Читаю последнее свое сообщение к нему, морщась от резких слов. Вздохнув, нажимаю «ответить» и меняю тему письма обратно на «Мне жаль».

«Прости, что так отвратительно себя вела. Мне бы правда не помешала помощь. Если ты не слишком злишься на меня, можешь рассказать, что ты знаешь о девушке, которая была настоящей Джен? Ты когда-нибудь слышал про нее? Или про то, что с ней случилось?»

Скриплю зубами и добавляю:

«Возможно, Хэдли что-то знает?

С извинениями,

Агнес»

Нажимаю «отправить», не особенно надеясь на вежливый ответ.

Он, наверное, сделал скриншот, отправил Хэдли и они вместе посмеялись над ним в «Белой лошади». Следующие полчаса я провожу, изучая свой ноутбук и смартфон, устанавливая настройки и загружая приложения, пока не раздается звук оповещения – пришло письмо от Аттикуса. Морально подготовившись, открываю его.

«Думаю, я тоже был придурком. Решим, что мы квиты. Я рад, что ты спросила про Джен. У Хэдли есть теория, что ее образ списан с пациентки Ненастного Перевала по имени Джейн Розен и что она погибла в том пожаре».

Пишу Аттикусу спасибо и спрашиваю, не может ли он узнать у Хэдли больше про Джейн Розен, кем она была и откуда такая уверенность, что эта Джейн погибла при пожаре. Потому что это будет означать, что моя мать – не Джен, но этого я не добавляю. Затем открываю браузер и начинаю искать все, что есть в Сети про пожар в Ненастном Перевале. Выпадает примерно половина статей, и я открываю ту, что вышла в «Покипси джорнэл».

«Пожар вспыхнул в психиатрическом лечебном центре „Ненастный Перевал“ в понедельник вечером. Пожарная служба Уайлдклиффа-на-Гудзоне смогла локализовать пожар в башне, где доктор Роберт Синклер, живущий там же, лечит пациентов. Власти считают, что пациентка, чье имя не разглашается до того, как будет уведомлена ее семья, могла устроить пожар и что при попытке спасти ее от членовредительства и доктор, и пациентка оказались в ловушке в башне и отравились дымом.

Дочь доктора Синклера, Вероника Синклер, также пострадала при пожаре. Во время происшествия некоторым пациентам удалось сбежать.

Власти по-прежнему их ищут».

Перечитываю статью и перехожу по ссылкам на другие, ища имя пациентки, которая погибла, но безуспешно. Час или около того изучаю полки в уголке местной истории, в итоге пожалев, что у Марты Конвэй выходной. И в конце концов прихожу к выводу, что единственная, кто может ответить на эти вопросы, – Вероника Сент-Клэр. Если она будет достаточно хорошо себя чувствовать и сможет продолжить завтра.

Прячу ноутбук в специальный отдел рюкзака, наслаждаясь ощущением его гладкого хромированного корпуса, а телефон убираю в карман. Сегодня вечером я прокрадусь в библиотеку, сфотографирую страницы, которые успела надиктовать Вероника, и перепечатаю в своей комнате. И тогда смогу отправить их Кертису, показать, что он не зря доверился мне. Когда он увидит, что у нас уже есть, то поймет, что книга существует, она спасет издательство, и ему придется предложить мне постоянную должность.

Кроме того, я сохраню историю и для себя, она будет в безопасности в ноутбуке, как фотография в медальоне. Даже если моя мать не Джен, я понимаю, почему она называла «Секрет Ненастного Перевала» своей историей. Она начинает казаться и моей тоже.

До того, как вернуться в поместье, я останавливаюсь на заправке, где покупаю флешку, чтобы сохранить файл и там, и зарядное устройство для iPhone. Еще беру две бутылки какого-то модного крепкого эля, местного, и пару пакетов чипсов. Нужно что-то жирное и острое, в противовес полезному детскому питанию Летиции. Мне нужно, вдруг понимаю я, почувствовать себя самой собой, пока Ненастный Перевал не успел втянуть меня в свою трясину.

В ворота приходится звонить трижды, и только потом мужской голос отвечает и пропускает меня. Где же Летиция, гадаю я, подходя к темному дому.

