– Все эти дети, – всхлипывая, ответила она, – умерли со своими матерями, потому что никому они были не нужны! Ты же знаешь, что такое „Приюты Магдалины“? Они помещают туда девушек, которые не подходят на роль матери, потому что они падшие женщины, а потом дают им и их детям умереть.

– Это было очень давно, – мягко ответила я. – Джозефина Хейл реформировала приют…

– В самом деле? – не согласилась Джен. – Я разговаривала с твоим отцом, и он сказал, что идея Джозефины заключалась в том, чтобы забрать девушек из семей, чтобы на них не оказывали дурное влияние. А затем она взяла и вышла замуж за Эдгара Брайса, этого евгеника! Он хотел оставлять девушек здесь на всю жизнь, чтобы они не передали никому свои дефективные гены. Он хотел их стерилизовать. Поэтому Бесс его и убила.

– Ты не знаешь этого наверняка, – возразила я. – В дневнике такого не было…

– Я знаю это здесь, – ответила на, хлопая себя по груди. – Она сделала это, чтобы спасти других девушек и чтобы спасти Джозефину, потому что он хотел упрятать и ее тоже…

– Это неправда, – снова возразила я, но слишком тихим шепотом. Всю жизнь я росла, слушая истории про свою бабушку и Кровавую Бесс, истории, в которых было что-то неприглядное, будто это Джозефина была виновата в том, что Кровавая Бесс убила Эдгара Брайса и повесилась в башне. Возможно, с Джозефиной было что-то не так, раз она навлекла на себя такую трагедию. В конце концов, посмотрите на ее дочь, мою мать, – она стала неуравновешенной, психически больной, безумной. Я видела, как отец смотрел на меня, словно проверяя, передалась ли мне эта зараза через кровь. Так на меня смотрела Джен. Будто это я была сумасшедшей, в то время как она сама стояла на коленях у могилы ребенка, умершего сто лет назад, с испачканными в земле руками, которыми она выкапывала камни, чтобы прижать записки для мертвецов.

– Это Бесс была безумной, а не Джозефина, – сказала я.

Глаза Джен так сильно расширились, что я увидела их белки, а пальцы судорожно сжали камень – грубый кусок мрамора, который, должно быть, отломился от одной из статуй, и на мгновение я подумала, что она бросит его в меня. Но вместо этого она посмотрела на камень, будто забыла про него, и покачала головой. Я увидела в камне лицо и поняла, что это головка разбитого ангела с детской могилы. При виде него желудок сжался, но Джен улыбалась.

– Это не ты сейчас говоришь, а Джозефина. Она все еще находится под влиянием доктора Брайса, даже в загробной жизни. Но не волнуйся, я знаю, что нам делать. Мы должны призвать Кровавую Бесс, чтобы она освободила ее – и нас тоже. А для этого нам нужно развести костер в ночь на Хэллоуин».

Я жду, чтобы Вероника продолжила, и чувствую себя Вайолет, которая стоит на кладбище рядом с Джен и видит, как та хватает мраморную голову ангела. «Ту же самую, что лежала на столе?» – гадаю я. Совпадение ли это, что в сегодняшней части истории появилась та самая голова, которой этой ночью разбили окно в библиотеке? Могла ли Вероника сама бросить ее в окно ночью? Но очень сложно представить, как слепая Вероника бредет по лабиринту в темноте. Она могла попросить Летицию или Питера об этом, а теперь вставила в историю, чтобы… что? Напугать меня? Но зачем?

Голова кружится все сильнее, мысли летают по кругу.

Наконец Вероника произносит:

– Думаю, костер мы оставим до следующего раза. Надо освободить комнату, чтобы Питер смог заколотить окно. Я попрошу его перенести пишущую машинку к вам в комнату, чтобы вы могли напечатать страницы сегодня днем. Остаток утра можете отдыхать.

