– Он приходил на премьеру, – все же напомнила Ханна мгновение спустя, за что Эйприл немедленно накинулась на нее.

– И что? Он мой чертов бойфренд! Или был им. Я в серьезных сомнениях, поскольку, как видно, мои чувства ему до одного места. Премьера – абсолютный минимум. Все пришли на премьеру, даже Хью. Даже Эмили пришла. Хан, я за всю свою жизнь не сделала ничего важнее. Неужели так трудно прийти и поддержать меня, а не вообразившую себя больной мамочку?

«Его мать больна?» – промелькнула мысль у Ханны. Впрочем, Эйприл спрашивать бесполезно. Вопрос только еще больше разжег бы ее возмущение.

– Забудь о нем, – нашлась что ответить Ханна. – Я приду в субботу. И знаешь, мы кое-что устроим после спектакля. Прощальный загул. По-настоящему. Пригласим всю труппу в наш бар, организуем тематические коктейли «Медея». Что в них должно быть? Что-нибудь кровавое – водка со смородиновым соком и гранатовым сиропом?

– По-моему, такой коктейль уже есть. «Секс на пляже» называется, – возразила Эйприл. Идея вечеринки определенно пришлась ей по вкусу. Ярость Эйприл немного улеглась, она обошла вокруг кресла и плюхнулась в него со скрипом пружин. – Вечеринка после спектакля – это круто. Ты реально устроишь ее для меня?

– Конечно! – Ханна дружески ткнула Эйприл в плечо. – Ведь ты моя лучшая подруга.

После секундной паузы Эйприл широко улыбнулась, и ее лицо будто осветилось, словно на нее направили прожектор мощностью в один мегаватт.

– Ты самая потрясная чертовка в мире, вот ты кто! – Эйприл поднялась и расправила юбку. – Ладно. Идешь на ужин?

– Не могу, – с сожалением ответила Ханна. – Надо дописать сочинение. Всю неделю готовилась к годовым экзаменам, вымоталась настолько, что мозги больше не работают.

Эйприл немного помолчала и с лукавой улыбкой, от которой появились и пропали ямочки на щеках, сказала:

– Я могла бы помочь, если хочешь.

– Написать сочинение? – нахмурившись, спросила Ханна. – Ты хоть читала Спенсера?

– Нет, я имела в виду помочь сосредоточиться.

Эйприл вернулась в свою комнату; было слышно, как она роется в прикроватной тумбочке. Вернувшись в гостиную, она протянула на ладони две пилюли.

Ханна уставилась на них. Маленькие капсулы, наполовину цветные, наполовину прозрачные, наполненные десятками крохотных шариков.

– Это что? Таблетки от сонливости?

– Таблетки от сонливости для взрослых, – опять улыбнулась своей коронной улыбкой Эйприл. – Валяй, прими. У меня еще есть.

– Я… слушай, спасибо, конечно, но я уже почти закончила. Добью последний абзац, и можно сдавать.

– Как хочешь, – беззаботно ответила Эйприл, небрежно опустила пилюли в карман и взяла пальто. – Ага, водка, клюква, шампанское и ликер из черной смородины.

– Что?

– Состав коктейля «Медея». Водка, клюква, шампанское и черносмородиновый ликер. В широком бокале для шампанского. И еще мараскиновая вишенка сверху.

– Заказ принят, – сказала Ханна.

Эйприл улыбнулась.

По дороге с вокзала Ханна звонит Уиллу.

– Ребенок зашевелился!

Уилл на улице, слышен какой-то шум, воет сирена пожарной машины.

– Что ты сказала? – пытается перекричать сирену Уилл. – Кто зашевелился? Извини, здесь очень шумно.

– Кто-кто – ребенок! Я почувствовала, как шевелится наш ребенок.

На секунду повисает молчание, затем звучит восторженный, счастливый смех.

– Ты уверена?

– Да! Два раза. Я как раз домой ехала. Уилл, я такого еще никогда не ощущала – как будто какие-то пузырьки лопаются. Так необычно. То есть я и раньше что-то чувствовала, только у меня не было уверенности, но это… это нечто сверхъестественное. Я сразу поняла – это он.

– Он?

Пол ребенка не установлен. Ханна не стала узнавать из суеверия, хотя не могла бы объяснить, чем оно вызвано.

– Или она. – Ханна краснеет. – Пора перестать говорить просто «ребенок» – он становится настоящим человеком.

– Я бы тоже хотел почувствовать, – говорит Уилл. Ханна воображает, что видит довольную ухмылку мужа. – Думаешь, удастся?

