Ушам не поверил, когда прослушал разговор: я согласился отправиться в сарай! Не помню этого. Наверное, просто оцепенел от страха. Не в моем характере сопротивляться властям, никогда такого не было. Видимо, вот почему я допустил, чтобы со мной обошлись настолько неуважительно, как сам сейчас услышал. Мне жаль человека, который сказал «разумеется» в конце записи. Ему страшно. Как уже говорил, теперь я сильнее. Следовало ответить «нет». Следовало постоять за себя, как Фред, когда пытался защитить меня. Но я был раздавлен.

Возможно, вы удивились, почему я не рассказал детективу Раджу правду о том, что Алек прикладывался к бутылке. Что ж, я не думал, что Алек убил Бруно, поэтому не видел причин подливать масла в огонь, объясняя, сколько конкретно Алек выпил в тот вечер. Если Алек выпил чересчур много и зачем-то в результате убил Бруно – что, заметьте, казалось мне весьма маловероятным, – то я не сомневался, что рано или поздно это всплывет. Если же он был невиновен, то я не хотел ставить его в неловкое положение, говоря детективу Раджу, что он выпил по меньшей мере бутылку виски, а возможно, и больше. Я рад, что у Фионы хватило предусмотрительности записать этот разговор на пленку или на телефон, называйте как угодно. Наша беседа пробудила воспоминания, которые помогут в работе над книгой.

Фред отвел меня к сараю. По дороге я спросил, можно ли зайти в «Хьюго». Увидев нас, Фиона бросилась меня обнимать, а потом спросила, все ли в порядке. Я был далеко не в порядке, но сказал, что все нормально, и тайком протянул ей трубку.

Она поглядела на Фреда, желая убедиться, что со мной ничего не случилось. Он сообщил о сарае. Она, конечно, взбесилась. Но он сказал ей, что ничего не может сделать.

– Всего на несколько часов, – заверил он.

Фиона, конечно, закудахтала, как курица-наседка. Тут же схватила постельное белье из служебной кладовки напротив «Хьюго» и засунула его в сумку с логотипом «Кавенгрина». Тоненькая простынка и подушка, но лучше, чем ничего. Она также положила в сумку кое-что съестное, предназначенное для гостиничных мини-баров. Затем она вручила Фреду две бутылки воды и чайник, чтобы отнести в сарай. Фиона строго-настрого приказала Фреду позаботиться о том, чтобы у меня хватало еды и чая, потому что в садовом сарае даже в теплое время года бывает холодновато. Я посмотрел на выражение ее лица, и мне показалось, словно я сажусь в поезд, отправляющийся на войну, и она боится, что больше никогда меня не увидит. Мистер Поттс с тяжелым видом кивнул. Их реакция не слишком обнадеживала.

Садовый сарай – едва ли не единственное место в «Кавенгрине», которое не годится для ночлега. По сравнению с этим провести ночь на полу библиотеки казалось чистой роскошью. Сарай-то сам по себе неплохой, настолько, насколько вообще возможно, но это не меняет того факта, что он все же сарай, деревянный. Пол весь в земле, тут и там валяются листья, обрезки веток. Черви, как живые, так и мертвые, – не самая приятная компания.

Фред просидел на полу рядом со мной до конца смены. Он пару раз связывался по рации с детективом Раджем, спрашивая, можно ли вернуться в отель, но в ответ неизменно раздавалось: «Нет пока что, но уже скоро». Фред не хотел уходить, но в конце концов его смена закончилась и место занял новый полицейский. Фред вручил мне что-то вроде брелка с фонариком и пожелал всего хорошего. Он уходил с лицом, полным печали, понимая, что меня ждет тяжелая ночь.

Она и в самом деле выдалась нелегкой. Дни, может, уже стояли теплые, но ночью на улице было чертовски холодно. Зубы стучали, и мне приходилось греть руки над паром от чайника, который я включал по меньшей мере десять раз за ночь. Молодой полицейский, заменивший Фреда – я его раньше не встречал, – сидел на деревянном стуле и жаловался на холод. Он продержался всего восемь минут или около того, а потом вернулся в отель, в тепло, и наблюдал за сараем из банкетного зала. Я спросил, можно ли пойти с ним, но он не разрешил. Он работал в полиции всего третью неделю и пока боялся перечить начальству.

