– Зачем ты убил моего отца? – спрашивает моя мать.

– Джен под гипнозом рассказала ему все, – пожимает плечами он. – Так что я лишь закончил то, что начала ты, Вероника, и сжег все его записи и кассеты.

– И меня, – добавляет Джен. – Ты оставил меня умирать.

– Надо было подождать и убедиться, – соглашается он. – Сейчас я такой ошибки не повторю.

– Я хранила твой секрет тридцать лет, а ты скрывал от меня дочь и лучшую подругу, но теперь ты вернул их, – произносит Джен. – Квиты, Кертис?

Он вздыхает. Я столько раз слышала, как он точно так же вздыхает над посредственными рукописями и слабым кофе.

– И поверить, что вы трое – пациентка психиатрической клинки, старая бывшая писательница и малолетняя преступница со склонностью к клептомании будете молчать о событиях тридцатилетней давности? Очень сомневаюсь.

– И что вы будете делать? – вмешиваюсь я. – Застрелите всех троих? И как объясните потом?

– У меня другие планы, – с улыбкой отвечает он. – Но прежде всего, думаю, нам нужно переместиться из библиотеки, здесь мы все на виду.

– Летти и Питер скоро вернутся, – говорит Джен, начиная нервничать, видимо, поняв, что у Кертиса есть пистолет.

– Боюсь, что нет. Питера ранили в руку в лесу – один из местных, как он считает, – и Летти повезла его в больницу.

Тот выстрел, который я слышала.

– Ну что, идем? – Он машет пистолетом моей матери: – Ты поможешь Джен. А ты…

Прежде чем я понимаю, что он хочет сделать, он хватает меня за руку и приставляет к боку пистолет.

– А Агнес будет рядом со мной, чтобы никто даже не думал пытаться сбежать. Если, конечно, на самом деле вам на нее не плевать.

Он выводит нас из библиотеки и ведет вверх по лестнице. Джен держится за руку моей матери, а к моему боку прижат пистолет.

– Куда мы идем? – спрашиваю я.

– На чердак, – отвечает он. – Разве не это любимое место в готических романах, которые вы, девушки, читаете взахлеб? Сумасшедшая женщина на чердаке? Идеальное место для вас троих…

– Перестаньте, – перебиваю я. – Моя мать не сумасшедшая.

– Какую мать ты имеешь в виду? – Он слегка подталкивает меня пистолетом.

– Она имеет в виду женщину, которая ее воспитала, – отвечает Джен. – И нет, Вероника не сумасшедшая. Она выжила здесь, в психушке, а потом спасла Агнес, когда я не могла, и вырастила ее так, как сумела, учитывая ограниченные возможности. – Она повернулась к моей матери: – Если бы только ты вернулась…

– Я возвращалась! – воскликнула моя мать. – Когда Агнес было четыре. Но ты натравила на нас собак!

– Я этого не делала! Это, наверное, старик Симс. Я не позволяла Питеру держать собак после смерти его отца. Клянусь, Вероника, я понятия не имела! Я даже не знала, что Агнес жива, пока она не написала мне, а потом я не знала, она ли это, пока она не приехала сюда.

– Почему вы не сказали мне, что знаете, кто я? – спрашиваю я.

– Я не знала, зачем ты приехала и что успел рассказать тебе Кертис – он же мог и послать тебя сюда, – объясняет она.

– А вы почему позволили мне приехать? – спрашиваю я Кертиса, остановившись на втором пролете лестницы. Кертис стоит сбоку у перил. Если бы я сумела подвинуть его ближе к перилам, то могла бы столкнуть его до того, как он успеет выстрелить. На мне все еще мой рюкзак, и мраморная голова ангела оттягивает плечи. Я могла бы замахнуться и ударить его. – Вы могли просто выбросить письмо от Веро… то есть от Джен и уволить меня.

– Глория первой увидела письмо и показала его мне при Диане. Как я мог объяснить, что не хочу, чтобы ты ехала, когда это казалось таким прекрасным решением наших проблем? И я не знал, сколько тебе известно, – отвечает он. – Ты проникла в мое издательство – и это казалось слишком большим совпадением, если ты не знала, чья ты дочь.

– Я хотела работать в «Гейтхаус», потому что любила «Секрет Ненастного Перевала»! – восклицаю я, поднимая правую руку и оттесняя Кертиса к перилам. – Мама читала мне его каждый вечер.

