– Это неправда. – Я встаю, все еще прижимая к себе блокнот для стенографии, хотя перестала писать несколько минут назад. – Джен не ушла без меня.

Вероника склоняет голову ко мне, шрамы на ее лице дергаются, будто там еще есть глаза, которые пытаются прочитать эмоции на моем лице.

«Или они там все же есть?» – с ужасом думаю я. Глаза Вероники скрыты за шрамами?

– История еще не окончена, Агнес, – произносит она, уже не стараясь сделать вид, что не знает, кто я такая. Ну конечно, вдруг понимаю я, она знала – с тех самых пор, как я написала ей письмо и подписала своим именем – именем мертвого ребенка с кладбища. Вот почему она захотела, чтобы я приехала. Она знала, что я дочь Джен, и хотела рассказать историю со своей точки зрения, но это все ложь.

– Для меня закончена, – отвечаю я. – Джен уехала со мной и оставила вас. Поэтому вы так на нее злитесь? Поэтому изображаете ее бессердечной…

– Я никогда не называла ее бессердечной, – возражает Вероника. – И я на нее не злюсь…

– Ну, а она злится, – говорю я. – Она часто кричала, что ее историю у нее украли. Вы опубликовали книгу, которую она продиктовала вам, под своим именем, а когда она вернулась сюда, натравили на нее собак!

– Что? Я никогда… – Лицо Вероники смертельно побелело. – Когда?

– Не знаю, но помню это. Я думала, это сон – кошмар, но с тех пор, как я здесь, вспоминаю, как бежала по Тропе, а за нами гнались собаки. И я нашла ее записку в пасти Цербера, в которой она умоляла вас увидеться с ней…

У Вероники вырывается странный смешок, резкий, как будто механический.

– Увидеться? Я не могу никого увидеть, Агнес, из-за того, что она сделала – но все равно я бы с радостью приняла ее. Вот что я пытаюсь вам сказать.

– Вы пытались настроить меня против нее, против моей матери, сумасшедшей, – но это не сработает. Это все ваша вина. Но сейчас она здесь. Она вернулась, и когда я ее найду, мы расскажем миру, как все было на самом деле.

– Она здесь? – спрашивает Вероника, крутя головой, как будто может почувствовать присутствие в комнате.

Я вскакиваю, прижимая блокнот к груди.

– Да. Я видела ее у дома. Она боялась подойти ко мне из-за тех ужасных слов, которые я наговорила ей в прошлую встречу, но теперь я собираюсь найти ее, и когда найду, мы наконец узнаем правду.

Губы Вероники дрожат, она будто пытается что-то произнести, но я разворачиваюсь и ухожу – мне уже не интересно ничего из того, что она может сказать.

Поднимаюсь наверх, все еще сжимая блокнот. Беру свой рюкзак, в который еще вчера уложила одежду, туда же прячу и ноутбук, на случай, если больше не вернусь. После моего срыва меня, скорее всего, уволят. Питеру Симсу прикажут выгнать с территории, а если бы они все еще держали собак, то спустили бы и их на меня.

«Все в порядке», – говорю я себе, спускаясь по винтовой лестнице, возможно, в последний раз. Я готова уйти. Это не то продолжение, за которым я пришла, но на основе того, что рассказала мне Вероника, я с помощью мамы смогу написать ее версию истории. Кертис Сэдвик ее прочитает и захочет опубликовать. И именно моя книга спасет издательство «Гейтхаус». Возможно, только возможно, этот шанс – рассказать ее историю – спасет и мою мать тоже.

Летиция маячит у подножия лестницы, наверняка чтобы сообщить мне, что я уволена. Но вместо этого она спрашивает:

– Собираетесь в город на парад?

– Да, – отвечаю я, вспомнив вызов Кровавой Бесс. Перед отъездом вполне могу посмотреть, кто стоит за этим профилем в соцсетях. – Я слышала, зрелище великолепное.

– Их всех съедает любопытство, – фыркает она. – Они устраивают посмешище из семейной трагедии. У нас с Питером будет полно забот с этими подростками, которых придется выгонять с территории.

– Может, вам натравить на них пару сторожевых собак? – предлагаю я.

Летиция бледнеет.

– Мисс Кори, мы не хотим никому навредить. Просто пытаемся не дать им поджечь лес. Это слишком жестокое напоминание мисс Сент-Клэр о пожаре, который лишил ее зрения.

