Десять лет спустя Эллиот предложил представить мою выходку в зале для совещаний горячим протестом феминистки. Об этом и записал голосовое. Времена изменились, сказал он. Люди недовольны тем, как прежде относились к женщинам-знаменитостям. Посмотреть хотя бы на Бритни Спирс. Икона нервных срывов, которую ныне многие считают жертвой коварной системы. Публика стремится искупить грехи.

Поэтому, настаивал Эллиот, пришло время для правдивых мемуаров.

Вот в этом и крылась его великая идея. Не турне в честь моего возвращения. Не новый альбом. Отстойная книга о всяком старье. Ей дорога только на полку «По скидке!».

Идея провальная. Я вовсе не икона феминизма. В зале для совещаний я просто сорвалась. Покажите мне женщину, которая не злится. Покажите мне женщину, которая, несмотря на наращенные ресницы, крашеные волосы и «пляжную волну», не кипит от гнева из-за очевидной несправедливости своей жизни, а я покажу вам человека, который невнимательно смотрел.

Бросаю последний взгляд на изуродованную стопку книг по слежке, сгребаю обрывки бумаги в охапку и несу в мусорное ведро на кухне. Затем беру мочалку и аккуратно счищаю жижу с лица и волос. Убрав бо`льшую часть, я забираюсь в постель, накрываюсь одеялом с головой и лежу, как в гробике.

Не двигаясь, прислушиваюсь к шелесту собственного дыхания.

Шепердс-Буш

Суббота, 09:00

Просыпаюсь засветло. Часы на комоде показывают девять. Ура, дожила до субботы! Вчера мне удалось выбраться из постели ровно настолько, чтобы отвезти Дилана в школу и обратно, а затем отправить к Уиллу. Дальнейшие тридцать шесть часов собираюсь провести в кровати. Небольшой перерыв. Когда Дилан вернется домой в воскресенье, я восстану, как Лазарь, соберусь с силами и вернусь к жизни, только не сегодня.

Тело ноет от долгого лежания. Встаю, плещу в лицо водой, проверяю телефон. Два пропущенных звонка и сообщение от Дженни (Уехала на выходные, давай поговорим, когда вернусь?), плюс сообщение от Адама (Поехал в Бристоль на кроссфит. Поболтаем как-нибудь?).

Эти твари притворяются, будто не укатили на романтический отдых. Как они смеют! К тому же Адам так и не починил мой душ.

Бросаю взгляд на часы. Еще десяти нет. Куча времени впереди. Пожалуй, надо поесть.

Шагаю на кухню и выкладываю еду на поднос: органические чипсы «Планета тортилья», немного веганского сыра, банка халапеньо. Вытаскиваю все на тарелку и ставлю в микроволновку на полминуты. Вздрагиваю от уведомления на телефоне. Может, Дженни прислала простыню текста о том, как она неправа и как жалеет? Но нет. Аллегра приглашает всех, кто хочет немного иппотерапии, присоединиться к ней и Вулфи в Норфолке на следующих выходных. Знаю, сейчас трудное время, – добавляет она. – Надеюсь, все держатся молодцом.

Сигналит микроволновка; я несу свой «начо-пир» обратно в постель и ем голыми руками, и халапеньо обжигает уголки рта.

Только доедаю, как раздается звонок в дверь. Я чуть не подпрыгиваю от неожиданности. Камера дверного звонка показывает лишь копну темных волос. Вдруг Дженни пришла извиниться лично? Молить меня о прощении.

Нажимаю кнопку на телефоне.

– Да? – спрашиваю я холодно, голосом первоклассной стервы.

Девушка поднимает голову, ищет чего-то глазами. Ей всего лет двадцать с небольшим; кожа восковая, волосы темные. В правой руке у нее полдюжины красных гелиевых шариков. Наверное, мошенница. Вроде людей, которые притворяются волонтерами из общества защиты животных, а сами натравливают на твой дом грабителей.

– С днем рождения! – пищит девушка и добавляет что-то на незнакомом языке. Русском? Польском?

– Ошиблись домом!

Придурочная.

– С днем рождения! – повторяет она. – Сюрприз!

– У меня не день рождения. Вы. Ошиблись. Домом, – медленно проговариваю я, держа руку на кнопке микрофона.

Чего она привязалась? У меня тут трагедия. Пусть валит отсюда.

