Я не переставая ем. По утрам в кофейне я съедаю бейгл, сдобренный крем-чизом, а потом на обед – сэндвич с чипсами. Я ужинаю с родителями и вовсю наслаждаюсь тяжелыми среднезападными запеканками, которые так уважает моя мама. Я всегда прошу добавки, потому что это приятно нам обеим. Когда я надеваю что-то из одежды и она оказывается мала, мне все равно. Я смотрю на себя в зеркало, и все, что мне приходит в голову, это – «О».

Я хожу на свидания с мужчинами из приложений для знакомств. У меня нет свежих фото, так что я выкладываю старые, где мне лет двадцать, и они всегда разочаровываются, увидев меня. Мне наплевать, потому что я тоже при виде их разочаровываюсь. Я прикидываю, что при самом неудачном раскладе они попытаются меня убить, а такое со мной уже было, и я выжила.

Эти мужчины не такие красивые, как Уильям. Они меня не завораживают. Это обычные люди с обычными работами и обычными братьями. С одним из них я сплю, и секс в целом нормальный, средний. Просто два рыхлых человека за тридцать трахаются. Никто не умирает.

Я читаю много книг. Детективы, в которых кого-нибудь убивают, и подозреваемым всегда оказывается муж. Книги стали наскучивать, потому что я довела свои способности литературного сыщика до совершенства и всегда до конца романа отгадываю, кто убийца. Но я продолжаю читать в надежде, что какой-то книге удастся меня по-настоящему захватить.

Но под слоем этой мутной воды, под монотонностью моих дней живет ожидание, что Бентли найдет меня и убьет.

Я вижу Бентли повсюду. Я краем глаза улавливаю его образ во время прогулки с родительской собакой или в соседнем ряду в продуктовом магазине и в каждом высоком белом мужчине, который заходит в кофейню в мою смену. Это, конечно, никогда не он. Пока нет. Оказывается, если ищешь серийного убийцу, он оказывается повсюду. Но я вовсе не из тех параноидальных женщин, которые везде видят опасность. Бентли попытался убить меня однажды, и он сделает это снова. Он не из тех людей, кто может отказаться от своей мечты.

Когда мы прощались в последний раз, Уильям заверил меня, что Бентли не будет пытаться меня найти.

– Он слишком боится полиции, – сказал он. – Даже если он окажется в одном с тобой штате, я без промедления позвоню в полицию.

Я знаю, что Уильям ошибается. Бентли рано или поздно придет ко мне, но не за тем, о чем думает Уильям.

Я подумывала обратиться в полицию и сообщить им все, что знаю, но в качестве доказательства у меня есть только мои слова, а они мало чего стоят. К тому же меня немного будоражит мысль, что Бентли все еще расхаживает где-то на свободе и выжидает, когда мы сможем встретиться снова. Это прибавляет пружинистости моей походке, когда я иду от машины к продуктовому или когда пробираюсь из ванны в свою комнату ночью. Хоть я и знаю, что он не прячется у меня под кроватью, от одного упоминания его имени у меня пробегают мурашки по спине. О тех моментах, когда я была связана и мы были вместе, я думаю чаще, чем следовало бы. В убийстве нет ничего сексуального, но это не мешает ему оставаться фантазией.

Макс Юлипский и Риз заходят в кофейню в конце марта, через шесть месяцев после моего возвращения. Сначала они меня не замечают, и я наблюдаю, как они изучают выпечку на витрине и в итоге останавливаются на хрустящих яблочных оладьях, которые решают взять на двоих.

Они ведут себя как двое влюбленных и постоянно прикасаются друг к другу. Мы с Максом никогда ничего такого не делали, когда спали вместе. Считалось большим везением, если кто-нибудь из его соседей оставлял кофе в древнем кофейнике на кухне.

– Ханна, – говорит Макс, увидев меня. Его глаза округляются.

Из инстаграма мне известно, что Макс устроился на нормальную работу и теперь ходит застегнутый на все пуговицы и каждый день отвечает на имейлы. Группа пока поставлена на паузу. Судя по постам, он абсолютно доволен этими переменами. И нигде не говорится, что он продался – только что пришло время.