– Правда? – бормочет Джен.

– Серьезно? – фыркает Кертис. – Я всегда считал его чушью. Когда принес рукопись отцу, он так и сказал. Но я знал, что это чушь, которая будет продаваться. У меня всегда был нюх на такое. Я знал, что его купят все эти девочки-готы, фанатки музыкальных групп и заскучавшие домохозяйки. Вы бы видели лицо моего отца, когда книга попала в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс»! Он впервые воспринял меня всерьез.

Кертису так нравилось рассказывать о собственной деловой хватке, что меня он немного отпустил и придвинулся чуть ближе к перилам. Пользуюсь моментом и ослабляю левую лямку рюкзака, а другую сжимаю правой рукой. Он запрокидывает голову назад и восклицает:

– Вот они, вкусы американской публики!

Я замахиваюсь рюкзаком и чувствую, как с приятным звуком мрамор ударяет его в грудь, а потом для усиления эффекта толкаю его обеими руками в дурацкий твидовый пиджак. Он, пошатнувшись, делает шаг назад, взмахивает руками, восстанавливая равновесие, и стреляет, но пуля попадает в потолок. Он ударяется спиной о перила, я слышу треск, но они не ломаются.

– Бегите! – кричу я Веронике с Джен, поднимая ногу, чтобы пнуть его. Но не успеваю – он стреляет. Жгучая боль пронзает плечо и сбивает с ног. Только хочу пошевелиться, как он хватает меня за раненую руку, рывком поднимает на ноги и подтаскивает к перилам. Мир крутится вокруг, кованые узоры перил вращаются перед глазами, мраморная голова в рюкзаке тянет вниз. Я будто вижу, как мое тело падает на мраморный пол.

– Глупая идиотка! – выплевывает Кертис. – Ты действительно считала, что сможешь меня победить? – Он подтаскивает меня обратно к себе, впиваясь пальцами в то место, куда вошла пуля. Боль ослепляет, но когда картина перед глазами восстанавливается, я вижу, что на лестнице мы одни. Я заставляю себя рассмеяться, хотя это больше похоже на кашель.

– Джен с Вероникой выбрались.

– Далеко они не уйдут – слепая и лунатичка. А когда я буду убивать их, то постараюсь, чтобы им было еще больнее – за то, что ты сделала.

Он тащит меня к моей спальне и пинком открывает дверь.

– Вы здесь прячетесь, девочки? – кричит он.

Комната выглядит пустой. Он открывает дверь на чердак и толкает меня вперед, на узкую лестницу, по которой вдвоем не пройти, и он идет сзади, держа пистолет у моей спины. Когда я дохожу до верха, он с силой швыряет меня вперед, и я падаю на пол.

– Вот и порядок, – говорит он, будто благополучно доставил меня домой. – Безумная женщина наконец вернулась на чердак. Не думаю, что кто-нибудь удивится, прочитав письмо, в котором ты сегодня вечером признаешься в своих планах мести Веронике Сент-Клэр за то, что она украла книгу твоей матери, – в том, что вы обе сгорели в пожаре.

– Как…

– Неужели ты думаешь, что я бы дал тебе ноутбук и телефон, не убедившись, что у меня будет доступ к твоей почте и социальным сетям? – с довольным видом спрашивает он. – Я прочитал каждое твое письмо. Твои безумные письма бедному дурачку Аттикусу – прекрасная работа. И потом эти посты от имени Кровавой Бесс – я использовал твою электронную почту, чтобы создать этот аккаунт, и загрузил фотографии на твой телефон. Учитывая твой список мелких правонарушений и психическую неуравновешенность, здесь тебе самое место. – Он спускается по лестнице, я встаю, бросаюсь за ним, но он захлопывает дверь до того, как я успеваю дотянуться. Я бьюсь в нее, зная, что замка нет, но дверь не поддается. За ней раздается громкий скрежет, и я понимаю, что он толкает кровать, блокируя выход. Стучу кулаками по двери и бьюсь в нее, но дерево не поддается, никто не приходит.

Где Джен и моя мать?

Возвращаюсь на чердак и ищу за коробками и мебелью, пока не остается только шкаф. Стою несколько секунд напротив зеркала, застыв перед собственным отражением. Волосы растрепались и спутались, лицо перепачкано, видны дорожки слез, одежда порвана и в крови. Кертис был прав. Я выгляжу как сумасшедшая из моих кошмаров.