Пытка – единственное слово, которым можно описать то, что сотворили со мной той ночью. Знаете, если бы Фиона не запихнула в сумку подушку и простыню, я бы, наверное, замерз насмерть. Я, конечно, далеко не худосочный, но и жирка на мне немного.

Можете представить, как тоскливо и мучительно было сидеть в сарае – мне, человеку, привыкшему к порядку и чистоте. Костюм весь перепачкался черт знает чем. И мне не удалось соблюсти свой вечерний ритуал. Все, чего я хотел, – сидя в кресле, почитать хороший детектив, а затем улечься на кровати с кроссвордом. Я чувствовал себя так, словно кожу поразил некий недуг, ведь уже два дня я не мылся как следует и не менял одежды. Даже зубы не чистил. Однако, должно быть, я маленько задремал или, может, потерял сознание. Одно из двух. Меня разбудили легким пинком в бок.

Ну ладненько, пока что хватит. С минуты на минуту придет Фиона, так что надо поставить чайник и достать печенье. Она заглянет, чтобы помочь заполнить некоторые пробелы в книге, объяснить, что произошло, пока я сидел взаперти. Хоть это и мой роман, читателям, пожалуй, нелишне будет узнать полную картину, поскольку, как мне сообщили, та ночь доставила немало хлопот. Фионе я верю. Поручаю ей дополнить историю и не сомневаюсь: мы услышим только правду. Советую и вам довериться Фионе.

Фиона только что ушла. Она не разрешила мне записать наш разговор на диктофон. Сказала: одно дело – если бы запись слушал только я, но то, что ее дадут Хелен, – это совсем другое, это ей не нравится. Они никогда не виделись, Фиона и Хелен. Надеюсь, что когда-нибудь встретятся. Обе дамы занимают важное место в моей жизни. Но Фиона не хотела, чтобы Хелен подслушивала нашу беседу; она призналась, что не сможет вести себя естественно, зная, что кто-то, с кем она не знакома, будет посвящен в детали нашего разговора. И я уважаю ее решение. Хотя оно слегка усложняет мою задачу. Фиона столько наговорила, что голова у меня сейчас лопнет. Ей-богу, Фиона так частит, что даже с бумагой и ручкой я бы за ней не угнался. В общем, надо мне поскорее переварить услышанное и пересказать читателям.

Фиона сообщила, что сразу после того, как меня увели, в коридоре появился американец Дэйв в ковбойской шляпе. Фиона описала, как он, важно расправив грудь и высоко вскидывая ноги, шествовал по коридору. Точно петух, заявила она. Выпендрежник!

– Глядите-ка, и полицейских нет, – заявил американец Дэйв, замахав во все стороны ручищами, и тут же похвастался, что ему разрешили свободно, без сопровождения перемещаться по отелю.

Очевидно, на момент убийства у него было железное алиби. Потом выяснилось, что его алиби состояло в том, что они с Таней тайком пробрались в спа и залезли в небольшой бассейн, а затем, завернувшись в полотенца, нетвердым шагом прошествовали в его номер. Слышал, что, судя по временны́м отметкам на фотографиях в телефоне Тани, они были очень заняты и перерыв сделали только для того, чтобы заказать завтрак в номер, откуда наконец вышли в три часа дня, чтобы отправиться в ресторан на чай. Заранее приношу извинения жене американца Дэйва. Уверен, вы заслуживаете лучшего.

Потом Фиона рассказала, что около одиннадцати вечера она услышала, как шотландец – по-видимому, Алек – кричал, что все эти ограничения – полный абсурд, и требовал разрешить ему покинуть отель. Фиона сказала, что он говорил невнятно, и когда она высунула голову из дверей коктейль-бара, то увидела, как он, пошатываясь, идет по вестибюлю. Как я уже упомянул, формально всем разрешалось уйти в любое время. Однако это было не вполне очевидно, ведь нас держали под стражей, велев не двигаться с места. Но Алек воспротивился. Он появился, схватив ключи от машины, с дорожной сумкой наперевес.

– Отойдите! – твердил Алек снова и снова, как сказала Фиона.

Двое полицейских попытались преградить ему путь, но Алек был полон решимости. Полицейские хотели сказать ему, что он должен оставаться в отеле, пока не закончится расследование. Алек протиснулся мимо и исчез из поля зрения Фионы. Но она все еще слышала их разговор.