– Это из-за того, как заканчивается книга, – порывисто перебиваю я. Пока я буду говорить, он не сможет меня уволить. – То есть, не поймите меня неправильно, финал у книги не открытый, но к концу ты уже так любишь Вайолет и Джен, что хочешь узнать об их дальнейшей судьбе. Куда они отправились после пожара? Призрак Кровавой Бесс все еще преследует их? Получается, мы даже не знаем, в чем же настоящий секрет Ненастного Перевала!

Брови мистера Сэдвика ползут вверх, и он смеется – коротким смешком, от которого я сначала вздрагиваю, а потом расслабляюсь. По крайней мере, я отвлекла его от забот.

– Я сказал то же самое Веронике, – с доверительной улыбкой признается он. – И умолял ее написать эпилог, но она отказалась. Сказала, что ненавидит эпилоги, потому что они слишком обстоятельно связывают всю историю. Ее читатели, – начал он более высоким голосом, будто имитируя голос автора, – оценят, что им оставили простор для воображения.

– Ее читатели, – говорю я, поднимая конверт с письмами, – хотят продолжения.

Доверительная улыбка исчезает с его лица, и я вижу, что к нему вернулось прежнее настроение.

– К сожалению, это никак невозможно. Как вы, должно быть, слышали, Вероника Сент-Клэр слепа.

– Она ослепла после пожара, верно? – спрашиваю я, радуясь, что могу похвастаться хотя бы этими знаниями. – Но как это может помешать ей написать продолжение? Она могла бы его кому-нибудь надиктовать, как делали Генри Джеймс и Мильтон[225]. Или она могла бы записывать на диктофон…

Кертис Сэдвик хмыкает.

– Не могу представить, чтобы Вероника наговаривала что-то на диктофон, и, боюсь, она слишком ценит свое личное пространство, чтобы вынести присутствие секретарши. – Он вздыхает и печально смотрит на меня: – Никакого продолжения у «Секрета Ненастного Перевала» не будет, а без него, боюсь, не будет и издательства «Гейтхаус». Что подводит нас к причине, по которой я хотел поговорить с вами. Глория рассказала мне, что вы прекрасно справляетесь, а Диане нужен помощник. Но, к сожалению, в нынешних обстоятельствах… – Он разводит руки в стороны. – До вас, скорее всего, дошли слухи. Нас ждет новое путешествие, и мне сказали спустить паруса и сократить груз на борту. Конечно же, я напишу вам отличные рекомендации. Мы можем продолжить платить вам следующую неделю… если только у вас нет других вариантов.

– Нет, – говорю я, поднимаясь на дрожащих ногах, как будто мы и впрямь в море. – Никаких других вариантов у меня нет. Я читаю рукопись из тех, что прислали, и мисс Честейн попросила меня написать рецензию на новую книгу в серии про ясновидящих котов. Мне бы хотелось закончить эти задачи, если возможно.

– О да, ох уж эти коты, – вздрогнув, соглашается он. – Обязательно посмотрите, что можно сделать. Вдруг продажи серии резко вырастут и спасут нас.

– Возможно, – с сомнением отвечаю я. Кайла с Хэдли обсуждали плачевные продажи серии про детектива в чайном магазинчике с котами, я как-то слышала.

Мистер Сэдвик встает и протягивает мне руку. Ладонь теплая и успокаивающая, а пожатие крепкое, но когда я смотрю ему в глаза, из нас двоих это он выглядит так, как будто тонет.

Выйдя из кабинета Кертиса Сэдвика, я улавливаю запах духов Chanel No.5 и слышу смех дальше по коридору. Иду в ту сторону и различаю гортанное мурлыканье Дианы Честейн, главного редактора. Она редко оказывается здесь так поздно в пятницу, и я гадаю, не связано ли ее присутствие с грядущим поглощением издательства. Подойдя к открытой двери в ее кабинет, я вижу, что она откинулась на спинку своего эргономичного рабочего кресла, вытянув вперед длинные ноги в джинсах, выглядя при этом одновременно элегантно и непринужденно в шелковой белой рубашке на пуговицах и наброшенном на плечи бордовом свитере. Темные с проседью волосы облаком венчают острые скулы, на линии роста волос заметен треугольник, мыс вдовы. Рядом на полу стоит холщовый шопер с рукописями, а вместо логотипа там вышиты слова «Книжный червь».

