«Дилан!» – закричала я.

Тишина.

«А чего ждать от мамаши-хабалки, которая хочет вернуть ношеное платье?» – говорил взгляд кассира. Я позабыла о платье и носилась по магазину, обращалась к другим покупателям:

«Вы не видели мальчика примерно такого роста, в синей рубашке?»

С колотящимся сердцем успела расспросить человека четыре, и тут Дилан выскочил из-за вешалок.

«Бу!»

Меня чуть не вырвало прямо на пол. На смену облегчению пришла злость: «С ума сошел?! Я уж думала, ты потерялся!»

Он ударился в слезы. В автобусе мы оба украдкой всхлипывали.

Эскалатор в «Селфриджес» резко останавливается, и меня выдергивает из воспоминаний в реальность. Петляю между парфюмерных островков, уворачиваясь от брызг, пока не добираюсь до таблички «Выход на Оксфорд-стрит».

Добегаю до тротуара, жадно хватая ртом прохладный воздух. Бестолковые туристы ходят стадами, как мычащий скот, фотографируют дурацкие рождественские украшения, витрины магазинов и собственные придурковатые лица.

– С дороги! – рявкаю я, протискиваясь через толпу к черному такси. – Холланд-парк! Побыстрее! – это уже водителю.

Проверяю телефон. Сообщений нет. «Господи, прошу, пусть будет как тогда, в торговом центре. Пусть с ним все будет хорошо», – беззвучно молюсь я.

Нервы натянуты, как кожа на барабане, на котором отбивают один такт:

Только не Дилан. Только не Дилан. Только не Дилан.

Холланд-парк

Пятница, 15:01

До школьных ворот остается два блока, и тут мои уши пронзает первый крик.

Вопли и стоны со всех сторон одновременно. Кучка нянь сгрудилась поодаль, они плачут и перешептываются. А перед ними, ближе к воротам, другая группа, и все в ней пылают праведным гневом. Матери.

Голова гудит, как самолет, набирающий высоту.

Дилан.

Привычный порядок нарушен. Директриса, Никола Айви, стоит у главных ворот и крепко сжимает записную книжку, будто спасательный плот, а на лице у нее затравленное выражение. Ей около сорока пяти, она крашеная (явно дома) шатенка с зубами типичной курильщицы. Ее присутствие у школьных ворот – зловещий знак: мисс Айви обычно отдает повседневные заботы о школе мисс Шульц, а своим посещением удостаивает только благотворительные вечера. Значит, случилось что-то серьезное.

– Прошу родителей и опекунов… – начинает мисс Айви, без особой надежды обводя рукой растущую толпу.

А возмущенные матери забрасывают ее вопросами, как ручными гранатами.

– Где наши сыновья?! – вопит Аллегра Армстронг-Джонсон, пытаясь удержать рвущуюся с поводка собаку.

Хоуп Грубер размахивает песочного цвета сумкой от «Боттега Венета», как оружием.

– Говорите, что случилось!

– Школа закрыта, – слабо отзывается мисс Айви и бросает отчаянный взгляд на заместительницу, Хелен Шульц, а та рыдает в платочек, даже не скрывая, что от нее никакой пользы.

Клео Рисби выходит вперед.

– Немедленно объясните, что случилось!

Мисс Айви встревоженно смотрит на собрание матерей. Руки у нее дрожат. Ничего хорошего не жди.

– Ученик пятого класса, он… Как бы сказать… Похоже, он… – Она умолкает, глядя на Клео. – Полиция прибудет с минуты на минуту. Давайте лучше подождем.

Толпа возмущенно гудит. Мисс Айви сдается, вновь шевелит губами, но поздно. Я оглохла от ужаса, и в голове бьется лишь одна отчаянная молитва: «Только не Дилан. Только не Дилан. Только не Дилан».

Пробираюсь к мисс Айви сквозь толпу. Она что-то слабо возражает, когда я толкаю ее плечом, чтобы пройти к воротам. У синей двери, наверху лестницы, ссутулившись, стоит мисс Шульц – трудно себе представить более неподходящего охранника. Ее бежевая гетра сползла до лодыжки, обнажая паутину варикозных вен.

