– Вам лучше уйти, – сказала она.

Я заметила, что на меня глядят подтянутые молодчики; два пожилых гражданина на эллиптических тренажерах тоже кидали на меня косые взгляды.

– Хорошо, – сказала я. – Извините. Я правда не хотела вас обидеть.

Мне хотелось, чтобы она сказала еще что-то. Но она молчала.

Весть о нашем конфликте добралась до суда. Я видела, как Джилл показывает на меня со скамейки, где она сидела с остальными друзьями и родственниками жертв. Они хотели кого-то ненавидеть – кого-то более доступного, чем Уильям Томпсон.

– Оставь в покое сестру Джилл, – прошипела мне одна из подруг Эммы, когда мы стояли в очередь на досмотр.

– Как ты на себя в зеркало смотришь? – кинула другая, когда я мыла руки в туалете.

Они нашли мою страницу в инстаграме – настоящую, а не ту, которую я завела для слежки за Максом, – и обзывали меня в комментариях чокнутой сексисткой. Хотя сама я давно провела по каждой из них маленькое интернет-расследование, для меня стало неожиданностью, что со мной могут сделать то же самое. Я забыла, что я не невидимка и мои поступки могут влиять на других людей. Я не без сожаления закрыла свои профили в соцсетях и заблокировала всех девчонок по очереди.

А в завершение истории ко мне подошел не кто иной, как Марк Томпсон.

– Я заметил, как отвратительно эти женщины с вами обращаются, и решил представиться, – сказал он. – Моя семья очень ценит вашу поддержку по отношению к моему сыну.

У Марка было твердое рукопожатие и еле уловимый южный акцент. Странно, я никогда не представляла Уильяма с акцентом. Внезапно я осознала, что не знаю, как звучит его голос.

– Приятно познакомиться. Я Ханна.

– Не терпится узнать вас поближе, Ханна.

Так и завязались мои запутанные отношения с остальным семейством Томпсонов.

Я перестала следить за Томпсонами, как только они узнали меня в лицо и по имени, зато начала здороваться с Марком где только можно: у фонтанчика с водой, у уборных, в коридоре, по пути к машине вечером после суда. Осложняло дело то, что Уильяму бы точно не понравилось мое общение с его отцом, так что взаимодействовать с ним можно было только там, где он нас не видел.

Марк пригласил нас на вечерний коктейль, когда обвинение завершило свое выступление и представление доказательств. Я подумала, что это будет интимное мероприятие: только я, Дотти, Лорен и узкий семейный круг, за исключением, конечно, Уильяма, который по-прежнему сидел в тюрьме. Но когда я зашла в зал ресторана, который Марк зарезервировал для своего вечера, то увидела огромную толпу народа. Даже несмотря на то, что их сын сидел на скамье подсудимых, у Томпсонов сохранялись обширные связи, и многие были совсем не прочь поприсутствовать на их вечеринке, тем более если она проходила за закрытыми дверями.

Марк в качестве хозяина чувствовал себя в своей стихии. Он с энтузиазмом приветствовал каждого гостя и провожал его за стол с закусками или к бару. Не зная, невозможно было догадаться, что в данный момент его сына судят по обвинению в серийных убийствах.

Марк приветствовал меня объятиями, которые остро напомнили мне о нехватке физического контакта.

– Я так рад, что вы выбрались, – сказал он.

Синди встретила меня прохладнее. Хоть она была гораздо старше меня, она напомнила мне популярных девчонок из школы, которые могли поставить тебя на место одним взглядом. Стоило ей посмотреть на меня, и я сразу вспомнила о своих секущихся кончиках и древней туши, которой намазала ресницы перед выходом из отеля.

– Приятно познакомиться, – сказала она, продолжая анализировать стоимость всех моих внешних атрибутов. – Я вас видела, вы разговаривали с моим мужем.

В ее тоне сквозила такая неприязнь, что мне стало не по себе, хотя я не могла понять, в чем провинилась. Я представила, что чувствуют мухи, когда люди пытаются их прихлопнуть, хотя они всего лишь невинно летают по комнате.

Мы с Лорен были лишними на этом сборище. Мы были слишком молоды, наша одежда – слишком потрепана, а наш акцент контрастировал с тяжеловесным южным говором, разносящимся по залу. Дотти же, напротив, вписалась идеально. Это место кишело людьми ее круга – богатыми и белыми. Всего за несколько минут она собрала вокруг себя группу женщин, которые рассказывали ей про свои любимые фитнес-клубы и салоны красоты.

