Несколько секунд они стояли прямо друг напротив друга – человек смотрел на нее из темноты капюшона. А затем кое-что произошло. То, чего девушка не ожидала.

Фигура выставила руку ладонью вперед. Подержала в таком положении минуту. Зачем? Чтобы показать: знаю, что меня заметили? Что это не важно? Потом сделала несколько шагов назад и растворилась в темноте.

Астрид не пошла сразу к «Приюту кроншнепа». Если за ней продолжат следить, то узнают, где она живет. Вместо этого она немного побродила по Ярмуту. Город гудел. Из баров и ресторанов на мощеные улочки высыпали люди. Над уличными столиками кафе были растянуты гирлянды фонарей. Вечерний Ярмут не уступал дневному по красоте.

Когда она вернулась на лодку, то чувствовала себя немного лучше. Возможно, она просто перенервничала из-за темноты. Человек, который за ней следовал, направлялся в город, как и она. Он не хотел, чтобы кто-то испугался, встретив его в темноте, поэтому ушел обратно. Не более того.

С широкой и тихой улицы Мерривейл-роуд открывался вид на море. Крутой склон на южной стороне порос кустами ежевики, подвязанными к высокому проволочному ограждению. На другой стороне в ряд выстроились одинаковые белоснежные коттеджи с красными черепичными крышами. Перед каждым из них располагался аккуратный квадратный газон и мощеный подъездной путь. На окнах виднелись плакаты с текстом «Ярмут говорит НЕТ объездной дороге!» или «Факты, а не ложь». Астрид явно попала по адресу.

Было рано – немногим больше девяти часов. Как-то один человек сказал Астрид, что, если планируешь сделать то, что делать совсем не хочется, не стоит тянуть. Тогда быстрее разделаешься. Поэтому утром она отправилась на эту улицу сразу после пробуждения. Чтобы не передумать.

Пройдя примерно половину улицы, она увидела пожилую женщину, склонившуюся над клумбой с геранью. Женщина обрывала сухие цветы и складывала их в мешок для раздельного сбора мусора с логотипом городского совета. Астрид спросила, знала ли та Виктора Лича.

– А, Виктор? Да, – сказала женщина, медленно поднимаясь. – Ужасно, не правда ли?

– Конечно, – согласилась Астрид.

– Какая страшная смерть – утонуть. Сегодня утром я была на аквааэробике для пожилых в культурном центре и не могла думать ни о чем другом. Бедный, бедный Виктор. – Казалось, она сейчас расплачется. – Что мы теперь будем делать с объездной дорогой?

– Объездной дорогой?

– Да, если ее построят, каретам скорой помощи придется добираться дольше. Так говорил Виктор. Она отрежет нас от мира, и что потом? – Уверенным тоном женщина выливала на нее быстрый поток слов. О том, как Виктор боролся за своих соседей. Как он общался с городским советом от их имени.

Астрид поддакивала в ожидании паузы, чтобы спросить, как пройти к его дому. Однако к ним незаметно подошла еще одна женщина, седовласая, с клетчатой сумкой на колесиках, и присоединилась к славословию.

– Виктор был святым при жизни, – сказала она.

– Вот именно, – поддержала первая женщина.

– Виктор был единственным человеком, который заступался за нас. Ко мне три раза в неделю приходит социальный работник. Как бы он добирался до меня, если бы городской совет построил объездную дорогу?

Астрид посмотрела в конец улицы. Та упиралась в дорогу, которая вела в город. Непонятно, что могло помешать машине заехать сюда. А еще непонятно, почему велосипедные дорожки или лежачие полицейские, а также другие нововведения, против которых боролся Виктор Лич, могли сделать их жизнь хуже.

Почему они все верили ему? Астрид заметила у забора пару низкорослых тисовых деревьев. Суровые ветра скрутили стволы этих коротышек. И тут она все поняла.

Летом здесь было чудесно. Однако как только наступала зима… Когда дети, которых родители оставляли на бабушек и дедушек во время каникул, возвращались в школу… Когда из-за северных морских ветров по утрам на облысевшие газоны стелился туман, а двойные стекла дребезжали… Когда казалось, будто жители находились в плену на острове, отрезанном от мира штормовыми нагонами… В это самое время появлялся Виктор. Он приходил к соседям домой. Подвозил в город. Всегда был готов поддержать разговор и горько посетовать об ужасах нововведений во имя прогресса. Для них он стал местным героем.

