– Ешьте, – говорит Линда, обращаясь ко всем, – и можем идти на пляж.

– Я никуда не пойду, – бормочет Джимми. – Если мы заплатили косарь за тишину и покой у бассейна, я, черт возьми, останусь у бассейна.

– Мы? – спрашивает Линда, глаза невинно распахнуты. – Откуда у нас взялась тысяча фунтов?

Джимми прищуривается и подходит к эспрессо-машине. Начинает хлопать ею, поднимать крышки и заглядывать внутрь, тряся кофейной ложкой.

– Подождите, – говорит Симона, пересекая кухню, чтобы подойти к нему. – Позвольте мне.

– Ах, чудесно. – Рука ложится на ее шею, заставляя ее вздрогнуть. – В этом доме есть хоть кто-то, кто поможет старику.

Она выворачивается из-под его прикосновения. От Джимми пахнет чем-то кислым. Видимо, химикаты просачиваются через его кожу, а также он не приближался к душу с тех пор, как приехал сюда. Вероятно, считает, что бассейн заменяет ванну. Симона сделала мысленную пометку больше туда не ходить.

Линда берет свою кофейную чашку.

– Что ж, я собираюсь опробовать джакузи, – говорит она. – Дамы, вы закончили завтрак? Я загружу посудомоечную машину, когда вернусь.

– Ага, – произносит Шон и пускается догонять ее покачивающиеся бедра. – Джакузи – как раз то, что нужно.

– Наслаждайтесь, – говорит Мария. – Мы закончим здесь и поведем малышей на пляж.

– Нет, – резко встревает Клэр, – извини, Шон, но мне нужно пойти и разобраться с ногтем. Тем, который ты сломал вчера об матрас. Тебе придется присмотреть за близняшками, пока я не вернусь.

Симона подходит к кухонному столу и ищет ложку, чтобы отмерить кофе. В ящике лежат таблетки, оставленные там вчера Линдой. «Глупо было класть их туда, – думает она. – По крайней мере, трое из этих детей достаточно высоки, чтобы достать их». Она засовывает их под держатель для столовых приборов, где они не будут видны, но откуда их можно в дальнейшем легко взять, выбирает ложку и возвращается к кофеварке.

– О, – говорит Шон.

– Может быть, они захотят поплавать в джакузи с тобой и Линдой? – нежно говорит Клэр, не сводя с него глаз, пока он не хмыкает и не отводит взгляд. – Разве это не весело? Им бы это понравилось. Вам бы это понравилось, девочки? Чудесная горячая ванна с пузырьками! И провести время с папочкой!

Близнецы с виду не впечатлены этим предложением, но они еще не проснулись.

– А ты не можешь сделать это позже? – спрашивает он. – Или взять их с собой?

– Извини. Я должна буду просто припарковаться в городе и пройтись пешком, пока не найду какое-нибудь место.

– Почему бы вам не найти его заранее в своем телефоне? – спрашивает Симона.

– Это можно сделать? – говорит Имоджен. – Что же ждет нас дальше.

– Да, смотрите. – Симона берет телефон Клэр и открывает браузер. – Видите? А вот Google. Вы можете найти мастеров маникюра в Борнмуте.

– Никогда бы не подумала, – говорит Клэр раздраженно. – Я слышала, что это можно делать на новых телефонах, но даже не думала, что у меня такой.

– О господи, – нетерпеливо вмешивается Шон, – неужели ты никогда не смотришь на эти штуки? Конечно, я купил тебе телефон с интернетом. У всего офиса такие!

– Я подумала, что он довольно громоздкий. Предыдущий был таким изящным и аккуратным. И тут такие крохотные буквы. Бессмысленная штука, чтобы писать эсэмэс. Но как тут платить? Мне теперь придет какой-нибудь ужасный счет?

– Это уже включено в твой тариф. Господи. Женщины! Ты что, ничего не читаешь?

– Это телефон, Шон, – говорит она тонким обиженным голосом. – Я знаю, как пользоваться телефоном.

– Я не верю в интернет, – произносит Имоджен.

– Это веяние будущего, Имоджен, – отзывается Мария. – Все газеты размещают свои материалы в интернете. У Чарли есть сайт. Разве ты не знала?

Имоджен выглядит ошеломленной, как будто ей только что сообщили, что ее муж подрабатывает стриптизером.

– Ну, это мы посмотрим, – говорит она.

– Ой-ой-ой, – Чарли изображает испуг, – старушка на тропе войны! Я скоро буду по уши в проблемах!

