Он переступает с ноги на ногу, оглядывая нас.

– На территории торговля запрещена. Пожалуйста, заберите свои… сладости и освободите помещение.

Размахиваю перед ним пакетиком и улыбаюсь еще шире.

– А на пробу хотите?

– Довольно, – устало вздыхает охранник. – Давайте не будем усложнять.

– Уверены? Они натура-а-альные!

Дженни с напряженным лицом собирает пакетики.

– Хватит, Флоренс, – бормочет она. – Идем.

Вернувшись к «мама-мобилю», распахиваю дверцу и швыряю куклу на заднее сиденье. Разумеется, ничего не получилось. Ничего у меня не получается.

– Это еще не конец, – заверяет Дженни, словно читая мои мысли. – Теперь мы знаем, где он живет. Придем снова.

Не знаю, что сказать. Разочарование столь явственно, будто в салоне сидит третий человек. Дженни не сдается:

– Слушай, все прошло неплохо. Хоть какую-то информацию добыли.

Со вздохом вжимаюсь поглубже в спинку кресла. Новостью, что кто-то, возможно, диджей, Дилана не спасешь. Только Дженни ведь об этом не скажешь.

Она сверлит меня взглядом.

– Можно кое-что спросить?

– М-м-м? – бормочу я, по-прежнему не глядя на нее.

– Ты всегда так быстро сдаешься?

– Нет, не сказала бы, – ерзаю в сиденье. – А ты?

Отворачиваюсь к окну. Время обеда; работники Сити снуют по тротуару, сжимая в руках белые пакетики с едой, – спешат вернуться за рабочий стол. Мимо проходит семья туристов с мальчиком примерно возраста Дилана.

– Ты правда думала, что Алфи окажется за первой же дверью? «Ой, а вот и я, прямо за дверью номер один. Спасибо, что нашли меня, Флоренс!» – изображает Дженни детский голос.

– Нет! – огрызаюсь я. – Не думала.

Она печально хмыкает.

– Да нет, думала. Представляла, как впорхнем в квартиру и выйдем героями!

Молча смотрю на свои ногти. Мы медленно пробираемся по улицам Кларкенуэлла мимо элегантных переоборудованных складов, магазинов дизайнерской мебели и переполненных в обеденный перерыв гастропабов.

– Позволь кое-что сказать, – начинает Дженни, крепче сжимая руль. – В Калифорнии мне пришлось дважды сдавать квалификационный экзамен. По вождению – трижды. Мне сделали… – она тяжело сглатывает, – шесть процедур ЭКО, чтобы родились мои близнецы. Не знаю, как ты живешь, но я никогда не хлопала ресницами и не щебетала: «Ой, спасибо, сэр!» Мне пришлось ползти по битому стеклу, чтобы достичь всего, что сейчас имею.

Не двигаюсь с места, впитывая ее слова. Со мной никто так прежде не говорил.

Дженни отбрасывает волосы за плечи.

– Про меня многое можно сказать, Флоренс, но я не пасую.

Она таким тоном произносит «пасую», словно хуже ничего в мире нет. Обижаю детей. Пинаю собачек. Пасую.

Всю оставшуюся дорогу мы едем молча.

Умом я понимаю: вины Дженни здесь нет. Но пока мы не нашли Алфи Рисби, с каждым днем становится все вероятнее, что рюкзак в комнате Дилана появился неспроста. Что полиция снова придет и станет задавать вопросы, на которые я не хочу отвечать.

Когда мы подъезжаем к моей квартире, Дженни отключает блокировку задней двери, и она открывается с вялым писком.

– Иди, пожалей себя, – говорит Дженни, кивая на дом. – А потом снимай слюнявчик и становись взрослой девочкой. У нас много работы.

Кинг-роуд

Понедельник, 14:20

Лекция Дженни звенит у меня в ушах по пути в свадебный салон. Магазин оформлен в белых тонах – и паркет, и наряды, и клиентки. Интерьер достаточно скромный, чтобы невеста не опомнилась и с легкостью спустила на платье размер чьей-то годовой зарплаты, но и достаточно изысканный, чтобы местная публика ее за это не осудила.

Брук любезно позволила мне отложить примерку в свете «недавних событий», но я отказалась. Все равно у нее в субботу свадьба, все равно мне надевать платье. Правда, теперь, когда предстоит прыжок в змеиную яму с Пандорой и Тилли, мне отчаянно хочется сбежать.

