– Конечно. Хорошая мысль.
– Отлично, – радуется Дженни. – Я на всякий случай уже забронировала столик. Есть один ливанский ресторанчик, давно хотела сходить. Мои мальчики терпеть такое не могут, а на одного столик там не взять, понимаешь?
Три часа спустя, после того как Дженни перестаралась и заказала нам слишком много шакшуки, лабне с травами[263] и яичницы-болтуньи с бабаганушем[264], мы отправились в «Ритц», на чай к мисс Шульц.
Вдоль здания стоит ряд швейцаров в цилиндрах; швейцары встречают автомобили с шоферами и провожают в отель пожилых посетителей.
Роскошные отели меня всегда пугали. Однажды, когда «Девичник» подписал контракт на запись второго альбома, мы попытались отпраздновать в баре «Мандарин». Нас не пустили дальше вестибюля. Консьержу хватило одного взгляда на наши лучшие колготки в сеточку и виниловые мини-юбки, и он сообщил: бар «закрыт на частное мероприятие».
Сегодня все иначе. Сегодня швейцар в цилиндре спешит распахнуть перед нами с Дженни изящную деревянную дверь. Ароматы нероли и жасмина бьют в нос, как сковородка.
– Добро пожаловать в «Ритц», – говорит швейцар с легким поклоном.
Чайная комната здесь – позолоченная симфония парчовых обоев и фарфора от «Веджвуд». В углу даже играют на арфе.
Дженни закатывает глаза.
– Боже, ну и нелепица! Будто Либераче[265] спроектировал, чтобы произвести впечатление на туристов со Среднего Запада и стариков.
Метрдотель в белом смокинге записывает наши имена и делает вид, что ищет бронь в журнале в кожаном переплете.
– Сюда, пожалуйста. Полагаю, ваша спутница уже здесь.
В комнате полно пожилых дам с фиолетовыми волосами, в кольцах с неприлично большими бриллиантами и с модными сумками в руках, но я сразу же замечаю мисс Шульц. По такому случаю она принарядилась в костюм с персиковой юбкой и нанесла на губы коралловую помаду, которая забилась в морщинки вокруг рта.
– Здравствуйте, мисс Шульц, – приветствую я. Она вздрагивает от неожиданности, ахает и встает, задевая соседний столик, отчего пакеты от «Либерти» падают на плюшевый ковер.
К ее чести, она быстро исправляет положение.
– Вы, должно быть, Дженни, – она протягивает руку. – Хелен Шульц. Приятно познакомиться. Я уже говорила Флоренс: просто замечательно, что вы интересуетесь случившимся. Такое неравнодушие!
Трудно сказать, искренний это комплимент или типичная британская колкость. Как бы то ни было, Дженни невозмутима.
– Спасибо, – отвечает она с натянутой улыбкой. – Мы ценим вашу готовность поговорить.
Мы усаживаемся в кресла сливочного оттенка. Как по волшебству, официант приносит два больших меню в кожаных переплетах.
– Пожалуй, начнем с пятницы… – предлагает Дженни.
– Может, сначала закажем, дорогая? – перебивает мисс Шульц.
Наш подобострастный официант принимается описывать все восемнадцать сортов чая дарджилинг из меню, приправляя свою речь подробнейшими примечаниями о вкусе. Мисс Шульц не торопится, задает вопросы, хмыкает. Дженни уже впивается ногтями в ладонь, а кулак ее то сжимается, то разжимается, как бьющееся сердце. Пожалуй, из моих знакомых она самая умная, но и самая нетерпеливая тоже.
– Мне апельсиновое пекое, – решает мисс Шульц. – Нет, тайваньский ассам. Нет, мяту с бергамотом. Нет, все-таки апельсиновое пекое, – наконец она закрывает меню.
Официант кивает.
– Отличный выбор, мадам.
– Мне фирменный сорт, – бросает Дженни и захлопывает меню.
Официант выжидающе смотрит на меня. А я ненавижу чай. Ненавижу, и все. Не понимаю, зачем люди пьют воду с коричневыми листьями.
– А можно горячий шоколад?
– Горячий шоколад? – теряется официант.
– Что угодно, лишь бы не чай.
– Я посмотрю на кухне. Кажется, в детском меню есть сок.
– Прекрасно! – не выдерживает Дженни. – Она будет сок.
