Наверное, Гус рассказал ей, как было дело, и она благодарит его за то, что не проболтался. Быть может, как знать? Теперь Оливо заботит совсем другое.

И, размышляя об этом другом, он спускается по лестнице и выходит в вестибюль. За стеклянными дверями его ждет серый «гольф» с затемненными стеклами. Оливо садится в него.

Флавио – хмурый, еще больше, чем вчера.

– Похититель снова объявился, – произносит, даже не поздоровавшись.

– Каким образом?

– Прислал подарок. – И отводит взгляд. – Очень плохой.

Коробка лежит на письменном столе в комнате для допросов, обернута в прозрачный пакет для сбора улик. Сверху бирка с датой и временем.

По размеру напоминает упаковку от мобильника, только из грубого картона, как из «Амазона», но без надписи «Амазон». Такая совершенно безобидная коробочка, если бы в ней не нашли то, что нашли.

– Узнают, что я показала тебе это, – сразу отберут удостоверение полицейского, – говорит комиссарша Соня Спирлари.

Наверное, поэтому Флавио и припарковал машину на заднем дворе и Оливо пришлось подниматься по пожарной лестнице на четвертый этаж – чтобы незамеченным спуститься оттуда на третий. Ведь если бы прошел через вестибюль, поднялся на лифте и продефилировал перед полицейскими, они бы точно задумались, что опять делает в управлении этот полоумный парень в такой щекотливый момент?

– Снова был звонок про пакет, – говорит Флавио. – Все так же в пять сорок пять утра, но на этот раз позвонили в бар на другом конце рыночной площади. Наверняка подумали, что прежний телефон в прежнем баре прослушивается, – на самом деле так оно и есть. Мужчина с грудным, низким голосом, видимо тот же самый, велел бариста передать полицейским, что приготовил для них подарок в благодарность за их любезность. Они найдут его под одной из скамеек в парке Валентино, в японском саду.

Соня потирает лоб костяшками пальцев.

– Мы сразу поняли, что это он. В газеты ни слова не просочилось о выкупе и шантаже. Только похититель был в курсе, что происходило вчера вечером в том подземелье.

Оливо склоняется над коробкой.

– Криминалисты уже взяли пробы, – предваряет его вопрос Флавио. – Снаружи никаких отпечатков пальцев и никаких следов ДНК. Они изучают небольшие пятнышки крови, которые нашли внутри и на письме.

– Можно посмотреть письмо?

Флавио достает из папки лист А4, он тоже в защитном прозрачном пакете для сбора улик. Все те же вырезанные и приклеенные буквы, что и на вчерашнем образце. На бумаге, однако, видны какие-то темные разводы. Кровавые.

«Предоставляю вам вторую попытку. Последнюю. Сегодня вечером – 300 тысяч за каждого в купюрах по 500. То же место и время. Та же непромокаемая аквалангистская сумка размером 50 × 30 и высотой 20 см в воде с привязанной к ней доской для плавания. Все как вчера, но на этот раз в сумке должны быть деньги и никого из вас не должно быть в подземной галерее. В противном случае завтра найдете не пакет, а четыре трупа».

– Это значит, – заключает Флавио, – что вчера вечером похититель видел нас в том туннеле, а мы его нет. Мы не можем понять, как такое возможно. – О-о-ох! наконец-то! Хоть кто-то признает, что от проблемы не избавиться с помощью глазных капель, не знаю, понятно ли объясняю!

Оливо переводит взгляд на небольшую прочную голубую сумку-холодильник, которая стоит рядом с пакетом, очень похожую на те, что заполняют льдом, чтобы охлаждать напитки на пляже.

– Можно посмотреть? – спрашивает.

– В лаборатории сделали фото с большим увеличением и хорошим разрешением, – отвечает Флавио. – Видно лучше и не так отпугивает.

– Я бы хотел посмотреть оригинал.

– Они упакованы в пакеты, лежат во льду, – все еще пытается разубедить его Соня. – Вскоре их заберут на анализы.

– Мне хватит двух минут.

Соня Спирлари переглядывается со своим заместителем. Это серьезное решение. Они рискуют местом. Но рискуют и в том случае, если ребята не вернутся домой.