Я заказала напитки в баре, встала неподалеку от стола с закусками и стала наблюдать за Марком. Сначала мне показалось, что его компанейская натура – это полная противоположность жестокому хладнокровию, которое описывал Уильям. Но чем дольше я за ним наблюдала, тем больше его дружелюбие напоминало психопатию. Его сын сидел в тюрьме, а он здесь предлагал людям угощаться напитками и едой.

– Привет! – присоседился ко мне пожилой мужчина. Он выглядел, как и все остальные на вечеринке, богатым и пьяным.

– Здравствуйте, – вежливо ответила я. Он закрывал мне вид на Марка. Мужчины вечно мешают женщинам заниматься важными делами под предлогом приветствия.

– Откуда вы знаете Томпсонов? – спросил он.

– Это долгая история. А вы?

– О, мы старые приятели. Я знаю Марка и Синди еще со старшей школы. Это ужасно, что сейчас происходит. Они такие милые ребята. Они такого не заслужили.

Те женщины, подумала я, тоже не заслужили смерти.

– Кстати, – продолжил он, – мне нравится ваше платье.

Я пригладила хлопковую ткань пальцами. Я купила это платье несколько лет назад, когда мы закупались с Меган, – оно шло по самой большой скидке в «Таргете». Оно не особо хорошо на мне сидело, но я хранила его за своеобразную приспособляемость – его можно было надеть при любых скачках веса в ту или иную сторону.

– Спасибо, – ответила я.

– Вы здесь с мужем? С приятелем? – спросил незнакомец, глядя на мой безымянный палец.

– Я здесь с друзьями.

Мужчина подошел ближе, и я слишком поздно поняла, что нужно было соврать и выдумать какого-нибудь Брэда или Джона, который повсюду меня сопровождает.

Я пыталась сообразить, как бы мне выпутаться из этой беседы, когда мужской голос рядом со мной произнес:

– Вы Ханна, верно?

Я повернулась и увидела стоящего за мной Бентли Томпсона.

– Да. А вы Бентли, – сказала я, благодаря небо за его вмешательство.

Незнакомец глянул на меня в последний раз.

– Мне тут нужно поговорить с одним человеком. Было приятно познакомиться, – сказал он.

– Взаимно, – отозвалась я, хотя это была неправда.

– Это Верн, – сказал Бентли, когда мужчина ушел. – Он пытался за вами приударить, да? Он это проделывает со всеми красивыми девушками.

Я залилась краской при слове «красивая». Я еле сдержала свой первый импульс: кинуться объяснять, что на самом деле нет, я не красивая. Просто достаточно молодая и накрашенная.

– Вы меня прямо спасли, – сказала я вместо этого.

Он улыбнулся обезоруживающей улыбкой, которая лишний раз напомнила мне о моей ординарности.

– Рад быть полезным, – произнес он.

Мы с Бентли не так много общались. Он почти всегда был со своей женой Вирджинией и к тому же посещал суд не так прилежно, как родители. Из писем Уильяма я узнала, что Бентли работал в юридической фирме их отца: изначально то же самое ожидалось от самого Уильяма. Бентли с Вирджинией познакомились в баре; Бентли был студентом юридической школы, а Вирджиния – несовершеннолетней девчонкой с поддельным паспортом. Уильям писал, что Вирджиния пошла в колледж с единственным намерением – выйти замуж. Я и не знала, что женщины до сих пор так делают. Еще в детстве она поняла, что ей нравится покупать красивые вещи, не работать и общаться с мужчинами, которые могут ей это обеспечить. А Бентли, в свою очередь, нравилось быть добытчиком.

Вирджиния меня пугала. Она обладала модельной внешностью, а ее волосы выглядели так, будто она каждый день ходит к парикмахеру. Как и другие члены семьи Томпсонов, внешне она казалась милой, но ее злобная натура проявлялась на лице чуть отчетливее – наверное, из-за многочисленных косметических процедур, истончивших ее кожу. В ее присутствии на меня нападала паранойя, что женщина именно такого типа должна быть рядом с Уильямом, хотя он клялся, что терпеть таких не может.