И я просыпаюсь. Во сне я схватилась за деревянный столбик кровати, словно пыталась удержаться.

Открыв дверь, нахожу поднос с запиской под кружкой.

«Мисс Сент-Клэр чувствует себя недостаточно хорошо и не сможет продолжить работу сегодня утром. Она сообщит, когда ваши услуги понадобятся».

Звучит практически как увольнение.

На завтрак – едва теплый кофе и жидкая овсянка, все явно кричит о неодобрении. Или же Летиция слишком занята, заботясь о своей подопечной, и не может приготовить завтрак, укоряюще заявляет голос в голове, напоминая Роберту Дженкинс.

Как бы то ни было, хотя мне и стыдно, но я чувствую облегчение, что не придется видеть Веронику сегодня. Я так и не поняла, что мне делать. Уточнить, кем на самом деле была Джен? Или прямо спросить, была ли Джен моей матерью? Знала ли Вероника, что я дочь Джен? Не поэтому ли она согласилась нанять меня? Но если так, почему не сказала с самого начала?

Эти вопросы крутятся в переутомленном сознании, пока не начинает кружиться уже вся голова. Надо выйти из дома. Надеваю джинсы, футболку с длинным рукавом и толстовку и тихонько спускаюсь по лестнице в носках.

В доме тихо, будто особняк затаил дыхание вместе с хозяйкой. Или словно в трауре.

Разумеется, мне бы сообщили, если бы Вероника умерла ночью, думаю я, зашнуровывая кроссовки в прихожей.

Выхожу на улицу и сразу перехожу на бег, чтобы вытрясти из головы въевшиеся испарения Ненастного Перевала. Туман, уже настоящий, плывет по лужайке, скапливаясь на краю леса, точно свернувшееся молоко – точно призраки из моего сна. Но, поднимаясь, он сгорает в тусклом солнечном свете, который приветствует меня по другую сторону ворот.

Пожелтевшие, все в пятнах листья платанов тлеют над головой, воздух пахнет яблоками. К тому времени, как я дохожу до окраины городка, становится светлее.

Перебарываю искушение выпить чашечку кофе в кафе «Хлеба и зрелищ» и решаю сначала зайти на почту. С тех пор, как я отправила Глории номер своего абонентского ящика, прошло всего три дня, еще слишком рано что-то ждать, но неожиданно я нахожу там посылку.

Меня охватывает радостное волнение, и я не могу сдержать улыбку, когда служащий почты пододвигает мне через прилавок большую блестящую коробку.

– Ух ты! Не думала, что придет так скоро, – восклицаю я, точно ребенок, который получил свой первый рождественский подарок.

– Пришло с ночным экспрессом, – поясняет служащий. – Кто-то немало заплатил, чтобы вы получили посылку так быстро.

Я чувствую себя до смешного и нехарактерно счастливой, вынося коробку из почтового отделения, но тут вспоминаю, что не могу вернуться в Ненастный Перевал с коробкой, на которой стоит большой логотип фирмы Apple – и это после всех ограничений на соцсети и гаджеты, с которыми я согласилась. Придется его распаковать перед возвращением.

С тоской смотрю на кафе, но там слишком много людей, и место слишком публичное. Затем поворачиваюсь к библиотеке. Уголок, посвященный местной истории, выглядит достаточно уединенным, там есть Wi-Fi, но Марта Конвэй дружит с Питером Симсом и точно доложит, что я получила ноутбук.

Этот городок, будто сошедший с открытки, неожиданно кажется замкнутым и давящим.

Затем я вспоминаю слова Марты: «Я здесь каждый день, кроме вторника», и мысленно благодарю ее за чрезмерную разговорчивость.

И действительно, за стойкой сидит пожилая женщина, которая слишком занята, помогая двум неугомонным дошкольникам и их отцу, так что я незамеченной проскальзываю в свой уголок.

Перочинным ножиком разрезаю упаковочную ленту, стараясь не шуметь, и разворачиваю гладкий серебристый прямоугольник. Когда Глория сказала, что Кертис Сэдвик отправит мне ноутбук, я представляла себе какой-нибудь устаревший аппарат, никому в офисе не нужный, а уж точно не новенький MacBook Pro.

По крайней мере, мне кажется, что он новый.

Замечаю, что коробку уже открывали, а внутри находится письмо от Глории.