Питер Симс сидит на кухне, закинув ноги в грязных ботинках на стул, и листает ленту в телефоне.

– Летти сказала нам есть что найдем, – сообщает он, не поднимая взгляда.

– А где она? – спрашиваю я, чувствуя себя оскорбленной за нее, что правила нарушаются таким вопиющим образом. – С Вероникой все хорошо?

Он пожимает плечами:

– Летти ее состояние после приступа не устроило. Она заставила меня отвезти ее в медицинский центр «Вассар-Бразерс», а затем отправила обратно, чтобы я присмотрел за тобой. – Он отрывается от своего телефона. – Я видел, как ты выходила из почтового отделения с большой коробкой. Кто-то прислал тебе посылку? Ничем интересным не хочешь поделиться?

В ответ я достаю два пива и чипсы и передаю ему бутылку и пакет экстраострых «Доритос».

– Да уж, городок действительно маленький, – замечаю я. – Вы и лотерею весной проводите, и приносите новых жителей в жертву на костре?

– Зачем ждать весны? – спрашивает он, открывая бутылку и делая большой глоток. – Как только река замерзает, мы приглашаем всех новых горожан на зимний фестиваль и отправляем их вниз по реке на льдине.

– Мило, – замечаю я, делая глоток кислого хмельного эля. – Я запомню, что надо оставаться на берегу. Ну, твои-то предки наверняка давно здесь живут.

– Двенадцать поколений, – поморщившись, отвечает он, но из-за эля или из-за того, что я указала на его ксенофобию, непонятно. – Во всяком случае, со стороны Симсов. Другая половина приехала работать над строительством водохранилища через реку лет сто назад. Так что да, полагаю, когда-то мы были новичками, но сомневаюсь, что МакЛеоды приехали с лабрадудлями или на «мини-куперах».

– Так ты возражаешь против богачей, – протягиваю я. – Или, по крайней мере, против «новых денег». Блага «старых», как я понимаю, тебя вполне устраивают. – Я многозначительно смотрю на его грязные ботинки на кухонном стуле.

– Благодаря моему отцу это место пережило непростые времена, – отвечает он так, будто это дает ему право пачкать мебель.

– В смысле после того, как в пожаре погиб доктор Синклер, а Вероника ослепла?

– Да – и еще тогда, когда вся правда о методах доктора выплыла наружу и центр закрыли. Подавали судебные иски, а доход от больницы исчез. Веронике пришлось бы продать поместье, если бы мой отец с Летти не помогли ей продержаться на плаву, пока не вышла книга и не начала приносить деньги.

– Почему это заняло столько времени? – спрашиваю я. – Разве она ее к тому моменту еще не написала?

– Вашему издателю пришлось перепечатывать ее с рукописных блокнотов. Она не могла печатать, пока отец был жив.

– Почему? Он был каким-то сумасшедшим тираном? Почему он не хотел, чтобы дочь написала книгу?

– Мой отец говорил, что доктор Синклер не хотел, чтобы там упоминалась Кровавая Бесс. Он сказал, что все эти разговоры о Кровавой Бесс вызывают у Вероники кошмары и влияют на других девушек. – Он наклоняется через стол и понижает голос, как будто в доме кто-то может нас услышать. – Отец сказал, что у девушек случалось что-то вроде истерии. Он находил их по ночам, они бродили во сне по дому и территории и повторяли нараспев: «Кровавая Бесс, здесь Кровавая Бесс», а затем хватались за горло, как будто их душат. Говорил, это пугало его до чертиков. И одна из тех девчонок и устроила пожар.

– Пациентка, которая умерла, – произношу я. – А про нее твоей отец что-нибудь говорил?

– Только то, что это она стала причиной этой мании на Кровавую Бесс, утверждая, что является ее реинкарнацией.

– А имя не помнишь?

– Джейн. Джейн Розен.

– Ты уверен, что твой отец говорил именно о ней? Что это именно она утверждала, что была Кровавой Бесс в другой жизни?

Питер кивает.

– Да, отец постоянно об этом говорил. Сказал, что помнит ее, потому что она была очень хорошенькой и склонной к драматизму.