Девушка недоуменно хмурится, но не уходит, снова нажимает на звонок. Динь-динь!

Ар-р-р!

– ОШИБЛИСЬ ДОМОМ! – кричу я в камеру, но вид у девушки по-прежнему растерянный. Со вздохом выползаю из кровати.

Вблизи девушка выглядит еще моложе. На ней серебристое пуховое пальто с искусственным мехом, а в руках дешевый чемодан на колесиках. Кажется, она удивлена моим появлением.

– Кто вы?

Английский безупречный, только легкий акцент.

– Кто я?! Это вы зачем звоните? Вы сама кто такая?

– Зофия. Можете звать меня Зо, – медленно произносит она. – Я пришла к сестре.

– Ошиблись адресом.

Зо достает из кармана куртки помятый красный конверт. Вроде праздничный, на Рождество.

– Сто восемьдесят четвертый дом?

Выхватываю конверт.

– Дайте посмотреть.

На другой стороне улицы колышутся занавески в доме мистера Фостера: старая жаба вылезает из норы, хочет поглядеть поближе. Я переворачиваю конверт.

– Кто вам прислал?

– Марта. Моя сестра. У нее день рождения. Я решила устроить сюрприз.

На ручке чемодана у нее багажная бирка.

– Прямо из аэропорта?

– Да, из Лутона. На трех автобусах ехала.

Ужас.

– Послушайте, Марта раньше жила в квартире сверху. С Адамом. У нас общая входная дверь, запутаться легко. Но Марта переехала. Сто лет назад.

Девушка хмурится.

– Не поняла?

– Марта здесь больше не живет, – помедленнее повторяю я. – Съехала.

Зо бледнеет.

– Что? Нет.

Дверь мистера Фостера приоткрывается. Не хочу опять говорить с этим чудиком, поэтому затаскиваю странную девушку в дом.

– Заходите, поговорим здесь.

Зо садится за кухонный стол, вцепившись в ручку чемодана, словно вся жизнь от него зависит. Девушка неловко ерзает, а взгляд ее блуждает по комнате.

– Слушайте, – с трудом сохраняю спокойствие я, – Марта, наверное, просто забыла дать новый адрес. Давайте поднимемся, спросим Адама… – я вспоминаю о его предательстве и отъезде на выходные.

Зо встает и меряет шагами кухню. Ее дешевые кроссовки скрипят по деревянному полу. Она поднимает полные слез глаза.

– Когда вы в последний раз видели Марту?

Пытаюсь вспомнить. Марта много лет жила в квартире наверху. Однако на таких, как она, редко обращаешь внимание. Красивая, но болезненно застенчивая. Из тех женщин, которые не столько ходят, сколько снуют с места на место. Когда они с Адамом расстались, я, в общем-то, ее забыла.

– Летом, наверное?

– В каком месяце? – волнуется Зо. – Пожалуйста, вспомните!

Закрываю глаза. Марта работала парикмахером. Иногда подстригала Дилана на заднем дворе. После того, как она ушла, мне пришлось водить его в «Суперстрижку» и платить тридцать фунтов за прическу, как у мормонского священника. Когда Марта в последний раз стригла Дилана? Было тепло, учебный год еще не начался.

– В конце августа?

– Три месяца назад? – в ужасе спрашивает Зо.

Она оглядывает мою квартиру, будто Марта прячется где-то в углу. Красные шарики вырвались на свободу и парят, как призраки. Вспоминаю о Душителе из Шепердс-Буш. Когда там начались убийства? Я в последнее время такая рассеянная, даже не запомнила.

– Может, она вернулась в Польшу и вам не позвонила? Уж я знаю, как ведут себя сестры.

Зофия качает головой.

– Нет. Ни в коем случае. Мы вчера переписывались. Марта все твердила, как сильно любит Лондон, свою работу, салон красоты. Как она счастлива. Она здесь так долго прожила, что хочет совсем перейти на английский, даже со мной, – добавляет Зо с беспокойным смешком.

– Подождите, Марта вам писала? – с облегчением спрашиваю я. – Ну, тогда с ней все нормально!

Да уж, паникерша! А я заволновалась, что на бывшую Адама напал Душитель.

– Сейчас середина дня, она наверняка на работе. Загляните в салон да устройте сюрприз. Он в Хампстеде. Довольно шикарный. Оказывается, там Бенедикт Камбербэтч стрижется. Можете поехать на надземке…