Зо поднимает на меня круглые, как блюдца, глаза.

– Поезжайте со мной, пожалуйста!

– Нет, я…

Лихорадочно ищу оправдание. Собственно, что можно сказать? «Хочу предаваться унынию дома, потому что обвинила невинного человека в ужасном преступлении и, вероятно, помешала расследованию убийства, а моя единственная подруга вонзила мне нож в спину, поэтому я останусь в постели до завтрашнего вечера»? И потом, вдруг это возможность искупить вину?

Смотрю на заплаканное лицо Зо, ее потерянный взгляд, и во мне просыпается… сочувствие?

– Ладно, – вздыхаю я. – Пойду оденусь.

Старый салон Марты находится в Хампстеде, в северной части Лондона, – в этом районе много кафе, мощеных улиц и подвесных цветочных корзинок. Ноттинг-Хилл по сравнению с ним – помойка. Если бы съемочная группа в Голливуде работала добросовестно, Хью Грант здесь и открыл бы свой книжный магазин[272].

Как ни дико, приятно вновь заняться расследованием! Теперь место Дженни досталось мне. Я взрослая, опытная, спокойно прислушиваюсь к голосу разума. Воодушевляет.

– Идите за мной, – говорю я Зо и толкаю дверь в салон. До ушей доносится пение Тины Тернер.

– Доброе утро, дамы! – тянет мужчина за стойкой администратора. На нем свободные черные брюки, белая шелковая рубашка с пышными рукавами, а в ухе золотая серьга. «Киллиан», – написано на бейджике. Ирландского пирата выбросило на берег Северного Лондона.

– Боюсь, мы обслуживаем только мужчин, – Киллиан делает грустное лицо. – Но с радостью запишу в салон нашей сети в Сохо. Какие у нас планы? Стрижка, покраска?

– Мы пришли увидеться с Мартой.

По лицу Киллиана пробегает тень. Он беспокойно проводит рукой по каштановым волосам, собранным в конский хвост, затем оглядывается через плечо. Стилистка со светлой стрижкой пикси бреет мужчине шею опасной бритвой. В салоне чувствуется напряжение.

Киллиан опирается локтями на стойку.

– Слушайте, – тихо говорит он. – Если она надеется получить зарплату… – администратор качает головой. – Марта плохо с нами обошлась.

– Вы о чем? – спрашиваю я, а сама бросаю Зо предупреждающий взгляд: «Спокойно».

– Я в этом салоне работаю не покладая рук одиннадцать месяцев в году. Отдыхаю только в августе. Уезжаю на Миконос на три недели, а за главных остаются Марта и Наталья. Марта даже не предупредила, что хочет уйти. Не отменила записи. Сообщение отправила, и все. Сообщение, представьте!

– То есть Марты здесь нет? – спрашивает побледневшая Зо.

Киллиан открывает бумажный календарь на столе и проводит пальцами по пустым строчкам.

– В последний раз выходила… Двадцать седьмого августа.

– Три месяца назад? – Зо вот-вот упадет в обморок. – Вы ее не видели три месяца?

– Верно. Извините, а вы кто?

Зо шагает к стойке.

– Ее сестра. Почему не заявили о пропаже?

– Так ведь она не пропала. Бросила работу, как я и сказал, – вздыхает Киллиан. – Лежу себе на пляже, и тут приходит сообщение: «Извини, срочно надо в Польшу. Мама заболела раком». Кстати, сочувствую, – уже мягче говорит он Зо. – Моя мама умерла молодой. Но как Марта с нами…

Зо не слушает. У нее такой вид, будто ее подожгли.

– Мама не болеет раком, – еле слышно шепчет она. – Мама умерла двенадцать лет назад.

Увожу Зо к тротуару. Она задыхается, а слезы текут по ее щекам, как вода из крана. Ее полное отчаяние не оставляет мне выбора – хоть я-то должна сохранять спокойствие. Непривычная для меня роль. Усаживаю Зо на кусочек тротуара почище, не обращая внимания на обеспокоенные взгляды прохожих, спешащих по субботним делам.

Жду долго. Зо плачет и плачет.

Когда ее рыдания переходят в тихие всхлипывания, я откашливаюсь и говорю:

– Слушай. Знаю, история подозрительная. Но у Марты остался телефон, верно? Она еще тебе пишет. Ну, соврала начальнику. Возможно, хотела взять небольшой перерыв.