Я жду, пока она выйдет из библиотеки, и бросаюсь к столу, изучить кусок мрамора. Он в точности похож на тот, что держала Джен на кладбище, и на тот, который мне снился. Я смотрю на него, не отрываясь, боясь прикоснуться, чтобы не оставить свои отпечатки – разве что они уже там есть…

Пальцы покалывает от воспоминаний, каким был камень во сне – гладкая часть, которая так аккуратно поместилась в ладонь, и шершавая, которую я обхватила пальцами. Гладкая часть – лицо, с загадочной полуулыбкой на губах, будто ангел скрывает какой-то секрет. Это может быть тот ангелок с детского кладбища, но это не значит, что я взяла его прошлой ночью или что это я бросила его в окно.

«Думаешь, это просто совпадение, что тебе приснилось, что ты была на кладбище, а потом кто-то бросил голову ангела в окно?»

Я уже совершала нечто жестокое, когда ходила во сне.

В моей последней приемной семье ко мне постоянно приставала одна девочка, Сабрина. Она воображала себя королевой готов, всегда одевалась в обтягивающие черные платья и рваные колготки, выбирала фиолетовый лак для ногтей и помаду. У нее были длинные черные волосы, она заплетала их в косы с фиолетовыми лентами.

И она любила «Секрет Ненастного Перевала». Она всегда вела себя так, будто была экспертом по книге и постоянно рассказывала мне, о чем она на самом деле. Но я видела, что в действительности она завидует моей книге в твердом переплете с оригинальной суперобложкой и вшитой фиолетовой лентой. Однажды моя книга исчезла. Я пошла к нашей приемной матери и сказала ей, что это Сабрина взяла ее и что я точно это знаю. В ответ мне сказали, что я никогда не должна обвинять кого-либо без доказательств (хотя она сама постоянно так с нами и поступала). Она созвала собрание и распиналась о честности, порядочности и доверии. Затем объявила, что мы все находимся под домашним арестом, пока пропавшую книгу не вернут. Все, включая меня.

Это было так несправедливо! У меня была назначена встреча с матерью, но ее отменили. Прошло три дня, а книгу так и не вернули.

Я услышала, как Сабрина шепчется с другими, что я все выдумала и что сама спрятала свою драгоценную книгу, чтобы привлечь к себе внимание. «Она вела себя так, будто сама написала эту книгу».

Той ночью мне снова приснился сон о чудище из тумана, только в этот раз, когда зверь прыгнул на меня, я повернулась и бросилась на него с ножницами, которые каким-то образом оказались у меня в руке. Прямо как у Кровавой Бесс.

Когда я проснулась, оказалось, что стою в коридоре, босиком и в ночной рубашке.

Кто-то кричал. Я опустила голову и увидела, что у меня в руке две вещи: ножницы и длинная толстая коса, переплетенная фиолетовыми лентами. Мой экземпляр «Секрета Ненастного Перевала» лежал на полу рядом с плачущей и остриженной Сабриной.

Я снова убежала из дома, на следующий же день. И когда меня поймали, то уже отправили в Вудбридж.

Подбираю мраморную голову. Плавный изгиб щеки ангела идеально ложится в ладонь, а пальцы скользят по грубым бороздкам, где голова разбилась, словно ее сделали как раз для моей руки. Поднимаю мрамор, покачиваю на руке, прикидывая вес. Ощущение знакомое. И, более того, оно мне нравится.

Это могла быть я. Я могла дойти во сне до Тропы, взять тот камень и бросить в окно. Если Вероника передумает и пошлет за полицией, отпечатки пальцев могут совпасть с моими. Кладу кусок мрамора в рюкзак вместе с окровавленными страницами и бегу по лестнице в свою комнату. Тяжелый камень бьет по бедру. Засовываю одежду в рюкзак, кладу туда ноутбук и оставшиеся наличные – на всякий случай. Не уверена, к какому «случаю» я готовлюсь, но когда тихонько спускаюсь по лестнице, чувствую знакомые мурашки и зуд в ногах, как всегда перед тем, как я убегала.

«И куда ты пойдешь?» – спрашивают мои гулкие шаги.

«Когда это тебя останавливало?» – спрашивают они снова.

Дойдя до холла, я слышу голос из кухни.

– Я же говорила, что было ошибкой ее пускать… – Затем долгая пауза, и я изо всех сил прислушиваюсь, что скажут в ответ. Но ничего не слышно. Летиция, наверное, разговаривает по телефону. Я уже собираюсь выйти, когда она снова заговаривает, и я примерзаю к полу.