Перед отъездом из города я съела сэндвич и выпила большой кофе. Проводить меня было некому.

Мои пальцы вцепились в руль, а тело вытянулось как струна. Я будто собиралась лезть на гору, а не сидеть в машине почти семнадцать часов. Я сделала глубокий вдох и попыталась оседлать свой страх. Мне всегда было противно, насколько опасливо я проживаю свою жизнь. Поступление на литературоведа не должно быть самым отважным поступком в жизни человека.

Мои плечи немного расслабились лишь через пару часов. Я поставила машину на круиз-контроль и на полную громкость завела свои любимые песни юности. Spice Girls, думала я, одобрили бы мой поступок. Бритни похлопала бы моему решению. Майский воздух был теплым, но не слишком влажным, и я попыталась открыть окно, чтобы ветер подхватил мои волосы, как у легкомысленной героини из кино. Вместо этого длинные пряди прилипли к лицу и закрыли весь обзор. Я подняла стекло обратно и обрадовалась тишине. Моя хватка на руле ослабла. Я подпевала песням, хотя мои голосовые связки не способны были взять такие ноты по определению.

После десяти часов езды я остановилась в мотеле в Кентукки. Я была слишком переполнена впечатлениями, чтобы идти искать ресторан, так что соорудила себе ужин из снеков в вендинговых автоматах. Когда я легла, чтобы попытаться заснуть, мое сердце колотилось с яростью бас-барабана. Я как будто была внутри рассказа Эдгара Аллана По, только единственное сердце под половицей было моим собственным [282].

Весь следующий день был как одно большое сонное пятно. По пути мне встретились несколько дорожных знаков, предупреждавших не садиться за руль в усталом и невыспавшемся состоянии. Я к ним не прислушалась. Чтобы поднять себе настроение, я пыталась подпевать тем же песням, что и вчера, но обнаружила, что они больше не помогают. Хотя я никогда такое не слушала, я включила выпуск криминального подкаста про убийства Анны Ли, Кимберли, Джилл и Эммы, а также отчасти про Уильяма. Я в голос смеялась над рассуждениями ведущих, потому что они столько всего не знали! Мне хотелось перебить их и рассказать все, что я узнала на форуме и из писем Уильяма.

Я нашла дешевый отель в Атланте. Оплатила номер с новой кредитки, которую завела специально для поездки. У них во дворе был бассейн, заросший подозрительного вида водорослями, но здесь хотя бы подавали континентальный завтрак каждое утро.

Я села на кровать. Матрас тихо скрипнул под моим весом. Номер четко отражал свою невысокую стоимость. На потолке виднелись желтые разводы от воды, а ванну очень давно не обновляли. Я содрогнулась, представив, что могло твориться в этой ванной или на шерстяном покрывале. Была какая-то новизна в этой убогости – как будто я участвую в ролевой игре, не имеющей никакого отношения к моей жизни.

Я посмотрела на телефоне расстояние от отеля до суда и выбрала наряд, в котором явлюсь в первый день. Я остановилась на красном платье и черном кардигане. В подмышке он был немного прорван, но я надеялась, что это останется незамеченным. В груди возникло знакомое ощущение – как в первый день в старшей школе или в момент переезда от родителей в общежитие. В обоих случаях я говорила себе, что это шанс начать все сначала, шанс на обновление. Впрочем, потом я обнаруживала, что осталась в точности тем же человеком, что и была.

Я металась между попытками убедить себя, что приду на суд ради расследования и изучения дела Уильяма и что я явлюсь в качестве его подружки. На самом деле для меня это было одно и то же. Я хотела быть с ним не вопреки его злодействам; я хотела быть с ним из-за них.

В тот момент я не волновалась, что он убьет меня. Я боялась только, что он сочтет меня некрасивой, когда впервые увидит вживую. Как будто я, Ханна, стану разочарованием для него – серийного убийцы на суде. Теперь мне кажется, что страхи в моей голове шли в совершенно неправильном порядке.

Местонахождение неизвестно

Его лицо настолько близко мне знакомо, что я не знаю, как воспринимать такой уровень насилия серьезно.