В конце концов Астрид удалось выведать у собеседниц адрес Виктора, и она отправилась на поиски дома номер семьдесят шесть. Личи жили в одном из самых больших коттеджей на улице – здание белого цвета, отделанное декоративной штукатуркой с каменной крошкой, с большим эркером рядом с ярко-красной дверью. Между ухоженным газоном и аккуратным живым бордюром из декоративных растений шла вымощенная плиткой дорожка. Она упиралась в подъездную аллею, на которой стоял припаркованный бордовый универсал.

Изнутри, в окошке наверху двери, были вставлены три открытки. Одна с рисунком совы под словами «Районный наблюдательный совет». Силуэт служебной собаки – «Дом на сигнализации». И открытка с изображением папы римского. Астрид, правда, не знала, какого из них. Они в своих митрах все были на одно лицо. За этой мыслью последовал моментальный укол стыда. Впрочем, она собиралась сделать кое-что похуже – выудить полезную информацию у женщины, которая только что стала вдовой.

Девушка поднесла палец к звонку. И не успела нажать кнопку, как увидела сквозь стекло женщину, приближающуюся к двери шаркающей походкой. Чуть за семьдесят, седые волосы уложены в пучок. Светлые глаза на круглом лице. Дверь открылась, прошелестев по стопке счетов и писем на коврике.

– Здравствуйте, Синтия. Я пришла выразить свои соболезнования, – сказала Астрид серьезным тоном.

– Входите, пожалуйста, – безучастно ответила хозяйка.

Что ж, пока все идет неплохо, подумала Астрид. Ей удалось попасть внутрь. Теперь надо просто сохранять спокойствие. Выяснить необходимую информацию и уйти.

Она прошла за Синтией по коридору в кухню, которая выходила окнами в сад, такой же опрятный, как и газон впереди дома.

– Сделаю чаю. – Потянувшись к настенному буфету, хозяйка достала незатейливый чайник. Все это время она продолжала говорить. Сама задавала вопросы и отвечала на них. В очередной раз повторяла десятки фраз, произнесенных ею в разговорах о муже за последние сутки.

Астрид стояла у стены, стараясь скрыть волнение за обеспокоенным видом.

– Все так добры. Все эти карточки с соболезнованиями. У меня уже вот такая стопка в гостиной. – Синтия приставила ладонь к талии. – И цветы. Цветы… очень красивые. Я понятия не имела, что его так ценили, – сказала она, глядя на буфет, где в разнообразных вазах и банках стояли десятки букетов, некоторые так и не распакованные из целлофана.

– Какое великолепие, – поддержала Астрид.

Синтия составила на металлическом подносе чайник, две расписные чашки из тонкого китайского фарфора и сахарницу с кусковым сахаром.

– Ведь он был местным активистом.

Астрид кивнула:

– Он не сидел на месте.

– Да. И говорил, что борьба не закончена. Велосипедная дорожка на центральной улице. Лежачие полицейские. Объездная дорога – по этому поводу он испытывал крайнюю досаду. А теперь… – Поднос в ее руках дребезжал. – Это все так… так…

– Чудовищно.

– Чудовищно. Да, невероятно чудовищно, – она посмотрела на поднос, удостоверившись, что ничего не забыла. – Пойдемте в сад?

На террасе Синтия поставила поднос на круглый металлический стол. Недалеко располагались стулья, очевидно из того же комплекта. Не дав Астрид возможности предложить свою помощь, Синтия подхватила в каждую руку по стулу и поставила их у стола. Она сильнее, чем можно подумать, отметила Астрид.

Переставляя посуду с подноса, Синтия говорила обо всех хлопотах, которые ей предстояли в связи с гибелью Виктора, – платежках, страховке, банковских счетах. Всей этой «вотчине Виктора». В какой-то мере его жена была потрясена из-за того, что теперь приходилось брать на себя все эти хозяйственные хлопоты.