– Уж из-за него я бы не стала переживать.

– То есть? Мне приходится из-за него переживать, Эйприл. Он мой преподаватель.

– Ну хорошо. – Она ущипнула Ханну за нос. – Поз… драв… – ущипнула опять, – ляю!

– Прекрати! – бросила Ханна, оттолкнув руку подруги несколько резче, чем хотела. Поведение Эйприл, ее снисходительный тон, вторжение в личное пространство реально бесили Ханну. – Какого черта! Я иду домой, все.

– Ладно. – Эйприл закинула ногу на ногу и обхватила себя руками. Теперь она напоминала сиамскую кошку, принявшую удобную позу, чтобы дочиста вылизать свою шерстку. Свет свечей в канделябрах, сверкая, отражался от камней в огромных кольцах на ее пальцах. Эйприл в доверительной манере перегнулась через барную стойку. – Мы с Раулем сами разберемся. Правда, Рауль?

– Я позабочусь о вашей подруге, – с улыбкой пообещал бармен. – Не волнуйтесь. Я прослежу, чтобы мисс Кларк-Кливден добралась домой без приключений.

– Ты, – Эйприл наклонилась еще ниже, верх топа опустился, обнажив край розового лифчика, – можешь называть меня Эйприл. Я не всем это разрешаю.

– Хорошо, – сказала Ханна. Последние слова Эйприл напомнили ей, что они из разных миров. – Хорошо. С меня хватит. Я пошла. Спасибо за приятный вечер, Эйприл. Я иду домой, что-нибудь поем и тебе желаю того же.

Эйприл не ответила. Она демонстративно отвернулась от Ханны и стала наблюдать, как Рауль отрезает от лимона длинную полоску цедры.

Немного помедлив и прикинув, правильно ли поступает, Ханна решила, что у нее нет иного выбора, схватила сумочку и направилась к выходу.

Швейцар заранее открыл перед ней дверь.

– Вам вызвать такси, мисс?

– Нет, спасибо. Я отлично доберусь сама.

Она задержалась на пороге, не зная, что еще сказать.

– Да, мисс? – вежливо спросил швейцар, пожилой мужчина лет семидесяти, годящийся ей в дедушки.

– Моя подруга… она осталась в баре. Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы она благополучно добралась до дома. Она немного выпила…

– Можете больше ничего не говорить, мисс. – Швейцар постучал себя по кончику носа и подмигнул, но сделал это в отличие от бармена добродушно, без двусмысленных намеков. – Я лично прослежу. Где вы живете?

– В колледже Пелэм. Она тоже там учится.

– Ни о чем не беспокойтесь. О ней позаботятся. – Швейцар кивнул в сторону улицы, где только что начался дождь, превративший каменные плиты тротуара в черные зеркала, а свет фонарей в золотые кляксы. – Вы точно не хотите вызвать такси? Я могу отнести оплату на счет мистера Кларка.

Ханна улыбнулась, поняв, что швейцар оценил ее наряд и наряд Эйприл и точно рассчитал, сколько денег в кармане у Ханны.

– Нет, вы очень добры. Спасибо. Я сама доберусь. У меня есть плащ.

– Ладно. Спокойной ночи, мисс. Будьте осторожны.

– Спокойной ночи.

Подняв капюшон, Ханна шагнула на улицу в дождливую зимнюю ночь.

Ханна возвращается домой одновременно с мужем. Роясь в сумочке в поисках ключа, слышит низкий рык мотоцикла, оборачивается и видит слепящий свет приближающейся фары. Уилл останавливается, откидывает подножку мотоцикла, расстегивает шлем.

– Как ты сегодня? – спрашивает он.

Ханна пытается найти подходящий ответ, раздумывая, с чего начать, но Уилл уже отвернулся, достает из багажника портфель и направляется к двери дома.

Наверху Ханна со вздохом опускается в кресло, наблюдая, как Уилл снимает кожаные доспехи и, развернув рабочий костюм, разглаживает на нем складки.

– Давай закажем поесть, – предлагает она, подавив легкое угрызение совести по поводу лишних расходов. – Совсем нет сил готовить.

– День не задался? – поднимает голову Уилл.

Ханна ничего не хотела рассказывать, но теперь придется. Она вечно пеняет Уиллу за то, что он замыкается в себе. Ей не стоит вести себя так же. Кроме того, мужу следует знать о приеме в женской консультации. Они оба родители ребенка, было бы нечестно что-то от него скрывать.