«Мистер Сэдвик попросил Хэдли проверить, что здесь установлены все необходимые программы. Он также посылает вам iPhone, так как Аттикус сообщил, что у вас его нет»…

Щеки вспыхивают от стыда при мысли о том, что все обсуждали мои недостатки, и эта мысль почти портит наслаждение от гладкого серебристого ноутбука и тонкого блестящего смартфона. Но когда я открываю хромированную крышку и воздух наполняется глубоким резонирующим звуком, стыд сменяется восторгом. Хэдли, должно быть, позеленела от зависти, что мистер Сэдвик прислал мне совершенно новый ноутбук и телефон.

Подключившись к библиотечному Wi-Fi, я сразу же вхожу в аккаунт электронной почты и открываю новое письмо от директора издательства.

«Приветствую! – пишет он. – Надеюсь, ты читаешь это с экрана своего нового ноутбука. Глория говорит, это самая последняя модель. Я хотел убедиться, что у тебя будет лучшее оборудование для записи рукописи. Также посылаем телефон, с помощью которого, как сказал Аттикус, ты сможешь сфотографировать листы – прямо как Джеймс Бонд! – а затем загрузить в компьютер, чтобы вносить изменения. Все по последнему слову техники! Зная Веронику, она наверняка заставила тебя писать пером и чернилами. И также наверняка не захочет показывать свою работу кому-либо, пока она не закончена.

Я много лет работал с разными капризными писателями и обнаружил, что нужно оставлять им достаточно веревки, чтобы они чувствовали себя на свободе, но недостаточно, чтобы повеситься. Вероника – блестящая писательница, но склонна спускаться в неудачные кроличьи норы и нуждается в уверенной руке, которая бы ее направляла. Однако, не сомневаюсь, мы с тобой сможем ее вытащить. Когда она писала „Секрет Ненастного перевала“, она сказала мне по секрету – как теперь так же по секрету говорю тебе я и рассчитываю, что ты сохранишь это между нами, – что они с „Джен“ написали книгу вместе. В то время я полагал, что это метафора, что она из тех авторов, кто говорит, что их „персонажи вырвались из-под контроля“ или что они слышат голос персонажа, диктующего им историю.

Но с годами я начал подозревать, что она действительно имела в виду ту женщину, с которой списан характер Джен, другими словами, настоящую пациентку Ненастного Перевала, и что она была ее соавтором. Вот почему она не смогла написать вторую книгу сама. И я очень надеюсь, что если ты будешь записывать ее словами, она сможет закончить – я надеюсь, что ты станешь ее „Джен“.

С нетерпением жду плодов ваших трудов.

КС».

Перечитываю сообщение дважды, пытаясь разглядеть за витиеватым стилем Кертиса Сэдвика «глубокий подтекст», как выразился бы Аттикус.

Он намекает, что Вероника Сент-Клэр не сама написала «Секрет Ненастного Перевала»? Предполагает, что ей может понадобиться больше чем секретарша? Что нужно написать книгу за нее? Знает ли он, кем была настоящая Джен, что с ней случилось? Знает ли, что она могла быть моей матерью?

Последний вопрос я отбрасываю. Он никак не мог заподозрить, что моя мать и была настоящей Джен. А если и заподозрил, то сказал бы что-нибудь.

Но есть вероятность, что он знал настоящую Джен – помню, Аттикус рассказывал, что Кертис лично нашел «Секрет Ненастного Перевала» и привез рукопись, забрав у Вероники.

Внезапно я жалею, что рассталась с Аттикусом на такой ноте. Что, если он знает больше про то, что стоит за этой историей? Что, если – очень не хочу это признавать – Хэдли узнала что-то полезное во время исследований для своего тру-крайм-романа?

«Ты бросаешь людей прежде, чем они смогут бросить тебя», – сказал мне однажды доктор Хьюсак.

«Ну да, – сказала я, – а кто в здравом уме поступил бы иначе?»

Барабаню пальцами по клавиатуре своего нового ноутбука, пытаясь придумать способ наладить отношения хотя бы настолько, чтобы спросить Аттикуса о человеке, который стал прототипом персонажа Джен, – вдруг он что-то знает.

Но в итоге прихожу к выводу, что никакого иного способа нет, только признать, что вела себя как идиотка. С другой стороны, когда это кого останавливало, включая Аттикуса.