Бентли качает головой.
– Я не знаю, что именно случилось тогда в лесу. Я знаю только, что посреди ночи Уильям позвонил отцу и сказал, что ему нужна помощь. Грейси нашли на следующий день у дома, где проходила вечеринка, с явными признаками передозировки. Полиция так и не связала случившееся с Уильямом, но я знал, что он замешан. Он все повторял, как ему жаль, – снова и снова. Какое дурацкое слово. Он просил меня ударить его, но я отвечал, что не этого хочу.
– Значит, вместо этого ты убил пять женщин?
– Я убил пять женщин, чтобы сделать то, чего не сможет стереть мой отец.
– В смысле не сможет стереть твой отец? Ты думаешь, он смог скрыть обстоятельства смерти Грейси?
Бентли фыркнул.
– Ну конечно! Он всегда так поступает. Он вмешивается или платит тому, кто вмешается за него. Могу представить, как его корежило, когда Уильям предстал перед судом. Он думает, будто у него есть какой-то иммунитет, словно он президент или что-то в этом духе.
Я вспомнила, как Марк ездил по разным локациям, где исчезли женщины. Лорен была права: он проводил собственное расследование, пытался понять, как вся ситуация выскользнула из-под его тотального контроля.
– Знаешь, – сказал Бентли, снова присаживаясь на стул. – Когда я начинал, у меня не было намерения их убивать. Я хотел переспать с Анной Ли, уничтожить все, что у них с ней было, и на этом закончить. Но когда я накинул веревку ей на горло – мы тогда просто развлекались, – я почувствовал панику Уильяма. Ее смерть ломала образ чувствительного феминиста, который он так тщательно выстраивал. Он не такой, запомни. Неважно, насколько удачно он притворяется. Я никогда не думал, что способен на такое, но, когда переходишь маленькую черту, уже гораздо проще перейти большую. Ты сама это знаешь, да, Ханна?
– Не надо нас сравнивать. Мы не одинаковые.
– А я думаю, одинаковые. Нам обоим скучно, и мы ищем смысл. Тебя заводит мысль о том, чтобы быть убитой, а меня заводят убийства. Не такая большая разница.
– Но что случилось после Анны Ли? Ее было недостаточно?
– Кимберли сама виновата в своей смерти, – сказал Бентли и глянул на меня. – Практически как ты. Она постоянно болтала, задавала много вопросов. Я поехал в тот район через пару дней после смерти Анны Ли – как ты понимаешь, брат был опустошен, и я поехал к нему в квартиру, чтобы поддержать. А по пути домой остановился на заправке. Она узнала меня. Я и раньше там останавливался. «Напомните ваше имя», – попросила она, и я сказал ей. Но этого ей было недостаточно; дальше она спросила, как мой вечер, и я объяснил, что навещал своего брата, который очень расстроен из-за исчезновения женщины, крутившей с ним роман. «Надеюсь, она вернется», – сказала она, и тут у меня вырвалось, что она никогда не вернется, потому что я ее убил. Ты не представляешь, как приятно было это сказать. Так что потом, естественно, мне пришлось убить и ее. После этого брат реально запаниковал. Ты бы его видела: пьяный, плачущий… Он даже сомневался, не убил ли он их во сне.
– Ты для этого убил Джилл и Эмму? Чтобы он решил, что сходит с ума?
– Отчасти. Уильям так говорил о Джилл, что я сразу понял: она ему интересна. Он был прав, она была интересной. Я понял это, когда сводил ее на ланч. Интересной, но неуверенной. А вот Эмма меня с романтической точки зрения совсем не интересовала. Она была скорее во вкусе брата. Но мне показалось забавным разом перевести все стрелки на него.
– Ты специально навел полицию на Уильяма?
Бентли пожимает плечами.
– Наверное, можно и так сказать. В детстве мы постоянно это делали – устраивали друг другу неприятности. Он должен был с самого начала догадаться, что это я.
– А что насчет Келси Дженкинс? Очевидно, ты понимал, что не сможешь повесить это на Уильяма.
