У Хэл не было вопроса в голове, когда она открывала колоду, и тем не менее она получила ответ.
Она знала, что сказала бы, открыв эту карту клиенту у себя в офисе. Она бы сказала: Эта карта говорит о том, что вы в конце пути, что завершили нечто очень важное, выполнили то, что планировали. Мир сделал круг, цикл завершен, вы у цели. Вы перенесли испытания и страдали в пути, но они сделали вас сильнее, они показали вам нечто, открыли правду о вас самих и ваше место в целой картине.
Мир на этой карте, убаюканный в руках женщины, показывает, что наконец-то вы в состоянии увидеть всю картину. До сих пор вы странствовали, видя лишь часть того, что хотели увидеть, – теперь вы видите всю систему, мир, его место во вселенной и то место, которое вы занимаете в этом целом.
Теперь вы все понимаете.
И это правда. Все это правда. Но не это Хэл видела, глядя на карту, или не одно это. В детстве она называла эту карту по-другому. Она называла ее Мамой.
В таро нет карты матери, самая близкая к ней – Императрица, густые золотые локоны которой символизируют женственность и плодовитость. Но когда Хэл смотрела на карту Мир, на бесстрашную темноволосую женщину, убаюкивающую мир на своих руках, она видела лицо мамы. Ее темные глаза, полные мудрости и легкой иронии, ловкие руки, печальную и вместе с тем сострадательную улыбку.
Она называла Мир Мамой, поскольку для нее мир и был мамой.
Но правда в том, что мир на самом деле более странный и более сложный, нежели ей казалось в детстве. В равной степени это относилось и к ней самой.
Вдруг она почувствовала усталость, огромную, невероятную усталость, отодвинула пирог, положила карты обратно в коробочку – все, кроме Мира, и легла на бок, прижавшись щекой к прохладной белой подушке, с картой Мэгги, прислоненной к шкафчику, глядя в лицо Мод.
Глаза закрылись, и постепенно ее стал забирать сон.
С обратной стороны век она видела узоры – огненные очертания, меняющиеся под воздействием искр в закручивающиеся листья, потом в птичью стаю, яркую на фоне красно-черной тьмы, – и вспомнила сорок в имении Трепассен, кружащихся и стрекочущих на фоне неба, и стишок, который вспоминал мистер Тресвик в первый день, когда они подъезжали к усадьбе.
Прилетела к нам сорока.
Значит, будем танцевать.
Две сороки прилетели —
Будем горе горевать.
Если три, родится мальчик.
А четыре – будет дочь.
Пять сорок – уснешь голодным.
Шесть – получишь медный грош.
Ну а семь – узнаешь тайну,
Что несли из рода в род.
И еще она думала о тайнах, накопившихся за все эти годы, – о тайне Мэгги, выдирающей страницы из дневника, о лжи Мод, которая оберегала ее, чтобы защитить от ее же отца. О тайнах, которые хранил отец, а потом преступление перебродило в яд, изменивший всю его жизнь. О миссис Вестуэй и миссис Уоррен, которые год за годом жили с ужасной правдой о том, что сделал их любимый мальчик и что таило в своей темноте озеро.
И она услышала голос, теперь свой собственный голос, твердый, ровный, не изменившийся после всего, что случилось. Хватит. Больше никаких тайн, Хэл.
Она знает правду. И только это имеет значение.
Анна-Лу Уэзерли
Черное Сердце
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Она прошла через вращающиеся двери, ее каблуки-шпильки цокали по декоративному мраморному полу, когда она вошла в шикарный вестибюль отеля. Там было много народу. Это было хорошо. Ее взгляд метнулся к консьержу за блестящей изогнутой стойкой регистрации и группам хорошо одетых японских туристов, бизнесменов и богатых гостей, суетящихся вокруг нее, за которыми громоздились дизайнерские сумки. Она выбрала идеальный момент — и обдуманно. La Reymond, один из самых престижных пятизвездочных отелей Найтсбриджа, придерживался политики позднего выезда, разумеется, за дополнительную плату, и его эксклюзивная клиентура не задумывалась о том, чтобы платить за такие преимущества. Она осталась бы относительно незамеченной в суматохе людского движения.