Когда официант уходит, Дженни наклоняется к мисс Шульц, поставив локти на стол.
– Итак, что можете рассказать об Алфи Рисби?
Мисс Шульц кладет на колени салфетку.
– Вы знали, что я выросла в Шотландии?
– М-м… – теряется Дженни. – Интересно, конечно. Но какое отношение это имеет к Алфи?
Мисс Шульц хмурится. Тут возвращается официант с большим серебряным подносом, на котором два чайника и маленький стакан апельсинового сока. Он устраивает целый спектакль: медленно все расставляет и повествует, сколько должен настаиваться каждый сорт.
– Прошу прощения, – торопливо извиняется Дженни. – Пожалуйста, продолжайте.
Мисс Шульц неспешно добавляет в чашку три, четыре, пять ложечек сахара и тщательно размешивает напиток.
– Место было сказочное. Мой отец работал в шотландской школе-интернате. Мы жили в маленьком доме на прилегающей территории. Мы с Мэри чудесно проводили время. Бегали по ручьям, играли в лесу. В отличие от современных детей с айпадами, спиннерами и таблетками от тревожности.
– Прелестно, – соглашаюсь я, надеясь поскорей перейти к делу.
Мисс Шульц кладет ложку на блюдце.
– И вот, представьте себе, в той же школе учился Ролло Рисби. Он тогда выглядел очень даже ничего. Нам с Мэри он нравился.
Я чуть соком не давлюсь.
– Вы с Ролло одного возраста?!
Дженни бросает мне убийственный взгляд, но мисс Шульц не успевает ответить – официант несет целую гору бутербродов с обрезанной корочкой и пространно описывает каждый: есть ветчина с зернистой горчицей на булочке бриошь, есть хлеб на кислой закваске со сливочным маслом, лимонным соком и копченым лососем; есть булочки с клубничным вареньем и взбитыми сливками на корнуоллском молоке.
– Кхм… продолжайте, – просит Дженни.
Мисс Шульц делает еще глоток чая, по консистенции, наверное, напоминающего сироп.
– Итак, мне исполнилось восемнадцать, я уехала учиться в педагогический колледж, а когда вернулась, не поверите…
– Что? – едва не кричу я, уже не в силах ждать.
– От Ролли… – мисс Шульц промакивает губы салфеткой, – забеременела дочка конюха. Представляете, какой скандал? Ему было семнадцать, а ей всего шестнадцать. В общем, она оставила ребенка. В те времена женщины особого выбора не имели. Родился мальчик.
Дженни наклоняется к ней ближе.
– Хотите сказать, у Ролло Рисби есть внебрачный ребенок? Брат Алфи?
Мисс Шульц поджимает губы.
– Единокровный, да. Ему сейчас под сорок.
– А почему вы плакали прошлым вечером на бдении? – спрашиваю я.
Мисс Шульц опускает взгляд на салфетку.
– Ролли нес эту чушь о «единственном сыне»… Вот я и расстроилась. Николе бы не понравились мои слова, но…
– Что? – торопит Дженни.
Мисс Шульц оглядывается через плечо, наклоняется к нам и еле слышно шепчет:
– Мне кажется, я его видела.
– Кого? Алфи?
– Нет, конечно. Другого. Тайного сына. Он пришел на бдение.
Закусываю губу.
– Бессмыслица какая-то. Откуда вы знаете, как он выглядит?
Мисс Шульц вертит в руках чайную ложку.
– Поначалу я думала, что ошиблась. Он еще был в огромных наушниках, которые сейчас все молодые люди носят. Однако лицо… Точь-в-точь как у Ролли. Те же светлые волосы. Не по себе стало.
– Не понимаю, – теряется Дженни. – А почему вы нам рассказываете? Почему не полиции?
– А что я им скажу, дорогая? «Давайте поделюсь старыми сплетнями»? Против внебрачных детей закона нет! И потом, кто будет всерьез прислушиваться к старой тетке?
Дженни переводит взгляд с мисс Шульц на меня и обратно.
– Думаете, он замешан?
Мисс Шульц пожимает плечами.
– Вряд ли. Может, знает что-нибудь полезное, – она разводит руками. – В общем, мне больше нечего сказать, – мисс Шульц переводит внимание на джемы. – Между прочим, не отказалась бы от булочки.
Передаю ей корзинку, и она берет булочку по-паучьи тонкими пальцами.