А что касается того, что я стучу по голове, то так я делал всегда. Вернее, лет с восьми: отец стал меня поколачивать и требовалось потом как-то приходить в себя. Обычно я ничего не произношу, когда стучу. Но сейчас я буду проговаривать это для Хелен, а она уж решит, включать стук в книгу или нет. Всегда три раза. Все у меня повторяется трижды. Прежде чем выйти из комнаты, я три раза щелкаю выключателем. Трижды крепко сжимаю руль автомобиля, прежде чем отправиться в путь. Трижды стучу по стакану, перед тем как сделать первый глоток. Три раза вращаю кран, чтобы установить нужную температуру. (Это срабатывает, только когда я пользуюсь раковиной у себя дома, а не в отеле, где установлены новые автоматические смесители.) И когда я обнаружил тело, помню, что трижды моргнул, прежде чем бежать за помощью. Из-за этой заминки меня и заподозрили в преступлении. Предположительно, времени было достаточно, чтобы кого-то убить. Но об этом чуть позже.

И пускай мои слова немного смутят Хелен, для начала я хотел бы поблагодарить ее за то, что она решилась превратить мою болтовню в книгу. Хорошая она женщина, эта Хелен. Мы знакомы уже целую вечность. Хелен училась с моей младшей сестрой в одной школе. А когда та умерла, Хелен организовала похороны. Взяла на себя все заботы; даже нашла фиолетовые тюльпаны и напечатала маленькую фотографию моей дорогой Джози на листках с распорядком церемонии.

Эта книга – идея Хелен. Несколько лет назад она переехала в Лондон, где получила должность в каком-то престижном издательстве, и мы на некоторое время потеряли связь. Но, как и все остальные, выйдя на пенсию, она вернулась на север – подышать свежим деревенским воздухом, и наше общение возобновилось. Она говорит, что готова на все ради хорошей книги. Полагаю, именно поэтому она решила мне помочь. Скучает по работе. И это даже к лучшему – в одиночку я бы далеко не продвинулся.

Хелен дала мне наставления, о чем говорить и в каком порядке, она понимает, как правильно выстраивать повествование. Сначала надо сказать пару слов о моем прошлом, потом о работе в отеле, а затем перейти непосредственно к убийству и объяснению, почему я здесь оказался. Вам, наверное, интересно, где это «здесь». Шутки ради, пока не скажу. Может, я в тюрьме, или в маленьком домике в Долинах, или валяюсь на пляже Коста-дель-Соль. (Подсказка: я не в Испании.)

И последнее, о чем стоит сообщить в этой главе: меня зовут Гектор. Гектор Харроу.

Хелен просунула голову в дверь, попросила заранее не описывать, о чем будет глава, пусть и в общих чертах. Полагаю, я только что раскрыл тайну своего местонахождения. Хелен не заявилась бы вот так с бухты-барахты в тюремную камеру. Так что признаю́сь: я дома. Если точнее, в гостиной. Сижу в большом красновато-коричневом кресле «честерфилд», с чашкой чая без молока в руках и смотрю на маленький садик, огороженный каменной стеной; вид дополняют несколько пар носков и нижнее белье, развешанное на веревке. Надо не забыть занести вещи внутрь, пока не начался дождь.

Надеюсь, я не испортил вам впечатление этим признанием. Впереди еще много сюрпризов, не беспокойтесь.

Я не особый любитель рассказывать о себе. Всегда считал, что никому нет дела, что я думаю. Порой некоторые гости – обычно американцы – интересовались, на что похожа жизнь в Йоркширских долинах, но я старался отвечать как можно лаконичнее и часто привирал. А что бы я им поведал? «Ну, отец частенько, безо всякой причины избивал меня до полусмерти, но зато маменька готовила фантастический яблочный пирог, а сельские виды у нас тут просто великолепны». Им только неудобно бы стало. И я уверен, что руководство выдало бы мне по полной за то, что обескуражил гостей. Конечно, я никогда такого не делал. Всегда вел себя исключительно профессионально. За исключением того раза, когда меня допрашивали больше четырех часов. И даже стакана воды не предложили. А от вида крови и всего этого ужаса в горле пересохло.

Тук-тук-тук!

Тогда я впервые в жизни потерял самообладание. Показалось, будто в меня вселился дух отца. Расскажу о нем немного.

Отца звали Родни. Он наверняка там, внизу, в аду. Никаких сомнений. Он был алкоголиком: пил беспробудно, с того самого дня, как я родился, и до тех пор, пока сам не упал замертво. В таких непростых историях, как эта, всегда есть родители-алкоголики.