На улице тоже шел сильный дождь; еще один бонус — в сырую погоду люди всегда были озабочены тем, чтобы не испортить свои дорогие фены и костюмы. Она смахнула несколько капель дождя с плеч своего тренча Burberry, который была одета с поднятым воротником, и сосредоточилась на том, чтобы идти прямо к лифтам, стараясь не поскользнуться на мокром мраморном полу, поскольку ее лакированные туфли на шпильках оказались еще более ненадежными в таких условиях.
Она вошла в лифт, коротко улыбнувшись пассажирам, прежде чем повернуться к ним спиной, затем выскользнула на третьем этаже и прошла два лестничных пролета до пятого. Номер в пентхаусе 106. Она позвонила в звонок и услышала, как его массивная фигура пошевелилась, когда он встал, чтобы открыть дверь.
«Привет, папа Медведь». Она вошла в номер, бросила сумку на огромную круглую кровать и распахнула пальто. Она сразу же заметила «магнум оф Краг» со льдом и маленькую, цвета утиного яйца, голубую коробочку от Тиффани с белой лентой на одной из пухлых подушек. По 60-дюймовому телевизору с плоским экраном транслировалась приглушенная порнография. Она почти одновременно сняла пальто и тонкое черное платье на бретельках, бросив их на обитый шелком шезлонг, один из изысканной пары, отметила она.
«Ну, приветик, Златовласка», — его глаза расширились, когда он любовался ее дорогим нижним бельем, которое он лично выбрал для нее в агентстве «Провокатор» специально для сегодняшнего случая, — «ты выглядишь… потрясающе».
Она поправила один из своих чулок.
— Должна сказать, отличный выбор, — она любовалась собой в большом напольном зеркале. — Особенно мне нравится, как баска облегает талию, а трусики ouvert… Она искоса взглянула на него: «Грязный, мерзкий, плохой папа-медведь…» Она смотрела, как он лежит, ухмыляясь, на кровати, его тяжелое тело оставляет отпечаток на тонких простынях. Он был наполовину обнажен; его живот выступал над обтягивающими трусами». Сними их.
Он мгновенно подчинился, радуясь избавлению от них.
«Шампанского? — спросил я. Он потянулся за бутылкой». У меня есть для тебя подарок.
«Потом». Она толкнула его обратно на кровать и оседлала.
«Мммм, папа-Медведь, уже так возбужденно, «она закрыла глаза и начала тихонько постанывать, опускаясь на него.
«Только для тебя, мой ангел, все только для тебя…»
Она рассмеялась, откинув голову назад, и начала жестко скакать на нем. Он чувствовал себя как надувной замок.
«Детка… Детка, притормози… Я ухожу… Я собираюсь…
Слишком поздно.
Она посмотрела вниз, на его круглое лицо, на котором следы экстаза постепенно исчезали вместе с его почти мгновенным оргазмом; капли нездорового пота блестели у него на лбу.
«Прости, «она пожала плечами. — Я просто так сильно хотела тебя.
Он почти мурлыкал от восторга, его эго росло почти так же быстро, как уменьшалась его эрекция.
«Ты… ты что-то другое, ты знаешь об этом, Златовласка?»
Она улыбнулась; она улыбнулась.
«Не выпить ли нам шампанского в ванне?»
Она слезла с него и прошла в ванную комнату. Впечатляет, подумала она, рассматривая большую ванну и золотые краны. Она включила горячую воду, изучила ассортимент высококачественных средств для ухода за телом, не определилась между маслом для ванн Jo Malone с лаймом, базиликом и мандарином или инжиром L'Occitane, в конце концов остановив выбор на первом. Напевая мелодию, она начала наливать сладкую, ароматную жидкость в проточную воду.
«Ну же, папочка Медведь, где это шампанское?» — позвала она его в спальне, увидев свое отражение в зеркальной плитке. На ней все еще были баска и подтяжки, и она начала снимать их, дразня себя перед зеркалом, пока не осталась обнаженной. «Здесь идеальная температура», — сказала она, когда он неуклюже заковылял в ванную, голый, если не считать ведерка со льдом и шампанского «магнум».
