Нагель отошла в сторону, взглянула на часы. Было 20:30. "Я присоединюсь к вам, как только смогу, мисс Весна, но это может занять время. А пока персонал позаботится, чтобы вы были в тепле и сыты."

Саша шла мимо со слезами на глазах. "Спасибо за доброту," — прошептала она.

Нагель перевела дух и двинулась к выходу, осознавая, что перед ней встал ряд крайне неожиданных и серьёзных решений.

И времени на раздумья почти не было.

Тротуары Манхэттена блестели под ногами Фокмана, пока он поднимался по Бродвею. Послеполуденный дождь наконец прекратился, и настало время возвращаться домой.

Разговор с Прагой был коротким — Лэнгдон не решался много говорить по телефону. Он заверил, что они с Кэтрин в безопасности, и предупредил Фокмана, что они могут заехать в Нью-Йорк по пути домой, чтобы обсудить лицом к лицу всё, что произошло с рукописью.

"Мало что обсуждать", — с горечью подумал редактор. Даже если Кэтрин сможет переписать всю книгу, у ЦРУ наверняка найдётся что сказать по этому поводу. Для Фокмана потеря этой книги была серьёзным профессиональным ударом, но его утешало, что Роберт и Кэтрин в безопасности.

Подходя к Колумбус-серкл, Фокман почувствовал землистый аромат тёмной обжарки и зашёл в самую оживлённую "Старбакс" в городе. Если хоть какой-то день и заслуживал дополнительной дозы кофеина для прогулки домой, то это был сегодняшний.

"Прости меня, Роберт", — ухмыльнулся он, делая заказ.

Профессор из Гарварда давно бойкотировал "Старбакс", осуждая их "вопиющее искажение классического символа".

Фокман усмехнулся, глядя на знакомый логотип, украшавший каждую кофейную чашку в заведении.

"Эта русалка из "Старбакса", — возмущался Лэнгдон, — имеет два! хвоста! Значит — это вовсе не русалка, а сирена— злокозненная соблазнительница, заманивающая моряков на верную гибель! Как можно доверять компании, которая даже не провела иконографические исследования, прежде чем украшать фраппучино изображением смертоносного морского чудовища?"

"Только символист может испортить вкус к хорошему кофе", — подумал Фокман, без тени угрызений совести делая первый блаженный глоток самого сливочного флэт-уайта во всём городе. Затем, подняв воротник своего поношенного серого пальто, он вышел на улицу и направился домой.

Паря во тьме, Роберт Лэнгдон завис высоко над Прагой. Он смотрел вниз на Карлов мост, где далеко под ним мерцали газовые фонари, словно нити жемчуга, протянувшиеся через черную реку. Невесомый и отрешенный, Лэндон дрейфовал вниз по течению, перелетал через водопад, не испытывая эмоций, кроме смутного раздражения от далекого стука. Когда стук усилился, гравитация внезапно схватила его, и Лэнгдон почувствовал, как его тащит вниз в паническом свободном падении… ускоряясь к ледяной реке… пока он не разбил ее зеркальную поверхность.

Резко проснувшись, Лэнгдон сел в кровати, удивленный, что не осознавал, что все это — сон. Это казалось ему парадоксом — способность человеческого разума оказаться в очевидно невозможной ситуации и при этом воспринимать ее как реальность, игнорируя все несоответствия и даже не заподозрив, что это не на самом деле происходило.

Теперь бодрый от адреналина после сна, Лэнгдон оглядел затемненный номер отеля. Все было тихо, кроме тихого дыхания Кэтрин рядом с ним. В воздухе витал запах ее экзотических духов, и Лэнгдон все еще ощущал роскошно мягкую ткань того, что было на ней, когда она сидела на краю кровати и шептала: "Прости, что разбудила вас, профессор…"

Эти ощущения еще не покинули его.

Доктор Соломон, можете будить меня так в любое время.

