Ты всегда была для нас загадкой. Много лет мы ничего о тебе не слышали, пока ты издавала книги в Лондоне. Надо бы заполнить пару пробелов, Хелен; если, конечно, это твое настоящее имя.

Она понимает, что я шучу. Даже расслышал, как она тихонько рассмеялась, поднося ко рту ванильную тарталетку.

Алек хотел, чтобы я рассказал ему о запоминающемся случае из жизни, поэтому я вспомнил, как однажды менял шину мистеру Томасу. Алек улыбнулся и начал печатать, пока я говорил. Потом он спросил у меня об отношениях с родителями, из-за чего я трижды стукнул себя по голове. Он заметил и поинтересовался, что это значит. Я заколебался, но в итоге все ему выложил, и про отца, и про побои. Я сделал это не задумываясь, так откровенно, как обычно не разговариваю. Во всяком случае, не разговаривал до написания этой книги. Я объяснил ему, что началось все не с постукивания. Cперва я стал заикаться. Теперь это прошло. Хотя, когда я сильно волнуюсь, заикание порой возвращается. Отца оно выводило из себя. Подозреваю, в глубине души он понимал, что это его рук дело. Он больше не заставлял меня просить прощения, ведь мне требовалось немало времени, чтобы произнести звук «п» в слове «прости». Но кулаками махать не прекратил. Всегда наносил три сильных удара по пояснице.

Поняв, что чересчур разболтался, я решил, что пришло время откланяться. Алек поспешно встал из-за стола. Он пошатнулся, подался вперед и схватил меня, умоляя задержаться на пять минуточек и рассказать что-нибудь еще. К сожалению, он потянул слишком сильно, и мой костюм разорвался по плечевому шву. Алек извинился, но не слишком усердно. Он понял, что придется меня отпустить, и я выскользнул за дверь, заверив, что ничего страшного не произошло. Интересно наблюдать, как взаимодействуют гости с консьержем. Никто за пределами отеля и не подумал бы, что выйдет сухим из воды, если порвет на другом человеке костюм. Такое возможно только во время ожесточенной драки. Но поскольку я был консьержем, а Алек постояльцем, который платит, все словно оказалось в порядке вещей.

Обычно я предпочитал хотя бы раз в день справляться о том, как дела у постояльцев, даже если приходилось караулить их по дороге с прогулки или ловить по пути на ужин. После встречи с Алеком я был не в настроении вести светскую беседу, но мне хотелось увидеть Бруно перед концом смены. Я знал, что у него заказан столик в «Лавандовых тарелках» на семь часов вечера, поэтому около четверти восьмого, как раз перед тем, как направиться домой, я заглянул в ресторан, чтобы перемолвиться с ним словечком. По пути я положил свой порванный, но аккуратно сложенный пиджак на стол Фионы. Она превосходно шьет; заверила меня, что к утру он будет выглядеть как новенький.

Бруно сидел, уставившись в телефон; на столе перед ним стояла открытая бутылка изысканного итальянского вина. Я не хотел его напугать, но именно так и вышло, когда я кашлянул, чтобы он заметил мое присутствие. Беседа получилась неловкой и завершилась весьма быстро. У меня сложилось впечатление, что я отвлек его от какого-то важного дела, которым он занимался по мобильному, поэтому я был краток. Я выразил надежду, что у него выдался приятный денек, и попросил сообщить ночному персоналу, если ему что-нибудь понадобится. Я сказал, что вернусь в шесть утра, и ушел. Он даже не обратил внимания, что я ушел, но я никогда не принимал такое близко к сердцу.

Вернувшись к стойке консьержа, я взял ключи от машины и пожелал спокойной ночи Фионе, которая тоже собиралась уходить. Не успела она исчезнуть за дверью, как в вестибюле появился Бруно. Он попросил прощения за грубость, хотя в этом не было необходимости, поскольку я уже и думать забыл о нашем диалоге. Если вы работаете в гостиничном бизнесе, чем раньше вы поймете, что от гостя не стоит ждать извинений за резкое поведение, тем лучше. Бруно заявился весьма не вовремя, так как я торопился домой. Я заверил его, что это не проблема и беспокоиться не о чем, но он выглядел встревоженным и, беспорядочно размахивая руками в воздухе, принялся объяснять, что в последнее время испытывает жесточайший стресс, и выразил сожаление, что выместил это на мне.