– Не сомневаюсь, вы обе многое хотите забыть из той ночи. – С удовлетворением наблюдаю, как вспыхивают румянцем ее щеки, точно угли под кожей, и поворачиваюсь, чтобы уйти.

– Постарайтесь не заходить сегодня в лес, – говорит она мне в спину. – Мы с Питером будем вооружены, не хотели бы случайно подстрелить вас.

Всего одиннадцать часов, а в деревне уже яблоку негде упасть из-за парада. В лотках на улице торговцы продают сидр и горячий шоколад, карамельные яблоки, усыпанные сладким попкорном, и капкейки из «красного бархата» под названием «Кровавая Бесс».

По улицам бегают дети, кто-то в диснеевских костюмах из магазина, кто-то в сшитых вручную нарядах фей и животных, – они собирают конфеты у измученных продавцов. В воздухе витает едва сдерживаемая энергия, подпитанная сахаром, и даже у меня от этого ощущения сводит зубы.

Немногие из приемных семей, в которых я жила, одобряли выпрашивание конфет на Хэллоуин. А в годы, что я жила с мамой…

Я так резко останавливаюсь на тротуаре, что в меня врезается ребенок в костюме Человека-паука. Помню, как стояла на деревенской улице, очень похожей на эту, и плакала, потому что все дети были в костюмах, кроме меня. Моя мать опустилась на колени, посмотрела мне в глаза и сказала: «Будь осторожна с костюмами, которые выбираешь, Агнес. Некоторые очень сложно снять».

Странные слова для ребенка, но это сработало.

Я перестала плакать, испугавшись выражения глаз матери. Думаю, тогда я и поняла, что она заперта в ловушке под маской. Теперь я понимаю, это потому, что она была вынуждена бежать, ее подруга ее предала.

Парад начинается только в пять, так что я иду в библиотеку, проверить почту и напечатать последнюю главу.

В библиотеке тоже все места заняты: там рассказывают истории, проводят мастер-классы по изготовлению масок. Я нахожу местечко между стеллажами, где можно спокойно сесть на пол и проверить сообщения. И сразу вижу уведомление в телефоне от Кровавой Бесс. Но когда открываю свой профиль, на фотографии не она. Там размытая фигура, которая стоит среди надгробий на детском кладбище. «Все призраки восстанут из мертвых в канун Дня всех святых» – гласит подпись. Изображение слишком нечеткое, ничего не разглядеть. Увеличиваю фотографию, чтобы рассмотреть получше, и когда я вижу лицо, рука начинает дрожать.

Это я.

Я стою над могилой Агнес Кори, как будто только что восстала из нее, безо всякого выражения на лице, точно зомби.

Меня пробирает холод, все тело немеет, и оно уже мне не принадлежит. Как будто я умерла и теперь парю над собственным телом. А затем падаю обратно. В ярости. Кто-то следил за мной, когда я пошла во сне на кладбище и сделал фотографию. Но кто? Хэдли? Но как она могла пробраться на территорию? Тогда Летиция? Несмотря на все ее правила и запреты интернета, могла она публиковать посты от лица Кровавой Бесс? Худшего нарушения личных границ и не придумаешь – заснять меня, когда я явно не в сознании – но она не просто сфотографировала меня, они с Вероникой забрали мое прошлое. Теперь я понимаю, как себя чувствовала моя мать. Но я не могу позволить этому свести меня с ума так же, как они свели с ума мою мать. Мне придется разоблачить Веронику с Летицией и потребовать вернуть нашу историю.

Закрываю картинку и открываю почту. Там одно сообщение от Аттикуса, ответ на мой вчерашний вопрос.

«Агнес, я понятия не имею, кто это пишет, и Хэдли тоже. Честно говоря, мы оба беспокоимся о тебе».

Закрываю письмо, даже не дочитав, открываю последнее сообщение от Кертиса и пишу ему.

«У меня есть новая глава для вас, думаю, она покажется вам интересной. Вы заметите, что в ней говорится о видеокассете. Я не знаю, что было на пленке, но сегодня я встречаюсь кое с кем, кто может знать больше. И тогда, думаю, все недостающие кусочки головоломки встанут на свои места: эта книга поразит всех».