– Ты очнулась, – говорит он.

Я почти рада его видеть. Последние несколько часов я дрейфовала где-то между сознанием и сном – видимо, это эффект вещества, которым он меня накачал. В какой-то момент я опи2салась, но была не в том состоянии, чтобы смущаться. По крайней мере, если он здесь, то я не умру в одиночестве. Какое будет облегчение, когда он накинет мне веревку на горло и будет стягивать, пока я не перестану дышать. В окне за моей спиной садится солнце, и только так я могу понять, сколько прошло времени.

Я натягиваю веревки. После фильмов у меня сложилось нереалистичное представление, что в любой момент узлы могут ослабнуть и я освобожусь. У протагониста всегда есть какой-то скрытый талант, который приходит на подмогу в самую нужную минуту. Но ничего в моей жизни не готовило меня к такому. Работа с потоком на занятиях по йоге сейчас кажется глупостью.

– Не сказала бы, что хорошо поспала, – отвечаю я.

– Я не хотел этого делать, – говорит он.

Ему не нужно уточнять, чего «этого». Мы оба знаем, что он имеет в виду убийство.

– Думаю, что хотел. Ты делал это раньше.

– Да, но тогда было по-другому. Я не знал их так, как знаю тебя.

Он говорит «знаю» с такой значительностью, как будто знакомство жертвы с преступником кого-то уберегало от беды. Как правило, знакомство с мужчиной скорее угрожает безопасности женщины.

– Ты можешь меня отпустить.

– Не могу.

– Я никому не скажу.

– Я тебе не верю.

Вероятно, правильно не верит. Я всегда плохо хранила секреты. Самое веселое в секретах – это когда решаешь, кому бы их рассказать. Если честно, все тайны, что мне доверяли, были ерундовыми. В школе все делились тем, кто кому нравится, – эта информация почему-то оберегалась, словно банковское хранилище. Даже не помню, почему это было так важно.

В левой руке он держит кейс. Мне в голову приходит иррациональная мысль, что он предложит мне подписать соглашение о неразглашении. Все становится понятнее, когда он ставит чемодан на стол, достает кусок тряпки, разворачивает ее, а внутри оказывается набор ножей, которые обычно используют для разделки рыбы. Дальше идет моток веревки. Теперь уже бесполезно притворяться, что это не место преступления.

Я вспоминаю фотографию лица Анны Ли, сгнившего до неузнаваемости. Не могу перестать волноваться о внешнем виде своего трупа. Пусть после смерти я буду красивой!

– Можешь хотя бы сделать это быстро? – говорю я. – Что-нибудь безболезненное: таблетки, может быть…

Он смотрит на меня.

– Не думаю, что ты этого хочешь, Ханна. Думаю, ты хочешь страдать.

– Никто не хочет страдать.

– Тогда зачем ты причинила себе столько страданий? Все происходящее – результат твоих решений. Ты решила продолжать расследование после суда. Если ты не этого хочешь, то я не понимаю чего.

Что-то похожее обо мне говорила и Дотти.

«Это так сексуально, да? Что Уильям такой опасный, – сказала она, подмигнув. – Конечно, я верю в его невиновность. Мы все верим».

Я смотрю на мужчину передо мной. Я не возбуждена, вовсе нет, хотя все мое тело звенит. Возможно, это побочный эффект от адреналина или от наркотика, который он мне вколол. Что бы это ни было, но я как будто наэлектризована.

– Это ты психоанализ проводишь? – спрашиваю я. – Пожалуйста, расскажи еще. Что еще ты усвоил из вводного онлайн-курса по психологии?

– Я знаю, что тебе никогда не будет достаточно нормальных отношений, Ханна. Ты не хочешь быть с тем, кто любит тебя и кого любишь ты. Ты влюблена в недостижимое. Тебе нужно, чтобы человек всегда скрывал какую-то часть себя. Нужен мужчина, который никогда не раскрывается полностью. К счастью для тебя, я принадлежу именно к такому типу. К несчастью для тебя, это значит, что я вынужден тебя убить.