Хелен развеселила меня, когда мы впервые заговорили об этой части книги. Она сказала, что из меня получился бы идеальный главный герой из-за… тут она ввернула хорошенькое словечко, но я уже не помню какое.

Хелен, не забудь, пожалуйста, вставить тут это слово.

Из-за противопоставления [примечание редактора] моего тяжелого детства и довольно спокойной жизни, которую я вел, работая в одном из лучших загородных отелей Англии.

Школа стала для меня в некотором роде спасением. Правда, учился я неважно. Ходил в обычную общеобразовательную школу неподалеку – для гимназии я был недостаточно умен, не говоря уже об университете. И вообще, я понимал, что мне придется сразу же искать работу. Забавная история, как я попал в отель «Кавенгрин». Мне было всего шестнадцать. Отцу понадобилось пополнить запасы таблеток (которые, как я надеялся, не особо продлили бы жизнь его печени), поэтому я поехал за ними на велосипеде в местную аптеку. По пути я наткнулся на роскошный автомобиль, стоявший у обочины. Рядом с ним я заметил мужчину с тонкими седыми усами, одетого в костюм-тройку оливкового оттенка. В то время я ни разу не видел, чтобы кто-то так элегантно одевался, – во всяком случае, в реальной жизни. Мужчина, казалось, нервничал, и, подъехав ближе, я понял, что шина автомобиля села и напоминала теперь раздавленный сигаретный окурок.

– Молодой человек! – окликнул меня джентльмен. – Сюда!

Я остановился и прислонил велосипед к шаткой каменной ограде, которая тянулась вдоль дороги. Был солнечный день; помню, как переминался с ноги на ногу, пытаясь встать так, чтобы голова мужчины заслонила глаза от света.

– Дам два фунта, если поменяешь шину, – предложил он. – Три, если управишься меньше чем за десять минут.

Я видел, как отец менял шину, а в те времена два и уж тем более три фунта были большими деньгами, так что я сразу взялся за дело.

Пока я работал, мужчина не проронил ни слова, но я заметил, что он нетерпеливо притопывает ногой и постоянно сверяется с карманными часами. Закончив, я встал, отряхнул с рук грязь и спросил джентльмена, сколько времени у меня это заняло.

– Десять минут и три секунды, – объявил он. – Вот твои два фунта.

Он вручил мне две купюры.

Должно быть, вид у меня был не слишком довольный, потому что он спросил, все ли в порядке. Я понимал, что богатею лучше не хамить, поэтому поблагодарил его за предоставленную возможность и сказал, что, надеюсь, это поможет найти мне работу.

Он улыбнулся. Улыбка вышла кривоватой, но доброй. Он предложил мне завтра в шесть утра наведаться в заведение под названием отель «Кавенгрин», чтобы подзаработать. Сказал, что я буду чистить обувь, натирать полы, соскабливать птичий помет со стен и тому подобное. Вот так все и началось. Я стал самым счастливым чистильщиком птичьего дерьма во всем мире.

Треклятая Паула Макдэвидсон из газеты «Йоркшир сан» опять колотит в дверь. Вообще меня не слушает! И вот почему в том числе я хочу выпустить эту книгу как можно скорее: чтобы никто из присутствовавших в отеле не изложил свою версию раньше меня. Здесь лишь три главных героя: я, мертвец и убийца. Велика вероятность, что кто-то еще попытается опубликовать книгу, так что моя задача – донести до общественности правду, прежде чем близняшки или американец Дэйв наврут с три короба всему миру. Я сказал Пауле, что в свое время она узнает все, что нужно. Однако это ее не остановило. Через пару дней она снова будет ломиться в дверь, попомните мои слова.

Хелен поделилась впечатлениями о том, что я вчера надиктовал. Сказала, что ей понравилось, и я слегка приободрился. Заметила, что, несмотря на сильный акцент, речь у меня очень четкая, – вероятно, это связано с тем, что я много лет проработал в «Кавенгрине». Когда я, еще молодым парнишкой, только устроился на работу, я говорил что-то вроде «драсьте» вместо «здравствуйте» и «евонный» вместо «его», и гости из других городов с трудом меня понимали. Единственное замечание, которое высказала Хелен, заключается в том, что мне, вероятно, не нужно было проговаривать, что там висит на бельевой веревке, но она уверила меня, что причешет этот кусочек, когда будет расшифровывать запись. Сегодня Хелен хочет, чтобы я немного поговорил об отеле. Описал общую картину, как она сказала.