– Слушай, я хотел досадить Уильяму, а не запрятать его в тюрьму до конца жизни. Я решил, что, если еще кто-то умрет, это поможет его защите. Тебе повезло, что это оказалась не ты, Ханна. Я знаю, ты была в канаве той ночью. Ты же не думала, что это совпадение, правда? Что тело нашли сразу после твоего визита? Я мог бы легко и просто убить тебя прямо там и тогда, но мне нравились наши милые беседы, так что я оставил тебя в живых. Я думал – суд закончится и мы больше никогда друг друга не увидим. Представь мое удивление, когда ты снова появилась после суда! Я надеялся на лучшее – что Уильям просто с тобой поиграется; но выяснилось, что ты ему действительно нравишься. Такая жалость, Ханна. Мы почти стали семьей. Если бы ты только перестала копать, просто позволила бы себе успокоиться. Иронично, не правда ли, что мой брат сам купил спички, которые в итоге привели тебя к гибели? Он как будто своими руками совершил убийство. Я осознавал весь риск похода в тот бар, но мне нужно было узнать, что именно ты обнаружила. Если бы не Рики, не этот тупой мужик, который все время лезет куда не надо… Я заметил выражение твоего лица, когда он узнал меня, и понял, что рано или поздно ты все равно сложишь два и два. Но все не так плохо. По крайней мере, ты не будешь до конца жизни сидеть на шее у нашей семьи.
– Я никогда ничего не просила у вашей семьи.
– А тебе и не приходилось, ведь так? Уильям давал тебе все, что душе угодно, потому что хотел стать лучшим человеком, встречаясь с такой девушкой, как ты. Он даже не представлял, насколько ты на самом деле отвратительна.
– Я не отвратительна.
У меня даже не получается произнести это искренне.
Бентли поднимается со стула. Он подходит ко мне поближе и наклоняется. Все мои мышцы готовятся к принятию смерти.
– Помнишь, как мы поцеловались, Ханна? – говорит он мне на ухо.
– Ты поцеловал меня, – поправляю я. Меня беспокоит мой запах: изо рта все еще тянет перегаром, а штаны для йоги не просохли от мочи.
– Только потому, что ты этого хотела.
– Я люблю Уильяма.
– До сегодняшнего дня ты считала его убийцей.
– Нет, я считала, что он может быть убийцей. Есть разница.
– То есть этого недостаточно, чтобы не заводить отношений? – Бентли выпрямляется и складывает руки на груди. Он выглядит как человек, уверенный в своей правоте.
– А что насчет Вирджинии? Она знает, что ты сделал?
– Я не хочу говорить о Вирджинии.
Это не кажется честным условием дискуссии, но я не в том положении, чтобы спорить.
– Ладно, – говорю я. – Может, я и считала Уильяма виновным, может, мне и понравился твой поцелуй, и, может, я пользовалась деньгами твоей семьи. Ты это хотел услышать?
Бентли улыбается.
– Я знал, что тебе понравилось, когда я тебя поцеловал. Мне тоже понравилось.
Даже сейчас мне приятно, что такой мужчина, как Бентли, мог получить удовольствие от поцелуя со мной. Несмотря на все феминистические лозунги, я никогда не могла полностью избавиться от желания нравиться мужчинам. Я даже не уверена, что умею полностью наслаждаться собой. В те моменты, когда я люблю себя больше всего, я вижу себя чужими глазами.
Когда Бентли наклоняется для поцелуя, я принимаю его.
– Тебе понравилось?
Да, мне понравилось, и я ненавижу себя за это, но я уже много месяцев играю в эту игру. Нет большой разницы между поцелуем с мужчиной, которого ты считала серийным убийцей, и мужчиной, который действительно им является. Меня поражает мысль, что это, возможно, мой последний поцелуй в жизни. Что Бентли, возможно, последний мужчина, который прикоснется к моему телу, пока я еще жива и могу это чувствовать. Я столь о многом жалею, что бесполезно и перечислять.
Я снова целую Бентли в ответ. Я осознаю, что ждала этого – какого-то разрешения того вечера в баре. Только я не понимала, что, скорее всего, он разрешится моей смертью.
«Что бы ты сделала, если бы тебе оставалось жить двадцать четыре часа?» – как-то спросила я Меган.
«Съела бы столько мороженого, сколько смогу», – ответила она, и мы рассмеялись.
У меня нет мороженого. У меня есть лишь мужчина напротив.