«Но ведь все… закончилось», – подсказал ему кто-то, прячущийся в солнечном луче.

Закончилось? Наверное.

И, не испытывая ни особой тоски по былому, ни особой радости от того, что теперь он совершенно свободен, Шеверт развернул примявшуюся бумажку и начал читать.

Сказочник ждал своего господина. Он сидел на ступеньке у пустующего трона и задумчиво перелистывал им же написанную историю. Сказочник размышлял… О  чем? О мимолетности смертного бытия, о любви и равнодушии, о том, что всякий дурной поступок обязательно потянет за собой множество добрых и самоотверженных дел… И еще много о чем думал маленький кэльчу у трона Покровителя.

Он так глубоко ушел в себя, что не заметил, как вернулся Хинкатапи.

– Сказочник! – обрадовался Поковитель, – рад, очень рад тебя снова видеть. Где ты был все это время?

Кэльчу поднял на Бога печальные глаза, осторожно закрыл книгу.

– Я не знаю, Отец. Не знаю, где я был… Но это так походило на сон!

– И что же тебе привиделось? – Хинкатапи в предвкушении хорошей истории потирал ладони.

– Это было так странно и страшно, – прошептал Сказочник, – мне снилось… Будто бы я… по воле твоей, Отец, был элеаной без крыльев. И будто бы не помнил себя, а думал, что худенькое тельце, лишенное крыльев – мое собственное.

– И что? – Хинкатапи в нетерпении даже заерзал на троне, совсем как обычный смертный.

– Она совершила страшное предательство, эта элеана. Или наоборот, принесла огромную жертву, – глухо ответил Сказочник, – но, верно, искупила и первое, и второе собственной кровью. И затем… затем я проснулся здесь, и стал ждать тебя, повелитель.

Ничего невозможно было понять по лицу Бога.

Хинкатапи откинулся на спинку трона, покрутил в пальцах изумруд – и отшвырнул его, словно мусор.

– Ты записал эту историю? – наконец спросил Бог Сказочника.

– Конечно! – кэльчу уверенно похлопал ладонью по пухленькому переплету книги, – я записал ее для тебя, Покровитель, дабы ты мог развлечь себя в час утренних сумерек.

Хинкатапи скупо улыбнулся, покачал большой головой.

– Наверное, длинная повесть получилась? Недосуг мне ее читать… Дел много накопилось, что поделаешь!

Он помолчал, глубоко задумавшись. Затем встрепенулся и, будто забыв, о чем шла речь, полюбопытствовал:

– Так… о чем твоя новая история?  О том, как важно быть на своем месте в нужное время? И вовремя пустить стрелу в глаз болотному волку?

Сказочник прижал к груди книгу, с легким укором поглядел на повелителя своего и господина.

– О любви, Отец. Эта история – всего лишь о любви.

Шеверт рассмеялся. Кто бы мог подумать, а?!!

«Жестоки шутки твои, Отец и Покровитель».

Его начинало клонить в сон, а мыльный пузырь несся куда-то сквозь мрак и холод.

Перед глазами мелькало, словно сполохи зарниц, все то, что осталось под небесами Эртинойса.

И Шеверт увидел…

Андоли.

Она неподвижно лежала на спине, раскинув тонкие руки и глядя куда-то сквозь небо. Ее косы разметались по бурому песку, а на лице застыло удивление, словно за миг до погружения во мрак она вспомнила нечто удивительное и очень важное.

Хофру.

Скорчившись на носилках, которые несли два дюжих серкт, он, казалось, заснул. Но стоило присмотреться внимательнее, как в глаза бросалась угрюмая синева губ, сведенные судорогой пальцы, неестественно вывернутая голова.

Его несли к Царице серкт, со всеми предосторожностями – и совершенно зря. Потому что сон жреца Хофру быстро и незаметно увел его в вечность, укрыв от гнева властительницы.

Териклес…

Золотое чудовище в белом платье, Царица, не рожденная женщиной, но созданная страшным ритуалом хранителей таинств…

Она кричала. Долго. Страшно. Царапая острыми ногтями лицо, оставляя на гладкой коже глубокие кровавые борозды.