– Не знаю. – Ханна кладет руку на живот, словно проверяя: ребенок, конечно, не движется. – Я не уверена. Ты домой едешь?

– Да, сегодня пораньше закончил. – Голос Уилла вдруг становится усталым и недовольным. – На работе полный атас. Как ты считаешь, нормально ли ненавидеть своего начальника?

Ханна закусывает губу. Бедный Уилл. Он не хотел становиться бухгалтером, мечтал изменить мир, однако, переехав в Эдинбург, застрял в колее, которую теперь поздно менять.

– По отношению к Кэти у меня нет ненависти, – смущенно признается Ханна.

– Увы, таких, как Кэти, мало. По крайней мере в бухгалтерских кругах. И как говаривал мой отец, будь работа удовольствием, за нее не платили бы деньги.

Ханна смеется шутке, но, обсудив ужин и попрощавшись, уныло дает отбой и кладет телефон в карман. Зарплата Уилла всегда была выше, чем у нее, бухгалтерам платят больше, чем продавцам книжных магазинов, от этого никуда не деться. И все же предстоящий отпуск Ханны по беременности навис над их семьей, как грозовая туча. И она понятия не имеет, чем помочь мужу.

– Ребенок сейчас шевелится? Я могу это почувствовать?

Уилл прибежал домой, перескакивая через две ступеньки, и теперь держит Ханну в медвежьих объятиях. Кожаные мотоциклетные доспехи холодят ее щеку.

Она отрицательно качает головой:

– Я этого сейчас не чувствую, но даже если бы и так, снаружи вряд ли что-то можно заметить. Рано еще. В книгах пишут, отцы начинают отмечать какое-то движение, приложив руку к животу, только на седьмом месяце жены.

– Он пошевелился! – как заклинание повторяет Уилл. На его лице расцветает широкая глуповатая улыбка человека, не находящего себе места от радости. Не в силах сдержаться он целует Ханну, взяв ее лицо в ладони, прижимает свои прохладные губы к ее теплым губам. – Наш ребенок пошевелился! О боже, Ханна, это не сон. Это происходит на самом деле.

«Я знаю», – хочется сказать ей, но она лишь молча улыбается. Между ними парит воздушный шар счастья – огромный и в то же время хрупкий.

– Чем это пахнет? – вдруг отвлекается Уилл.

– О черт! Лук! – Услышав шаги Уилла на лестнице, Ханна совсем забыла, что собиралась приготовить спагетти болоньезе.

Они бегут на кухню. Ханна отскребает подгоревший лук со дна сковородки.

– Ничего, сойдет. Немножко пережарился.

– Так даже вкуснее, – успокаивает ее Уилл. – Кстати, как прошел прием у гинеколога?

Господи, прием! Такое ощущение, что он был миллион лет назад. Ханна пытается вспомнить подробности.

– А-а… все хорошо. Ну, не совсем. Хотя давление пока еще выше обычного, симптомов преэклампсии или чего-то серьезного не нашли. Просто надо немного снять стресс. Врач пригласила прийти на проверку через неделю – на всякий случай. – Ханна замолкает. Настало время что-то сказать по существу. Упомянуть визит к Райану. Такое нельзя скрывать от Уилла. Это его тоже касается.

– После приема у меня весь день остался свободным, – осторожно начинает она, выкладывая фарш на сковороду, чтобы не смотреть в глаза мужу. – И я… съездила к Райану, чтобы встретиться с ним.

– Что-что? – прикладывает ладонь к уху Уилл. Скворчание фарша на сковородке заглушает слова Ханны. – С кем ты встретилась? Я не расслышал.

– Я ездила к Райану, – громче повторяет Ханна, откладывает ложку и поворачивается к мужу. – К нашему Райану. Райану Коутсу.

– Минуточку. – Уилл хмурится. Выражение на его лице трудно прочитать – борьба удивления со сдерживаемой досадой, которую он не хочет показывать. От воротника вверх по загорелым щекам расползается румянец. – Ты ездила аж в Йорк, чтобы встретиться с Райаном Коутсом? И ничего мне не сказала?

– Я не планировала заранее, – быстро отвечает Ханна. – Даже не стала ему предварительно звонить. Уже в пути вдруг подумала, что его, возможно, нет дома. – По крайней мере, в этом она не солгала. – Я не могла выбросить из головы сказанное Джерайнтом и хотела услышать подтверждение от Райана. А заодно проверить, что из себя представляет Джерайнт – полусумасшедшего конспиратора или настоящего друга Райана. Если все это высосано из пальца, я должна была докопаться до истины, а потом, возможно, обратиться в полицию.