Захожу в «инсту» и смотрю на фото Брук из медового месяца, роспись ногтей в салоне, в который я никогда не ходила; на коктейль в руке Иэна.
Ой, была не была. Ставлю Иэну «лайк».
Тут же приходит сообщение:
Не спишь?
Ага. Телевизор смотрю, скучно до слез.
Отель «Уайт-Сити». 9 этаж. Встретимся у бара?
Заманчиво. Более чем заманчиво. Как раз не помешает выпить и немного отвлечься. И Адам дома. Может присмотреть за Диланом.
ОК, – отвечаю я. – Почему бы и нет?
Прокрадываюсь в комнату Дилана – в последний раз проверить, как он там. Сын тихо и безмятежно посапывает под пуховым одеялом с космонавтами. Я быстренько провожу помадой по губам, а потом сразу стираю. Пусть Иэн не думает, что я лезла из кожи вон.
Иэн склонился над мраморной стойкой и увлеченно беседует с барменом. Не самая удобная поза, но он как-то умудряется выглядеть естественно и непринужденно.
– Фло-оренс, – тянет Иэн. – Пришла извиниться, полагаю?
Вдыхаю густой аромат его одеколона. Очень приятный запах. Иэн отодвигает для меня барный стул.
– За что извиниться? – я устраиваюсь на мягком бархате.
– Эту сволочь арестовали. Не чувствуешь себя виноватой? Ну, за то, что подозревала меня?
Бородатый бармен с колечком в брови смешивает напитки. На костяшках правой руки у него татуировка в виде игральных костей, которые перекатываются, когда он взбалтывает коктейль.
Иэн кивает бармену.
– Что сегодня пьем, Рикки?
Рикки оценивающе меня оглядывает.
– Типаж «негрони».
– О, отличная идея, – с улыбкой отвечает Иэн. – «Свежий, но с характером». Да, соглашусь.
– Чего? – недоумеваю я.
– У Рикки есть дар. Он умеет подобрать напиток под образ и характер. «Негрони», между прочим, классика. Последняя девушка, которую я привел… – Иэн морщится и понижает голос до заговорщического шепота, – оказалась «мохито». Печально.
– Значит, это вроде гороскопа?
– Скорее, теста на тип личности.
– Ладно. Тогда «негрони».
Рикки улыбается и ставит перед нами два высоких хрустальных бокала. Иэн как бы невзначай кладет руку мне на бедро.
– Рад тебя видеть.
У меня кровь закипает.
– М-м-м, я тебя тоже.
Рикки наполняет наши бокалы кроваво-красной жидкостью и украшает каждый долькой апельсина. Иэн поднимает бокал.
– За что пьем?
– За Алфи? – машинально отвечаю я.
Лицо Иэна вытягивается, и он убирает руку с моего бедра. Чары рассеяны.
– За Алфи, – серьезно провозглашает он, и мы чокаемся бокалами.
– Я видела Клео прошлым вечером. На ночном автобусе.
– Клео, будущую бывшую моего отца? На автобусе? – он ухмыляется. – О, пали могучие!
– Да, вид у нее был не очень. Она… не в себе. Печально, честно говоря.
– Погляди-ка! Адвокат дьявола, – Иэн щелкает языком и сворачивает бумажную салфетку. – А тебе-то что?
– Ничего. Просто… мать потеряла ребенка. И мужа, – голос мой против воли становится выше, отчаяннее, пронзительнее. – Она совсем одна, бродит по городу в пижаме и показывает рисунки своего пропавшего сына. Ей надо помочь, тебе не кажется?
Иэн ставит бокал.
– Слушай. Ты молодец, что хочешь помочь, но я всего лишь «незаконнорожденный» сын. Клео первая бы тебе сказала: я не член их семьи. И уж точно не наследник богатства Рисби. Она бы не хотела, чтобы я вмешивался. А к разводу уже давно дело шло. Задолго до того, как Алфи… ну, сама понимаешь. Все мосты сожжены.
«Наследник». Ну и медленно до меня доходило!
– Стой. Ты об этом говорил в письме? Ну, о котором рассказывал в клубе? Которое послал по совету адвоката? Ты попросил отца указать тебя в завещании? Раз уж он все равно разводился и кое-что переписывал.
Иэн морщит нос.
– Правда рассказывал? Не припомню.
Он ерзает на стуле и складывает бумажную салфетку в целый самолетик.
