– Скорее похоже, что он ведет собственное расследование. Он без конца повторял, какие у Уильяма хорошие адвокаты, а потом в том же предложении – как он жалеет, что не может защищать его сам.

Я понимала это чувство. Я тоже жалела, что Лорен так мало его расспросила. Некоторым людям нравятся серийные убийцы, потому что их зачаровывает жестокость, а другим, как Лорен, – потому что они помешаны на невинности. Они не могут представить, чтобы человек, особенно такой симпатичный, как Уильям, мог совершить все те ужасы, в которых его обвиняют. Ей, в отличие от меня, не надо было заключать сделку с совестью, потому что она искренне верила, что ее любимого мужчину обвиняют несправедливо. Эта вера определяла ее поведение. Проблема была в том, что она не могла задавать слишком много вопросов, потому что тогда ее хрупкое представление о морали расползлось бы по швам. Если Марк и имел какое-то отношение к убийствам, она не хотела этого знать.

– Ты мне нравишься, Ханна, правда, – сказала Лорен перед уходом. – Но шпионить за людьми – это дикость. В следующий раз напиши мне или что-то в этом роде.

Я удержалась от замечания, что она бы обрадовалась моему присутствию, попытайся кто-нибудь ее убить.

– Конечно, – ответила я.

Лорен вышла из кофейни, и я уже собралась сделать то же самое, когда вновь увидела Марка. Он сел обратно за стол. Несколько минут он смотрел в телефон, глядя на экран из-за пары очков для чтения, а потом к нему подошла привлекательная женщина и похлопала по плечу. Марк встал, и они обнялись.

Женщина села напротив. По возрасту она была скорее ближе ко мне, чем к Лорен, но все равно моложе Марка на несколько десятков лет. Я сидела слишком далеко, чтобы разглядеть, есть ли у нее кольцо на пальце. На ней было узкое платье и туфли на каблуках – наряд, больше подходящий для деловой встречи, чем для романтического свидания, но интимная манера их беседы свидетельствовала о близости. На фоне этой женщины я ощутила свою непривлекательность и в физическом, и в духовном смысле; она была красивее меня, и эта зависть заставила меня почувствовать свое внутреннее уродство. Казалось нелепым, что Синди могла видеть угрозу во мне, когда ее муж встречался наедине с такой женщиной.

Как и во время беседы с Лорен, разговаривал в основном Марк. Он был из тех мужчин, которые сразу приковывают к себе внимание окружающих, даже не замечая этого, потому что оно кажется им естественным. В какой-то момент он протянул к женщине руку и погладил ее пальцы. Это, конечно, был не французский поцелуй, но уже что-то. Мне вдруг стало неловко наблюдать за этой сценой, как будто я смотрю эротическое видео с людьми, которые не знают, что их снимают. Несмотря на встречу в общественном месте, их приглушенные голоса и склоненные друг к другу головы говорили о близких отношениях.

Женщина кивала на все реплики Марка и иногда успевала вставлять односложные предложения. Один раз она посмотрела в мою сторону, почувствовав мой взгляд, но я сразу отвернулась. Мне хотелось крикнуть ей, чтобы она убежала, хотя я не понимала, от чего именно. Разумеется, она знала, что говорит с человеком, чей сын обвиняется в серийных убийствах.

Их лица помрачнели. Может быть, конец отношений? «Мы больше не можем с тобой встречаться, – представила я слова Марка. – Я сейчас нужен своему сыну». Он был из тех мужчин, которые предпочитают сообщать плохие новости в людных местах, чтобы женщины не плакали. «Сейчас все взгляды прикованы к нашей семье. Я не хочу утягивать тебя за собой», – мог бы с чувством сказать он.

Когда Марк закончил свой монолог, они оба поднялись и снова обнялись. Парочка вышла вместе, и в окно я увидела, как они садятся в разные машины. Что бы ни происходило, Марк не трахал и не убивал ее. Во всяком случае, в данный момент. Я обругала себя за собственное разочарование. С моей стороны было ужасно желать зла другой женщине только ради того, чтобы рассказать увлекательную историю Лорен и Дотти. Но все, что я увидела, – это лишь несколько разговоров Марка. И я не знала, что делать с этим дальше.