– На приеме у меня обнаружили повышенное давление. Сама виновата. Я в клинику бегом бежала.

– Ясно… – произносит Уилл и с озабоченным видом присаживается на подлокотник ее кресла. – Что-нибудь серьезное?

– Возможно, это признак преэклампсии. В таком случае да, серьезно. Правда, врач так не думает. И все же меня попросили прийти через неделю на очередное обследование.

– Через неделю? – Лицо Уилла не выдает эмоций, однако Ханна достаточно хорошо изучила мужа, чтобы уловить под маской невозмутимости проблеск тревоги. – Только лишние волнения для тебя. Могли бы просто подождать и измерить еще раз.

– Врач так и сделала, – неохотно призналась Ханна. – Давление не снизилось. Полагаю, это просто стресс. Не знаю, что и думать… Доктор предложила мне поехать домой и отдохнуть, что я и делаю.

– Стресс? – переспрашивает Уилл. Он сразу ухватился за это слово, и Ханна злится на себя. – Из-за чего? Опять из-за Невилла?

Ханна молчит.

– Хан, милая, мы это уже обсуждали. Все кончено. Невилла больше нет. Пора оставить мысли о нем позади.

«Если я действительно ошиблась, то ничего не кончено, – так и хочется произнести Ханне. – Ничего не кончено, если Джерайнт Уильямс прав и мои показания отправили в тюрьму невиновного. Если это правда, то все отнюдь не кончено».

Однако она ничего не говорит. Не может. Просто не в состоянии заставить себя произнести эти слова, сделав тем самым вероятное реальностью.

– Очень чаю хочется, – наконец бормочет Ханна.

Уилл кивает и вскакивает, радуясь, что появилось конкретное дело, возможность показать себя заботливым мужем.

С кухни в коридор проникают шум закипающего чайника, позвякивание чашек и жестяных коробок. К Ханне приходит запоздалая мысль, что она просто обязана рассказать Уиллу всю правду о встрече в книжном магазине. Любой другой вариант означал бы обман. Спрашивается только, как это лучше сделать.

– Уилл, – наконец начинает она, когда он усаживается на диван с меню блюд службы доставки на дом, а она рядом с ним кутается в пушистое одеяло, держа в ладонях чашку мятного чая.

Уилл поднимает голову:

– Да? Я хотел заказать пиццу. Ты как думаешь?

– Пицца сойдет. Послушай, сегодня еще кое-что случилось.

– В клинике?

– Нет, на работе. Этот… этот человек пришел в магазин. Журналист, о ком я тебе говорила, который прислал сообщение по почте.

– Он пришел в магазин? – Уилл откладывает меню и внимательно смотрит в глаза Ханне. Выражение его лица пугает ее, именно поэтому ей и не хотелось ничего рассказывать – из опасения, что Уилл отреагирует слишком бурно. Ханна видит на лице мужа какую-то запредельную ярость. Уилл знает, сколько ей пришлось перетерпеть от прессы за все эти годы. Она поменяла номера телефонов, внешность и даже свою фамилию. Уилл нередко налетал, защищая ее, на репортеров, торчавших возле дома и даже угрожавших им, но его прежняя реакция ни в какое сравнение не идет с нынешней.

Лицо Уилла сохраняет почти противоестественное спокойствие, однако сдерживаемая ярость ошарашивает Ханну. На виске бьется жилка – верный признак, что он вот-вот выйдет из себя. С Уиллом это редко случалось – всего раз или два за все время их отношений. Она знает: когда он срывается, то окончательно теряет берега. Ханна помнит, как однажды вечером по дороге домой из паба Уилл ударил человека. Этот тип с явно расистским подтекстом заулюлюкал вслед женщине в хиджабе, а когда Уилл потребовал, чтобы тот извинился, наотрез отказался и первым поднял на него руку. Уклонившись, Уилл нанес точный удар. И не один. Уилл молотил наглеца, а Ханна смотрела на эту сцену, застыв в немом ужасе, потеряв способность криком остановить их. В тот вечер Уилла могли запросто арестовать за нападение. Ему повезло – двое свидетелей подтвердили, что пострадавший произносил оскорбления на расовой почве и замахнулся первым. К тому же за ним обнаружился длинный след наказаний за оскорбления из расистских побуждений, что, вероятно, позволило полиции закрыть глаза на поведение Уилла.