– Почему вы забрали меня сюда? Мне не место… среди людей.

– Потому что ты черная ведьма? – он позволил себе скупую улыбку.

– Меня так прозвали, – ведьма кивнула, – и это на самом деле так. Я не скрываю, что убила немало.

– Император великодушен, – заметил Геллер, ожидая раскаяния или чего-нибудь подобного. Но ведьма только покачала головой.

– Мне нет дела до Императора, командор. Мне наплевать, что обо мне думают люди, потому что я сама не хочу находиться среди них. Мне противно быть с себе подобными, понимаете? Их незнание и страх породили страшное зло, преумноженное мной, это змея, кусающая свой хвост…

И тут она понесла совершенную чушь, в которой Геллер не понял ни слова.

Потом ведьма замолчала и посмотрела на него – печально и укоризненно, как учитель на прилежного, но не шибко умного ученика.

– Наверное… лучше бы вы дали мне умереть, командор. Тогда они снова были бы со мной. А я – с ними. Хотя… да, я припоминаю… Тогда мне очень… хотелось жить.

Он мотнул головой, теряясь в лабиринтах фраз, путаясь в беспорядочном клубке слов. Голова болела все сильнее.

Похоже, ведьма и впрямь была не в себе. Проклятье! И здесь не везет…

Но он хорошо знал, что следует держать себя в руках.

– Я полагаю, мы все уладим чуть позже. Быть может, ты скажешь мне свое имя? Должен же я знать, кого спас?

Ведьма нахмурилась.

– Мне кажется, вы уже называли мое имя, Геллер Накори. Но, возможно, то была иллюзия, плод моего больного рассудка… Меня зовут Миральда.

Наутро Геллер проснулся оттого, что ведьма осторожно теребила его за плечо. Только-только начало светать, воздух был серым и мутным – но Миральда выглядела так, словно и не ложилась. Стояла рядом с раскладной кроватью Геллера, одной рукой придерживая обмотанную вокруг туловища простыню, а другой настойчиво трясла его. Командор потер веки, заставляя себя открыть глаза, затем резко сел на постели.

– Что такое?

Ведьма потупилась.

– Командор. Мне бы очень хотелось одеться во что-нибудь более надежное, чем это.

– А, понимаю… – он подозрительно прищурился, – ты, случаем, не собираешься улизнуть? Мне бы не хотелось снаряжать солдат на поиски ведьмы.

Миральда внимательно посмотрела на него.

– Значит, я здесь в плену? Зачем вам это, командор?

И под ее взглядом Геллер вдруг ощутил себя неловко, как набедокуривший школяр. Чтобы выиграть немного времени на раздумье, он выбрался из постели, прошелся по шатру. Она молча ждала, внимательно следя за каждым его движением.

– Э-э, видишь ли, Миральда. Когда сюда явились крестьяне просить подмоги в борьбе со зловредной черной ведьмой, у меня появились несколько иные соображения по этому поводу. Наш Император не ладит с магами Закрытого города, но не отказался бы от поддержки тех, кто обладает Даром. Я хотел предложить тебе выгодную сделку. Ты присягаешь на верность Императору, тебе же прощаются все твои неблаговидные проступки и предоставляется щедрая оплата услуг.

Ведьма встряхнула головой, откидывая назад длинные серебристые локоны.

– Откровенно говоря, командор, с вашей стороны было наивно полагать, что я захочу последовать этим путем. Я не желаю помогать людям.

– И, тем не менее, именно люди подобрали тебя, когда жить тебе оставалось совсем недолго. Почему бы тебе не поразмыслить чуть дольше над моим предложением?

– Потому что я не хочу этого. Жаль, что разочаровала вас, Геллер Накори. Отпустите меня, и я пойду своей дорогой, с благодарностью вас вспоминая.

Геллер раздернул полог шатра – весь восточный край неба уже полыхал в пожаре восходящего солнца. Лагерь постепенно просыпался; армию ждал еще один день полного бездействия…

– Хотелось бы знать, – пробормотал Геллер, – хотелось бы знать… Почему ты так не любишь себе подобных, Миральда?

– Потому что они лишили меня всего самого дорого, что у меня было в этой жизни, – зло и сухо ответила она из глубины шатра, – у меня нет желания пересказывать вам это, командор, дабы не испортить аппетит перед завтраком. Но, поверьте, причины, по которым я предпочитаю жить в одиночестве, достаточно весомы.