Как раз в этот момент, пока Бруно бешено жестикулировал, через холл проплыли близняшки. Обе взглянули на меня, подняв брови, как бы спрашивая: «Опять из-за вас неприятности?» Руби вытянула лицо, чтобы сдержать ухмылку, а Оксана что-то прошептала на ухо сестре. Эти девушки хуже горькой редьки; просто обожают доставлять неприятности окружающим. Конечно, к тому времени, как я прояснил ситуацию, они уже ушли. Если бы они посмотрели на нас чуть дольше, то увидели бы, что мы пожали друг другу руки и пожелали приятного вечера.

Ну вот и все. Таким получился день до убийства. Да, заметьте, были некоторые шероховатости, но в «Кавенгрине» такое время от времени случалось. Во всяком случае, не произошло ровным счетом ничего, что заставило бы меня заподозрить, с чем мы столкнемся на следующий день. Но прежде чем продолжить, мне кажется, сейчас самое подходящее время посоветоваться с Хелен, чтобы убедиться, что я обозначил всю информацию, необходимую для написания книги. Видите ли, у нас есть свой списочек. Пожалуй, на этом все.

Вчера вечером Хелен осталась на чашечку чая. Я разогрел упаковку курицы тикка масала[293], и мы, среди прочего, поболтали о книге. Она рассказала мне о работе в лондонском издательстве. «Самая захватывающая пора в моей жизни» – вот как Хелен описала этот период. И судя по ее словам, все там действительно выглядело шикарно. Роскошные ужины с новыми авторами, вечеринки по случаю презентации книг и встречи со множеством интересных людей. Думаю, она скучает по этому миру. Я даже уболтал ее поговорить об отношениях. Хелен навещала нас с Джози пару раз, но никогда не упоминала о своем мужчине; видимо, он не очень-то хотел, чтобы о нем рассказывали. Она даже коллегам о нем не говорила, уж слишком часто они сходились и расходились. Решила, что проще молчать. Вполне справедливо, замечу я.

Мы с Хелен немного отличаемся. Она очень общительная, а я веду себя чуточку сдержаннее; но меня никак нельзя назвать застенчивым. Хочу сказать, что мне нравится бывать на людях – ведь на протяжении пятидесяти с лишним лет в этом и заключались мои обязанности, – но я также люблю уединение и быстро устаю в шумной или чересчур оживленной обстановке. Хелен, с другой стороны, жаждет общения. И ей есть что порассказать о своей жизни на юге. Уверен, она не станет сильно возражать, если скажу, что она болтушка. Для такого старика, как я, она отличная компания. Если бы не Хелен, мне не с кем было бы поговорить, кроме тех редких случаев, когда мы с Фионой ходим в паб.

Послушать меня, так покажется, будто я окружен женщинами. Конечно, я скучаю по обществу матери и сестры. Отец украл у нас так много счастливых моментов.

Тук-тук-тук!

Вот уже пару глав, как я не стучал по голове, правда? Теперь, когда мы подошли к самой неприятной части истории, боюсь, что придется стучать чаще. Надеюсь, вас это не слишком напрягает.

Вчера вечером у меня в гостях Хелен попросила разрешения воспользоваться моим компьютером. Да, у меня есть компьютер. Я приобрел его некоторое время назад в надежде, что научусь с ним управляться, но так и не получилось. Максимум, что мне удалось, – завести электронную почту – Фиона помогла, – и на этом все. Теперь он стоит на шкафу и собирает пыль. Хелен убьет меня, что я так говорю, но у нее разрядился телефон, а ей требовалось записаться в салон красоты, чтобы закрасить седину. По видимости, нынче к парикмахеру можно записаться и через интернет. Хелен с легкостью вошла в систему и сообщила, что, кроме так называемого спама, я получил электронное письмо. От американца Дэйва. Она переписала содержимое на листок бумаги, чтобы я вам его озвучил. Прочтите его, воображая техасский акцент. Вчера вечером Хелен пыталась изобразить техасский говор, но в итоге ее голос звучал так, словно она чуточку ирландка и капельку русская.