– Пустите, – велю я, но мисс Шульц не слышит за звуками собственных рыданий. Вдалеке воет сирена. – Пустите! – кричу я громче, и она уходит с дороги. К моему удивлению, синяя дверь без особых усилий открывается с тихим щелчком. Голос мисс Шульц затихает вдали:

– …поиск пропавшего… весьма необычно… сотрудничество с органами власти…

Захожу в тускло освещенный коридор, пахнущий грязными носками и свежим мелом.

– Дилан? – кричу я в темноту, потому что никаких дверей не видно.

Когда глаза привыкают к темноте, передо мной оказывается целая толпа мальчиков, да все не те, Дилана среди них нет. Они вертятся и шушукаются у стены коридора.

Учитель биологии мистер Демпси мчится ко мне, размахивая руками.

– Как вы… Школа закрыта! – заявляет он, поправляя на носу очки с толстыми стеклами. – Вам сюда нельзя.

Прохожу мимо и спешу по лестнице к кабинетам.

– Дилан! – кричу я в пустоту.

Не вижу, что там сбоку от меня, и не слышу мистера Демпси, хотя он где-то за спиной. Душа словно покинула тело. Если с Диланом беда, какая угодно, нет смысла жить на земле. Спрыгну с крыши, и все.

Заглядываю в туалет.

– Дилан! Ты здесь?

Не верю в магическую дребедень, но клянусь: Дилан тут; я чую саму душу сына прежде, чем зрительный нерв успевает уловить его присутствие и передать в мозг связный сигнал. Я как в микроскоп вижу бледную кожу, пронзительно-зеленые глаза, россыпь веснушек на носу.

Мой единственный сын жив-здоров и невредим, сидит, прислонившись спиной к батарее.

– Привет, мам, – говорит он как ни в чем не бывало.

У меня впервые после примерочной в «Селфриджес» как груз с плеч падает. Я прижимаю Дилана к себе изо всех сил. Хочется сложить его, как бумажного лебедя, и спрятать в животе, где ему ничто не грозит.

Дилан поднимает голову. Лицо грязное, над бровью свежая царапина.

– Его нашли?

– Кого? – брякаю я. Облегчение столь сильное, что все остальное забылось. Хотя, конечно, пропал чей-то ребенок, и если его мать так же бросится к синей двери, ее поиски завершатся весьма печально.

– Алфи, – отвечает Дилан, не глядя мне в глаза.

Тревожный звоночек. Алфи? Алфи Рисби?

– Вот же черт!

Слышен топот со стороны лестницы, мистер Демпси громко возмущается насчет матери, которая «ворвалась без разрешения». Протягиваю Дилану руку и помогаю встать.

– Идем.

Тут в туалет врывается красный как рак мистер Демпси.

– Ага! – торжествует он. По его широкому мясистому лицу стекает пот. Он встает посреди прохода.

– Пустите, – холодно велю я.

– Вы с ума сошли? Полиция допрашивает всех, кто…

– С дороги, – я наклоняюсь и шепчу ему в ухо: – Или закричу.

Мистер Демпси удивленно вскидывает голову.

– Что? Вы мне угрожаете? Вы… Вам не давали разрешения забирать сына, – запинается он, однако пропускает нас.

Жестом прошу Дилана передать мне рюкзак и закидываю его себе на плечо.

– Идем! – велю я и сбегаю вниз по лестнице, держа Дилана за руку и стараясь не запнуться о вытянутые ноги его одноклассников в серых брюках.

– Я сообщу в полицию! – кричит нам вслед мистер Демпси.

Толкаю тяжелую дверь с надписью «Служебное помещение» в конце коридора. Мы на школьной кухне; всюду блестящие металлические поверхности и пластиковые подносы.

– Здесь же есть служебный вход, правильно? Через который продукты загружают? – сердце по-прежнему бешено стучит. Интересно, Дилан видит, как мне страшно?

– А я откуда знаю? – он пожимает плечами. – Я сюда раньше не заходил.

Мой взгляд мечется по посудомоечным машинам, ведеркам с моющим средством, огромным бутылям с кетчупом и горчицей, держателям для салфеток. А вот и мигающий зеленый знак «ВЫХОД». Слава богу!

Опять хватаю Дилана за руку.

– Идем.

На улице только начинает темнеть. Мы вышли к зоне разгрузки рядом с парковкой для персонала и теперь стоим молча. У меня на спине до сих пор рюкзак Дилана, я сжимаю его потную ладошку. Отпускать страшно, да он и не возражает. С другого конца школы доносится вой сирен и крики. Кто-то говорит в рупор.