Зо вытирает глаза рукавом.

– Когда она в последний раз была в Польше, мы поссорились.

– Понимаю. У меня самой сестра.

Зо тянется к карману.

– Я еще раз позвоню. Скажу, что приехала…

– Может, не надо?

Опускаюсь на асфальт рядом с ней. Земля холодная и твердая. Изо всех сил стараюсь не думать о собаках и пьяницах, которые мочились на этот участок бетона.

– Где бы Марта ни была, она не хочет, чтобы ее искали. Может, сначала кое-что выясним?

– И как?

– Ну, я немного разбираюсь в поиске пропавших. Был один мальчик…

– А?

– Неважно, – сейчас не лучшее время. – Постараюсь тебе помочь.

Зо чуточку оживает.

– Правда?

– Да.

На этот раз я серьезно.

Хампстед

Суббота, 12:35

Обстановка в пабе «Куст остролиста» ничуть не изменилась с восемнадцатого века, не считая терминалов для оплаты картой. Повсюду тяжелые бархатные шторы и потертые ковры на видавшем виды полу. Мы с потрясенной Зо садимся на банкетку из потрескавшейся кожи и ждем Наталью.

Когда я вернулась в салон и попросила Киллиана дать ее номер, он с явным облегчением согласился – на все был готов, лишь бы от нас избавиться.

– Наталья с Мартой подруги, – заверил он. – Она точно знает, что случилось.

Ему не терпелось с нами распрощаться, и я его не виню. Убитая горем девушка в слезах вряд ли поднимет продажи в салоне.

Рядом потрескивает открытый камин без защитного экрана; Дженни сразу отметила бы нарушение техники безопасности. («Открытое пламя и общественные места – плохое сочетание. Уж поверь мне, я потом изучаю документы…» – бросила она как-то раз.) При мысли о ней ощущаю легкий укол. Отмахиваюсь от боли и отправляю сообщение Брук, которая сейчас на Маврикии – скорее всего, лежит в гамаке, а сотрудники отеля обвевают ее опахалами.

Привет. Как раз о тебе подумала. Хорошо отдыхается?

Брук не отвечает. Ровно в час в паб входит худощавая темноволосая девушка. Ее волосы заплетены в аккуратные косички; миниатюрную фигуру подчеркивает длинная красная парка. За ней на красном поводке тащится пушистая белая собачка. Наталья беспокойно оглядывается по сторонам, будто ее вызвали к начальству.

– Вас двое? Марта в беде? – спрашивает Наталья на удивление хрипло, словно кинозвезда сороковых. Как-то не ожидаешь столь сильного голоса при таком хрупком сложении.

Бросаю взгляд на Марту.

– Возможно, она пропала. Точно пока не знаем.

Наталья вроде бы хочет что-то еще сказать, однако Зо смело берет разговор на себя.

– Когда вы в последний раз общались с Мартой?

– В конце лета, наверное. Она, м-м-м, вернулась в Польшу. Кажется.

– Кажется?

– Ну да. Так она написала.

Зо в ужасе на меня косится, но я продолжаю за нее:

– А вас ничего в Марте… не встревожило? Не было у нее… депрессии? – тихо спрашиваю я.

– Депрессии? У Марты? Нет. Она влюбилась. – Наталья вертит в руке поводок. – Извините, а вы ей кто?

Надо было захватить с собой блокнот, для солидности.

– Я? Э-э, соседка. Ну, бывшая. А Зо – ее сестра. Значит, ничего странного не заметили?

Наталья покачивает ногами, ее взгляд блуждает по пабу.

– Один раз она мне позвонила поздно ночью. Не помню уже число. Спросила, можно ли у меня переночевать. Поссорилась с парнем.

– Продолжайте, – я одобрительно киваю.

– Наверное, совсем отчаялась, раз попросила. Мы не очень близко дружили, да я еще живу в Барнете с тремя соседками по квартире. В общем, Марта появилась за полночь. Судя по виду, плакала.

– Что случилось?

Наталья пожимает плечами и ерзает на стуле.

– Она не хотела рассказывать. Я давить не стала. Дала зарядку, стакан воды, пустила спать на диване.

– А потом?

– И все. Просыпаюсь на следующее утро, а ее нет. Я даже решила: приснилось.

– Знаете, из-за чего они поссорились?