Беру себя в руки и толкаю дверь. В нос ударяет запах фрезий. Единственная продавщица, похожая на манекенщицу, суетится над серебряным подносом с лентами.

– Вы, должно быть, Флоренс. Сестра предупредила, что вы опоздаете, – она протягивает мне шелковый халат и одноразовый щиток, чтобы макияж не смазался. – Остальные уже в примерочной. Я сейчас принесу ваше платье.

Брук предложила мне стать подружкой невесты только потому, что родители Джулиана явно этого ожидали. Свою «просьбу» она сопроводила строгим указанием во всем слушаться Пандору с Тилли. Ни в коем случае не дозволялось «все усложнять» и «все внимание переводить на себя».

Брук стоит на освещенном подиуме и кружится в платье попроще, для второй половины торжества. Выглядит она просто ослепительно. Пандора и Тилли, словно жабы, расположились в мягких креслах и любуются ею.

– Вот ты где, Флоренс! – противно пищит Пандора. – Я уже заволновалась.

Пандора – сестра Джулиана. Черты, которые делают ее брата неотразимым – волевой подбородок, темные волосы, колдовские хищные глаза, – лицо Пандоры превращают в отталкивающее, будто она сошла с картины кубиста или снимка кузин королевской семьи. Однако, еще неприятнее внешности ее полное отсутствие самокритики. Пандора обладает непоколебимой, слепой уверенностью человека, родившегося в богатой семье.

Брук натянуто улыбается.

– Спасибо, что пришла! Стой, это мой свитер?

– Привет, дорогая, – воркует Тилли.

Тилли – лучшая подруга моей сестры, бывшая звезда школьного театра с огненно-рыжими волосами. Вышла замуж за аргентинского танцора по имени Рамон, когда ей было чуть за двадцать. Ходили слухи, что поженились они ради визы Рамона, и все же они до сих пор вместе: Тилли с выводком рыжеволосых детей живет в просторном доме в Харпендене, а Рамон по большей части ночует в съемной квартире в Вест-Энде, которую снимает «для работы».

– В пробке застряла? – спрашивает Тилли.

– На деловой встрече.

– А, то есть по работе? Здорово! – Тилли одобрительно кивает. – Я тоже собираюсь поработать.

«Да провались ты», – думаю я. Брук бросает мне предупреждающий взгляд. Она слишком усердно трудилась, чтобы попасть в эту компанию, и не даст мне все разрушить. Брук познакомилась с Пандорой и Тилли девять лет назад, в очереди в туалет отвратительного ночного клуба для студентов на Тоттенхэм-Корт-роуд. Пандора плакала, Тилли ее утешала, а Брук, словно того и ждала, предложила Пандоре салфетку для снятия макияжа – поправить смазанную тушь. Вскоре троица узнала: все они учатся в Университетском колледже Лондона. Той весной Пандора пригласила Брук на выходные в «загородный дом» ее родителей, который оказался величественным особняком, внесенным в список памятников архитектуры. Там Брук познакомилась с братом Пандоры, Джулианом; он недавно окончил факультет географии в Дареме и работал над «одним проектом» в квартире своих родителей в Ислингтоне.

Следующие восемь с половиной лет Брук терпеливо ждала предложения. Я ей говорила: этого никогда не случится – семья Джулиана была из тех, чье имя красуется на постаменте перед Национальным театром, а Брук – флоридская голытьба, хотя и с тщательно поставленным произношением. Оказалось, что я недооценивала умение Брук себя рекламировать. На вечеринке по случаю помолвки я ненароком услышала, как она говорит двоюродной бабушке Джулиана: наш отец, мол, работал «в транспортной сфере», а мать была «экспертом южной кухни». Я чуть канапе не подавилась. Видимо, о мертвых легко приврать: они не вернутся докучать неудобной правдой. А вот я – другое дело. Граната, способная в любой момент взорвать тщательно выстроенный образ прошлого.

Тилли до сих пор ждет ответа.

– Нет, не по работе. Встречалась с полицией. Насчет пропавшего мальчика. Я вроде как расследую это дело.

Тилли приподнимает светло-рыжую бровь.

– Полиция попросила тебя помочь?

– Нет, я по собственной инициативе.