– Привет, малыш, – произносит она, заметив меня у двери. – Слышала, тебя вызывали в логово льва. Как все прошло?

Сидящий на краю стола Аттикус полуоборачивается ко мне и виновато улыбается. Я краснею, осознав, что они говорили обо мне.

– Нормально, наверное. Я могу проработать еще неделю, и мистер Сэдвик сказал, что даст мне хорошие рекомендации.

– Вот непруха, – морщится Диана и делает большой глоток золотистой жидкости из низкого стакана. – Нам всем скоро придется искать работу. Я слышала, в «Белой лошади» ищут людей. В восьмидесятые я работала там барменшей – и за одну ночь получала чаевых больше, чем за неделю работы ассистентом редактора.

– Кстати, о «Белой лошади», – вставляет Аттикус. – Мы идем туда после работы. И ты приходи, Агнес.

– Да, спасибо, может быть… – К глазам подступают слезы. – Мне только надо закончить с той рукописью. – И, уже бегом поднимаясь на чердак, я снова слышу тот гортанный смех, которому вторит сухой отрывистый смешок Аттикуса.

Прохожу мимо Кайлы и Хэдли, которые как раз спускаются вниз: у Хэдли через плечо надет кожаный портфель на застежках, Кайла сжимает в руках телефон.

– Ну как прошло? – спрашивает Хэдли. – Ты…

– Еще неделю здесь, – делано беспечно отвечаю я, протискиваясь мимо них по ступенькам. И, прижавшись к стене, чувствую, что грудь вот-вот взорвется.

Взгляд Кайлы тут же обращается к Хэдли, будто говоря: «Видишь, я так и знала, что ее увольняют», но у Хэдли хотя бы хватает вежливости изобразить сожаление:

– Жестоко. Слушай, мы идем в «Белую лошадь». И ты приходи.

– Да, Аттикус сказал мне, может, увидимся позже.

Когда они спускаются по лестнице, я взлетаю вверх по ступенькам и проскальзываю за свой стол, прячась за горой рукописей, радуясь, что в издательстве такие старомодные порядки и что рукописи все еще печатают, а не заставляют читать с экрана. Стопки бумаги защищают от любопытных глаз, и я уже не могу сдержать слез.

– Дурочка, – говорю я себе, роясь в сумке в поисках бумажных салфеток. – Ты же знала, что все было слишком хорошо и не могло длиться вечно.

Эта должность казалась ответом на все молитвы. Я уже полгода провела в Нью-Йорке, искала место в издательствах, жила в съемной комнатке размером с кладовку, а деньги, заработанные за три года работы учителем в исправительном учреждении для несовершеннолетних на севере штата, быстро заканчивались. То была надежная, стабильная работа, и мне стоило быть за нее благодарной, но иногда, когда я шла по унылым неоштукатуренным коридорам и смотрела через решетки на окнах на серое небо, я чувствовала себя в такой же ловушке, как и девочки, которых направило туда государство. Мне хотелось чего-то большего – романтики большого города, да, но в основном волшебства книг и работы с ними.

Но когда я говорила это на собеседованиях, редакторы и их ассистенты с жалостью улыбались мне и снова спрашивали, где находится государственный университет «САНИ Потсдам», штат Нью-Йорк[226], и почему я так долго получала диплом, и что это за «Вудбриджское учреждение», в котором я работала.

Другие соискатели, как я вскоре выяснила, заканчивали колледжи попрестижнее и уже проходили стажировки. Потом, поднимаясь в лифте на собеседование в «Рэндом Хаус», я услышала, как два моих конкурента говорят о вакансии в издательстве «Гейтхаус».

– Мой препод английского в Вассаре[227] прислал мне его по почте, – говорила девушка в кашемировом свитере и клетчатой юбке. – Но издательство такое маленькое и старомодное. У них больше не было бестселлеров с выхода того готического романа в девяностых.

– «Ненастный Перевал»! – воскликнул тогда ее собеседник, одетый в безупречный костюм-тройку. – Я три раза его перечитал в старшей школе. Но да, это было так давно. Удивительно, что они еще на плаву.