– Давай по-быстрому, – говорит Соня.

Флавио открывает крышку, и изнутри поднимается тоненький дымок. На кусках сухого льда лежат четыре прозрачных пластиковых пакетика.

– Можно потрогать? – спрашивает Оливо.

– Да, но не открывай.

Оливо берет первый пакетик и подносит к глазам. Палец небольшой, почти весь покрыт темной татуировкой, был отсечен одним точным движением. Он поворачивает пакетик, чтобы рассмотреть содержимое со всех сторон.

– Это точно их?

Соня отодвигается и, скрестив на груди руки, смотрит в упор куда-то под стол. Она все утро разглядывает эти четыре пальца, но вместо того, чтобы привыкнуть к этому зрелищу, каждый раз страдает еще больше.

– У нас есть совпадения по ДНК. Это мизинцы Федерико Джерачи, Элены Гацци, Райана Дюбуа и Марии Дзеннаро. Все отсечены одним и тем же лезвием – хорошо заточенным скальпелем. И чернила для татуировки одинаковые.

Оливо внимательно рассматривает сине-черные чернила, которые почти целиком покрывают пальцы. Татуировщик оставил не закрашенными лишь небольшие просветы на закругленных кончиках пальцев, где кожа уже была пожелтевшей.

– Когда была сделана татуировка?

Соня Спирлари тяжело вздыхает:

– Ни у кого из них не было раньше татуировок, значит после похищения. По первому осмотру видно, что цвет чернил немного различается, значит преступник делал им татуировки по очереди – по мере того как похищал. Если это подтвердят анализы криминалистов, можно было бы считать, что ублюдок с самого начала задумывал прислать нам этот… «подарок».

Оливо кладет на стол последний пакет. Представляет мальчишек и девчонок, которым принадлежали эти пальцы. Представляет тот момент, когда были отделены эти части, превращенные в то, что они изучают теперь: кусочки плоти, улики, предметы исследования криминалистов, может быть, последняя возможность найти их живыми.

Флавио закрывает контейнер. Пару минут они молча посматривают на пакетик, письмо и сумку-холодильник.

– В прошлый раз, когда мы вышли из этого кабинета, я приняла решение, – говорит Соня, – и оно было ошибочным. Так что, если у тебя есть какое-нибудь предложение, мы готовы тебя выслушать.

Оливо почесывает голову, вернее, шапочку, затем смотрит на часы на стене. Десять часов семнадцать минут, до передачи денег меньше тринадцати часов.

– Родители уже знают о пальцах?

– Нет.

– А о том, что сумма возросла до трехсот тысяч?

– Конечно нет.

– Скажите им об этом.

– Хорошо, – говорит Соня, – а потом?

– Следуйте инструкциям похитителя.

– С какими деньгами? Миллион двести тысяч евро к вечеру эти семьи уж точно никак не соберут.

Оливо достает из кармана три небольших листочка, исписанных в несколько строчек его печатным детским почерком, и передает первый из них Соне:

– Шарль Дюбуа, отец Райана, незаконно одалживает деньги под проценты азартным игрокам – завсегдатаям казино, нелегальных и частных игорных домов. Инвестиционная компания – это только прикрытие его ростовщической деятельности. Четыре года назад Джанфранко Джерачи, отец Федерико, из-за пагубной привычки играть потерял ресторан и все семейные сбережения – но это вы уже знаете. Шарль Дюбуа одолжил тогда ему достаточно денег, чтобы он смог погасить свои долги, и с тех пор берет с него долю с выручки ресторана – думаю, пятьдесят или шестьдесят процентов. По сути, за три года он вытянул из семейства Джерачи четыреста тысяч евро. Здесь вот некоторая информация о платежах и справка из больницы, где Джерачи оказался, после того как головорезы Шарля Дюбуа сломали ему руку. Так они убедили его, что лучше – платить. Теперь, когда вы знаете, что эти двое повязаны, я сказал бы, что Шарль Дюбуа будет рад прибавить к своей части выкупа долю Джерачи, лишь бы только на него не донесли.