– Но вообще, да. Поверенный тети Хелен сказал: надо сначала вежливо попросить, дальше посмотрим. Клео, конечно, не согласилась. Очевидно, хотела передать своему драгоценному Алфи все сорок восемь миллионов.
Тетя Хелен. Имя вонзается мне в ухо, как коготь. Дженни права, мисс Шульц что-то скрывала. Надо было давным-давно ее расспросить.
– Хелен – то есть Хелен Шульц? Она твоя тетя?
Рикки ставит перед нами тарелку с оливками. Все они крупные, как инжир. Иэн отправляет штучку в рот.
– Ага. Больше чем тетя. В сущности, после смерти мамы она меня вырастила.
Сердце бешено колотится. Комната плывет перед глазами.
– Подожди. Если Алфи нет и Ролло разведется с Клео… остаешься только ты. Единственный наследник.
Иэн недоверчиво на меня смотрит и трясет головой.
– Вау! Серьезно? Думаешь…
Твою мать!
– Нет, я не…
– Ты в курсе, что подозреваемого арестовали? – Иэн встает и засовывает руки в карманы. – А я-то думал… ты… Был другого о тебе мнения. Ошибся, – он печально качает головой и кивает Рикки. – На мой счет, ладно?
Лицо у меня горит со стыда.
– Иэн, стой…
Хочу окликнуть его, попросить вернуться, но не могу подобрать слов. Гляжу, как он уходит, и в груди будто проворачивают нож. Почему я такая дура? Я всего лишь пыталась помочь Клео. О которой, по непонятной причине, постоянно думаю. А вместо этого походя обвинила Иэна в страшном преступлении.
В ушах звенит очередное поучение сестры: «Не всякую мысль стоит высказывать вслух».
Бармен Рикки появляется со свежим коктейлем (я не просила) и ставит передо мной на поднос.
– Убежал, – заключает он, глядя в сторону лифта.
– Да, – печально вздыхаю я. – Мое обаяние, ничего не поделать.
Рикки призывно поднимает бровь.
– Знаешь, моя смена заканчивается через полчаса. Если одиноко…
Хм. Может, станет лучше, хотя бы на минуту? Рикки выжидающе на меня смотрит, и тут начинает звонить телефон. Номер с кодом двести тринадцать. Сердце пускается в пляс. Эллиот!
– Здесь по телефону говорить запрещено, – извиняющимся тоном предупреждает Рикки. – Внизу есть телефонная будка.
– Ничего.
Собираюсь домой. Перезвоню, как доеду. Так даже лучше. Пусть думает, что я человек занятой. Нельзя показывать, до чего не терпится.
Звонок прекращается. 1 голосовое сообщение.
Бросаю последний взгляд на Рикки.
– Спасибо, мне пора. Утром на работу.
33
Шепердс-Буш
Среда, 23:13
Проверяю, как там Дилан, наливаю себе воды и сажусь с телефоном на диван. Надо послушать голосовое Эллиота и перезвонить, но голова раскалывается от «негрони», разочарования Иэна и необходимости следить за всем сразу. Опускаюсь на подушку и стараюсь думать об альбомах, чартах и возвращении. Своем возвращении.
Голосовое Эллиота длинное, две с половиной минуты. Тон у него такой бодрый и беззаботный – поначалу думаю, что неправильно поняла. Как только голосовое заканчивается, я проигрываю запись заново, на всякий случай. Просто чтобы убедиться. Нет, все верно. Горю от жгучего стыда. Естественно, он тебе не предлагает вернуться к музыке, идиотка! Швыряю телефон через всю комнату и ползу в спальню, слишком уставшая для слез. Хочу уснуть и ни о чем не думать.
Вскоре просыпаюсь от звука шагов, негромких и осторожных. Будто кто-то старается не шуметь. Резко сажусь в постели с колотящимся сердцем.
Кто-то ворвался в дом!
Срываю маску для сна и бегу по темному коридору к комнате Дилана. Его кровать пуста. К горлу подступает тошнота, голова идет кругом.
– Дилан! Дилан!
Тишина.
Мчусь на кухню. Пусто. Дверца холодильника открыта. По привычке тянусь ее закрыть, а когда оборачиваюсь, вижу за спиной Дилана, уже одетого в пальто и кроссовки.
– Дилан! Господи, напугал. Думала, кто-то…
– Успокойся, мам. Я попить пришел.
Бросаю взгляд на часы.
– В два ночи?
Он пожимает плечами.