Териклес все поняла – а может быть, и почувствовала то, что Ключ снова, в который раз ускользнул от нее, а Врата Ста Миров так и остались недосягаемы.

Быть может, она даже поняла, что кто-то воспользовался вратами – а это означало… Конечно же, нешуточную угрозу для серкт, и для Териклес в первую очередь. Пища, множество свежих и вкусных миров, улизнула от Царицы и отправилась в старый добрый Эртинойс.

Шеверт устало вздохнул.

Ну, вот и все… А теперь – спать, спать. В конце долгого и опасного пути стоит прилечь и передохнуть.

На миг он пожалел о том, что так и не вспомнил самого себя, каким он был до кошмаров в подземельях Дворца, и была ли у него семья… Но теперь – да, теперь все это было далеко и не важно.

Шеверт аккуратно сложил вчетверо легенду о Сказочнике, сунул за пазуху. Занятно все вышло, н-да. Особенно насчет Андоли – сказано ведь, большой шутник этот Хинкатапи, только шутки у него порой жестокие. И к чему было затеваться со Сказочником? Неужели только для того, чтобы спасти Дар-Теена в Гнилых топях, а затем пристрелить? В нужное время в нужном месте, так это надо понимать?

«Будь ты рядом, я бы с тобой поспорил», – сонно шепнул кэльчу, устраиваясь поудобнее на пружинящей поверхности радужной мембраны.

… Но если записанное на бумаге все-таки было правдой, и Хинкатапи вернулся на свой трон… Значит там, в прошлом, у северянина все получилось?..

Хорошо, когда в лицо веет соленой прохладой моря.

Хорошо, когда над головой – вечно синее небо, а вокруг распахивает объятия бирюзовый океан междумирья.

Хорошо, когда гребцы дружно вспенивают веслами воду, а острый нос галеры режет бесконечность, словно горячий нож  – масло.

Хорошо…

Все это нравится только первые лунные циклы. Потом – смертельно надоедает, как надоедает соленая и высушенная на солнце рыба, такая жесткая, что зубы поломать можно. Пресную воду, правда, жрецы делают. В огромных, закрытых крышками чанах, где соленая вода громко булькает, но вытекает из тонкой бронзовой трубочки уже пресная, пригодная для питья.

Что еще?

Запасы овощей подходят к концу, скоро останется несколько бочек квашеной капусты да яблок, апельсины доели на прошлое полнолуние. Одно радует: жрецы перешептываются о том, что путешествие подходит к концу. Еще немного, и они доберутся до земель обитаемых, а там… Уж там-то можно будет разгуляться!

Послушник Хофру щурился на бирюзовую гладь моря. Царил полный штиль, его называют «мертвым». Солнце палило от души, раскаленный добела диск на светлом, будто выгоревшем небе.

И где же он, этот мир?

– Эй, ты! – Хофру повернулся на окрик.

Так и есть, наставник вышел на палубу и застал своего подопечного за пустым созерцанием моря. Послушник торопливо поклонился и заспешил к жрецу.

– Надеюсь, ты занимался медитацией? – намешливо поинтересовался серкт. Бледнолицый, закутанный в черное тряпье по самые глаза.

– Да, наставник, – Хофру наивно захлопал ресницами.

– И каков результат?

Послушник только руками развел – мол, а какого результата следовало ожидать?

– Дурак ты, – беззлобно пожурил наставник, – Селкирет даром, что ли, тебя пометила?

«Да лучше бы не метила», – грустно подумал Хофру.

Он взглянул на жреца, затем – поверх его головы.

В выцветшей синеве плавали две белые точки.

– Что это? – юноша указал пальцем на заинтересовавшее его явление, немало радуясь тому, что теперь наставник некоторое время будет занят.

– Где? – жрец развернулся, задрал голову…

– Великая Селкирет! – ни с того, ни с сего завопил наставник, – птицы! Мы добрались!..

Сорок драконов смотрели на одного.

— Ты... Ты... — Большая белая драконша кипела от возмущения, сверля красными глазами бывшего мужа; казалось, еще немного и она сожжет его взглядом.