– Привет, Макс, – широко улыбаюсь ему я.

Корни у медового блонда на моих волосах уже давно отросли, и я не потрудилась снова покрасить волосы. Они выглядят неопрятно, но возвращение к себе после короткого, но увлекательного путешествия – это всегда болезненный процесс.

– Что я могу вам предложить?

Макс заказывает черный кофе, а Риз – безалкогольный коктейль со льдом. Макс раньше осуждал девушек, которые заказывают сладкие напитки, украшенные карамелью.

«Мне нравятся девушки, способные выдержать нотку горечи», – говорил он, вдохновляя меня на жалкие попытки превратиться в одну из тех, кто любит черный кофе.

Думаю, люди готовы откинуть все свои предрассудки ради любимого человека.

Я приношу Максу кофе, а Риз – ее напиток. Макс задерживается у стойки, пока Риз занимает место за столиком у окна.

– Как у тебя дела, Ханна? – спрашивает он.

– Просто отлично! – говорю я. – В прошлом году ездила в Джорджию на несколько месяцев. Это было потрясающе.

– Здорово, здорово. А сейчас чем занимаешься?

– Ну, сам понимаешь – эта работа временная. Пока не подвернется ничего получше. Я сейчас откликаюсь на самые разные вакансии.

– Понятно, – говорит Макс и снова смотрит на меня, прежде чем пойти присоединиться к Риз. Я замечаю, как он несколько раз оглядывается, но я игнорирую его. Это придает мне сил.

Я знаю, на что он пялится. Это стало невозможно скрывать, хотя я с самого начала и не пыталась. Я ношу это как отличительный знак, как символ чудом миновавшей меня смерти и жгучей страсти серийного убийцы.

Я кладу руку на свой раздувшийся живот, на свое беременное чрево. Ребенок пинается в ответ на мое прикосновение. Я не знаю, кто отец, но это и не имеет особого значения, ведь генофонд один. Ребенок сам расскажет, кто он, когда родится на свет. И я буду знать, кого винить, если снова начнут копиться трупы.

© А. И. Шейкина, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательство АЗБУКА», 2025

Издательство Азбука®

Тук-тук-тук!

Прошу прощения. Я привык трижды стучать по голове, когда на ум приходит нехорошая мысль или навязчивая идея. Сейчас я подумал о том, насколько хуже все складывалось бы, будь отец еще жив.

Хелен, можешь убрать этот фрагмент из записи. Хотя оставь. Пожалуй, он добавит достоверности моему рассказу.

Полагаю, стоит объяснить, что я наговариваю все это на диктофон, а милая Хелен потом напечатает мой роман для читателей. Она в некоторой степени отвечает за художественную часть: поправит текст, если я собьюсь с мысли и запутаюсь в словах. Однако я попросил ее по возможности сохранить все, мною сказанное, чтобы не упустить из виду ничего важного. Перед вами отчет об убийстве, произошедшем в отеле «Кавенгрин», – давайте сразу это обозначим.

Тук-тук-тук!

Вспомнил, как обнаружил труп.

Примечание для Хелен: перед публикацией уточни, пожалуйста, по-прежнему ли я хочу, чтобы постукивания оставались в тексте. Я знаю, мы уже обсуждали, что мое ОКР[291] играет в истории важную роль, но давай поговорим об этом еще раз, когда будешь работать над текстом.

Вы, наверное, удивляетесь, почему я сам не пишу свою книгу и зачем мне помощь Хелен. Видите ли, мне семьдесят три года. И, опережая ваше замечание, скажу, что я тоже знаком со многими за семьдесят, кто умеет пользоваться компьютерами, просто я не из их числа. Предпочитаю писать по старинке – ручкой по бумаге. Но когда Хелен и я впервые обсуждали идею с книгой, стоило ей взглянуть на мой почерк, как она тут же предложила воспользоваться диктофоном. Очевидно, йоркширский акцент расшифровать проще, чем мои каракули. Впрочем, я не обиделся. Мне редко приходится писать: разве что порой черкну пару линий на карте или кружок нарисую, чтобы отметить для постояльцев местные пабы и обозначить пешеходные маршруты. Или составлю список, чтобы не забыть купить молока и тому подобное.