– Ты умеешь красиво говорить, как благородная дама, – заметил он, все еще глядя на маленькие облачка, купающиеся в розовом рассвете.

– Мать научила нас грамоте, – обронила за его спиной Миральда, – она много чему нас учила…

Оказывается, она неслышно подошла и стояла совсем близко.

– Нас?

Две рыжеволосые девушки из сна. Сестры?..

Ведьма промолчала.

– Быть может, ты передумаешь – и поедешь со мной в Алларен, нашу благословенную Небесами столицу? Поверь, Император, хоть и молод, но мудр – и щедр. Ты не будешь жалеть.

– Мне не нужна щедрость повелителя, – заметила Миральда, – позвольте мне уйти, командор.

План, блестящий план, рассыпался, как песочный замок. Геллер поморщился – да что же это за полоса сплошного невезения? Проклятая нелюдь не выходит из своей чащобы, армия бездействует, а тут еще эта девица уперлась, как ослица – и даже представить себе не может значения этой сделки, прежде всего для нее самой… Он попробовал пойти другим путем:

– А если – нет? Если я силой потащу тебя с собой? Поверь, мне не составит труда посадить тебя в клетку и отвезти в Алларен в подарок Владыке, но уже не как свободную женщину, а как рабыню.

Он повернулся и хмуро взглянул на ведьму. Как раз в тот момент, когда на ее бледном лице воцарилось выражение крайней растерянности. Но, очень быстро овладев своими чувствами, Миральда сурово сжала губы.

– Не забывайте, командор, кто я такая.

– Сейчас ты просто беззащитная женщина, которая едва на ногах держится, – он усмехнулся, глядя, как испуганно расширились зеленые глаза, – ты думаешь, я не знаю, что для людей вся Сила – в вещах? Я могу сделать с тобой все, что мне заблагорассудится – и ты будешь бессильна что-либо изменить.

Она вздохнула. Покачала головой.

– Да это правда, командор. Потому-то и прошу – смиренно прошу – отпустить меня…

И едва слышно добавила:

– У меня больше нет сил бороться…

Миральда повернулась и, пошатываясь, побрела к своей постели. Но на пол пути ноги ее подломились, и она упала бы, не подхвати ее Геллер.

– Вот видишь, на ногах не стоишь еще, а уже в лес собралась! Тоже мне…

Ведьма оказалась легкой, как птичка – видать, сказывалась лесная пища. Геллер уложил ее на постель, натянул по самый подбородок покрывало. Она молча смотрела на него, и в глазах дрожали слезы. От вида этих-то слез командору сделалось не по себе. Сколько же горя пришлось перенести этой несчастной, чтобы превратиться в столь жалкое существо?

– Я не хочу тебя обижать, – строго сказал он, – но и отпускать не хочу. Побудь здесь, с нами, хотя бы несколько дней. Человек не может жить совсем один, Миральда…

И, вспомнив внезапно свой странный сон, добавил:

– Иначе рассудок его мутится, и он уже не может отличить истину от собственных иллюзий. Поживи с людьми, и, быть может, ты изменишь свое решение. Ну, а когда твое здоровье поправится окончательно, мы поговорим еще раз.

Тонкие, с изломом, брови ведьмы удивленно поползли вверх; Геллер мысленно поздравил себя с маленькой победой. И, рискуя, сделал еще один шаг над пропастью:

– Неужели для тебя видеть лица мертвых лучше, чем лица живых?

Удар достиг цели.

Уткнувшись носом в подушку, Миральда разрыдалась. Геллер поначалу хотел попробовать успокоить ее, но потом передумал – и вышел прочь. В конце концов, он командор – а у командора имперской армии дел по горло.

…– Зачем Императору Дэйлорон? – спросила Миральда.

Они сидели на поваленном бурей дереве, одетом в бархатный кафтанчик мха. Заходящее солнце удивительным образом окрашивало бледные щеки ведьмы в нежный розовый цвет, переливалось в белых волосах, отражалось в теплых зеленых глазах. Со стороны Дэйлорона тянуло сыростью, и Миральда то и дело зябко куталась в одеяло. Тут же, привязанный к дереву, щипал травку жеребец Геллера.