Весь остаток вечера я судорожно лазила по соцсетям и форуму в попытках выяснить, что это была за женщина. Я полночи не ложилась и чуть не проспала будильник с утра, а в итоге тайна ее личности раскрылась в самом начале выступления защиты. Ее звали Алексис Хатчингтон, и она была старинной подругой Уильяма и семьи Томпсонов.

Яркий свет в зале суда только подчеркнул ее красоту. У нее была гладкая кожа, еще не тронутая морщинами, которые уже начали изрезать мой лоб. Интересно, она колола ботокс? Хотя ее дружба с Уильямом доказывала вероятную несостоятельность моих подозрений по поводу романа с Марком, я все еще относилась к ней настороженно.

– Как бы вы описали свои отношения с Уильямом? – спросил адвокат.

Алексис дотронулась до ожерелья на своей шее. Даже с задних рядов я увидела, насколько у нее безупречный маникюр.

– Мы дружим примерно с десяти или одиннадцати лет, – ответила она.

Я почувствовала укол зависти, что она видела ту версию Уильяма, которую мне не узнать никогда. Хорошо это или плохо, но я знала его только как обвиняемого в серийных убийствах – от такой характеристики уже не убежать.

– Как вы с Уильямом познакомились?

– Наши родители дружат. Наши отцы вместе играли в гольф. Мы вдвоем всегда куда-нибудь сбегали во время вечеринок.

Я представила, как они прячутся в укромных уголках огромных особняков, какие я видела только по телевизору. А потом, подростками, стягивают из бара бутылки, которые им даже продавать незаконно, и напиваются. Мои собственные школьные друзья были слишком приличными для таких развлечений. Даже если бы я захотела выпить алкоголь, я понятия не имела, где его достать. Ох уж эти бедные богатые детишки – вынуждены веселиться как могут, пока их родители закатывают вечеринки.

– Расскажите о вашей дружбе во взрослом возрасте.

– Мы видимся – виделись – примерно каждые две недели. Недавно я пережила болезненное расставание, и Уильям очень поддерживал меня в этот период.

Что она имеет в виду под «поддерживал»? Уильям обнимал ее, пока она рыдала? Или покупал мороженое, чтобы вместе посмотреть «Гордость и предубеждение» 2005 года, как Меган всегда делала для меня? Или он утешал ее иначе? Может, они занимались сексом, а потом фантазировали, что если никого не встретят до сорока лет, то женятся друг на друге? Жаль, что на процессе не было Бентли – я бы смогла поговорить с ним. Может, он знал об их дружбе больше, чем Алексис хотелось рассказывать с трибуны.

– Вы когда-нибудь слышали от него имена Анны Ли, Кимберли, Джилл или Эммы? – спросил адвокат.

Алексис сглотнула.

– Он упоминал Эмму перед свиданием. Он очень волновался. Но другие имена – нет, ни разу.

– Что именно он говорил про Эмму?

– Сказал, что с нетерпением ждет свидания. Уильям всегда был очень сфокусирован на карьере, и поэтому, как мне кажется, на свиданиях ему было некомфортно. Он сказал, что Эмма умная. Им было интересно разговаривать друг с другом.

– У вас не возникло впечатления, что он хочет навредить Эмме?

– Нет, нет. Конечно, нет. Я не думала – никогда бы не подумала, – что Уильям вообще способен кого-то обидеть. Он всегда так заботится о других.

Я посмотрела на затылок Уильяма, глаза которого глядели прямо на его старинную подругу.

Если Уильям убил всех этих женщин, что мешало ему убить Алексис? Я не была убийцей, но, глядя на женщину на трибуне, понимала, что она – идеальная жертва. Она была красива и доступна, потому что доверяла Уильяму. Может, она была ему слишком – или, наоборот, недостаточно – дорога, чтобы умереть? Я не могла решить, стоит ли мне ревновать из-за их близости или же вздохнуть с облегчением, ведь она – живое доказательство, что он может проводить время с женщиной, не убивая ее.

Я успокаивала себя тем, что это мне Уильям пишет письма и мне предложил стать его девушкой. Неважно, что у Алексис было с Уильямом и что они вместе пережили, у меня было то, чего не было у нее, и мне это нравилось. Я достала из сумки чехол с письмами и прижала к себе, как другие женщины берут своих мужчин за руку в общественных местах, чтобы заявить на них свои права.