Тихо выбравшись из кровати, он накинул халат и вышел в гостиную люкса. К его огорчению, напольные часы показывали немногим больше девяти вечера.

Я почти не спал.

Лэнгдон смотрел в эркерное окно, понимая, что его странный сон не был чем-то удивительным. Его мозг, вероятно, все еще пытался переработать травму от этого самого прыжка из окна в ледяную воду. Сны всегда завораживали Лэнгдона, и сегодня он был потрясен, когда Кэтрин заявила, что обнаружила, что вызывает их.

Невероятно, но ее эксперименты показали, что спящий мозг похож на умирающий. В обоих случаях уровень ГАМК резко падает, ослабляя мозговые фильтры и открывая доступ к широчайшему потоку информации. Вброс нефильтрованных данных объясняет, почему сны проявляются как такой бессвязный калейдоскоп образов и идей. Более того, это объясняет, почему даже самые яркие сны начинают исчезать через несколько секунд после пробуждения, несмотря на все попытки их запомнить. Мозг перезагружается, уровень ГАМК повышается, и фильтры снова включаются... стирая информацию и вновь регулируя наше восприятие реальности.

Она объяснила, что умирание очень похоже на сон, описывая, как во сне мы часто воспринимаем себя невесомыми, бесплотными существами, способными проходить сквозь преграды, летать или мгновенно перемещаться — по сути, мы становимся сознанием без физической формы. Бардо - тело,подумал Лэнгдон, вспоминая описание из"Тибетской книги мертвых". Во многих культурах сонное тело считается священным из-за его способности, как считается, путешествовать между мирами жизни и смерти.

Когда сознание отвязывается от тела, наши способности восприятия возрастают.

Лэнгдон все еще стоял у окна, когда в люксе разом зазвонили все телефоны. Он бросился к аппарату в гостиной и поднял трубку, надеясь, что звонок не разбудил Кэтрин.

"Мистер Лэнгдон, с вами говорит дежурный менеджер", — раздался знакомый голос. "Прошу прощения, если разбудил вас. Я стучал, но ответа не было".

Тот стук в моем сне. "Да… все в порядке?"

"Не знаю, сэр", — ответил менеджер, явно взволнованный. "Здесь маршал Кербл из посольства США. Он говорит, что посол должен видеть вас немедленно".

В запертой переговорной посольства США Голем смотрел на наручники на своих запястьях. Не позволю Саше видеть себя связанной,подумал он. Ей и без того досталось за годы в лечебнице. Голем еще не выпустил Сашу на передний план разума с тех пор, как покинул руины Порога, но этот момент стремительно приближался.

Все идет по плану.

Хотя Саша в данный момент была фактически заперта, Голем был уверен, что посол станет сочувствующим ей союзником.

Признание Гесснер раскрыло все, что мне нужно было знать.

"Посол Нагель ничего не знает!" — настаивал Гесснер. "Она была бы в ужасе, узнав, что здесь творится — она оказалась в Праге только потому, что Финч обманом втянул ее в эту работу!"

Мне тоже нужен такой союзник, решил Голем.

И он обратился к ней.

Пожалуйста, помогите Саше.

Без сомнения, посол пыталась понять, что именно означает "помочь Саше", но ей не потребуется много времени, чтобы осознать: существует лишь один возможный сценарий. Голем осторожно посеял эту мысль, и она уже пустила корни.

Минут назад посол произнесла то единственное слово, которое Голем хотел услышать.

Убежище.

Хайде Нагель посвятила всю свою профессиональную жизнь службе стране. Приученная думать прежде всего о высшем благе, она редко заботилась только о себе. Однако в этот момент Нагель думала исключительно о себе.

Она уже приняла решение уйти с поста посла и покинуть Прагу. Она хотела сделать это несколько лет назад, но теперь, совершенно неожиданно, ее изменившийся мир превратился в нечто иное. Финча не стало, а у нее теперь достаточно рычагов, чтобы пережить даже самый жестокий политический шторм.