– В любом случае, – продолжает Клэр, – это не имеет значения. Мне придется ехать в город, искать салон, искать парковку и добираться до салона с коляской, а в таких заведениях не рады женщине с двумя малышами на буксире. У них никогда не бывает слишком много места. Это нехорошо, Шон. Собственно, это тебе не нравится, если мои ногти не в порядке. Хочешь, чтобы я появилась так на твоем ужине?

– Нет, – угрюмо говорит Шон.

– У меня идея! – восклицает Симона. Она с надеждой разглядывала джакузи с тех пор, как они приехали. Ей очень нравится перспектива провести все утро в гидромассажных потоках. – Почему бы нам не взять всех детей в джакузи? Это будет весело!

Она видит, как Шон и Линда обмениваются странным взглядом. Хоакин вскакивает на ноги, внезапно проснувшись, и рассекает воздух кулаком.

– Ура! – кричит он. – Вечеринка в джакузи!

– Бедная моя девочка! – Мария спускается по ступенькам на своих изящных каблуках и заключает Руби в долгие крепкие объятия. – Ты, наверное, измучена, – говорит она. – Как ты, дорогая?

Руби испускает всхлип, а затем что-то блеет, будто потерявшийся ягненок. Ее плечи дрожат, и я чувствую себя виноватой. Это, наверное, так легко. Если Мария может это сделать, то почему я не могу? Все, что нужно ребенку, – это обнять его и сказать, что все будет хорошо.

Клаттерсраки несколько секунд неловко мнутся на гравии. Надо не забыть позже рассказать Руби про их прозвище. Ей понравится.

– Мы привезли цветы, – говорит Имоджен, явно желая быть замеченной.

Мария кивает и подхватывает цветы одной рукой, не переставая обнимать Руби. Большие белые восковые тепличные лилии. Я думала, люди больше не приносят цветы на похороны. Уверена, что в объявлении о похоронах в Times было написано «никаких цветов». Клаттерсраки на мгновение застывают в замешательстве, явно удивленные тем, что не их приветствовали в первую очередь, затем направляются к дому.

– Роберт внутри, надо полагать? – спрашивает Чарли через плечо.

– Да, – отвечает Мария. – Они в гостиной. – Она поворачивается и снова обнимает Руби. – Милая, мне так жаль. Твой дорогой папа. Я знаю, как сильно ты его любила.

Я вижу, как плечи Руби напрягаются, затем она расслабляется. Она не намерена спорить. Потому что в этом вся суть таких отцов, как наш. Может, он и был дерьмовым отцом, но другого у нас не было. Я чувствую волну жалости к себе. Боже, какая жизнь сложная штука. Нам постоянно твердят о семьях и безусловной любви, но никто даже не представляет, насколько это сложно. Как сложны эти чувства. Как тесно соседствуют любовь и ненависть.

Через полминуты Мария отпускает Руби, гладит ее по щеке и сжимает ее руку. Затем она раскрывает свои объятия для меня, и, неожиданно для себя, я обнимаю ее в ответ. Мне всегда нравилась Мария. Из папиных друзей она была единственной, кто проявлял настоящую теплоту. Единственной, кто относился к нам как к людям, расспрашивал о нас самих, угощал нас напитками и мороженым, смеялся над нашими шутками. В один дождливый тосканский выходной, когда мне было восемь, а Индии десять, она научила нас играть в пинокль. Это было до того, как мама и папа разошлись, но уже после того, как они начали пропадать из дома, шипя под нос проклятия друг другу. После этого карточные игры стали для нас спасением. Я и по сей день могу порвать любого в «дурака».

– О девочки, – говорит она, – какой ужасный повод снова увидеться.

Она отпускает меня и забирает сумку Руби. Протягивает руку за моей, но я качаю головой.

– Проходите в дом. Там где-то есть чай. Уверена, вы не отказались бы от кусочка пирога.

– Как Симона? – спрашиваю я. Не потому что мне не все равно, а потому что знаю, что такое хорошее воспитание.

– Она… – Мария хмурится. – Господи. Думаю, она именно в таком состоянии, как вы ожидаете. Держится изо всех сил. Входите. Думаю, все уже здесь. Мы принесем чай и устроим вас. И полагаю, мне лучше выяснить, чего хотят Клаттербаки. Я знала, что они приедут рано, но не думала, что нам придется развлекать их через пять минут после их приезда. Ну, что ж. Сегодня явно именно такой день.