— Бей гадов! — подал он условный сигнал и ударил оберштера ля Фереса коротким лагрским кинжалом — оружием королей, подарком мага Гийома, — Это тебе за де Вега, сволочь ратофолкская!

Оберштер, не успевший надеть шлем, пал замертво, клинок легко вошел в затылок.

Гальба кусал губы в кровь. Виски его бешено колотились.

Весы колебались. Все завесило оттого, что случиться раньше: Мачадо соберет силы и атакует распыленное войско Агриппы, или на помощь ополовиненной гвардии подойдут ордонасные роты и дружным натиском сломят сопротивление скайцев, разгонят лучников-язычников.

Герцог внимательно следил за тем, как двинулись ордонансные роты. Конница Агриппы еще атаковала превосходящего врага на всем поле боя, но сил ее не хватало. На левом фланге «новые» не оставляли попыток сломить наемников-лагцев.

Ордонансы двигались вперед. Ровный строй крепких парней в блестящих шлемах-капалинах и доспехах-бригантинах поверх кожаных курток. Быстро ступали, перешагивая через трупы людей и лошадей, не ломая ряды, не опуская сверкающие наконечники пик.

— Ну же, быстрее! — кричал Гальба, несмотря на то, что его не могли услышать.

Подойдя к скайцам и гвардейцам на расстояние полета стрелы, ордонансы остановились. Пикейщики расступились, выпуская вперед стрелков.

Залп. В спину своим. Короткие стальные болты по летки входили в конские тела, пробивали доспехи всадников, рвя плоть под ними. Гвардейцы не ожидали предательства. Замешательство их дало время на еще один безнаказанный залп в упор.

Черно-желтые рыцари оказались под перекрестным огнем, ордонансов и паасинов. Они были храбры — лучшие воины великого Хорхе, но их было слишком мало. Ордонансы-предатели вновь выставили вперед пикейщиков, их строй шагнул, грозя зажать гвардию между двумя стенами копий.

В этот самый миг пушки ордонансов, установленные на старых позициях, громыхнули, метая каменные ярда в лагрцев. Правой руке Агриппы — рыжему Эстебану Горгона казалось, что их разворачивают против рыцарей «новых». Он заблуждался. Пятнадцать грубо обтесанных каменных шаров ударили в плотный людской строй, сметая все на своем пути, отрывая руки, ноги и головы.

Гийом, отстранившийся от битвы, смотрел, как гвардия пробивает себе дорогу через порядки ордонансов — убиваемая цепами, алебардами, клевцами, поредевшая, умирающая, но не сдающаяся. Рыцари в черно-желтом гибли один за другим, маг надеялся, что Агриппа спасется.

Смена флага ордонансами его заслуга. Он тайно ночью вел переговоры с их командирами, связавшись с ними через ловкого пушкаря и плохого купца Барта Вискайно. Гальба надеялся, что регулярное жалование и клятвы на верность обеспечат ему поддержку ордонансов.

Герцог забыл, что, по крайней мере, пятая их часть сражалась против него в войске Риккардо де Вега. Ненависть к Гальбе совпала с законным поводом отомстить — ордонансы признали Ангелу. Иностранных наемников из их числа убедило золото, простых крестьян из глухих деревень — тайный разговор их выборных с королевой.

Войско Ангелы воспаряло духом. Бежавшие с поля боя бароны возвращались вместе с поредевшими дружинами. Лучшего из маршалов Камоэнса победили предательством и численным превосходством. Тысячи «новых» обрушились на деморализованных, обессиленных сторонников Гальбы и д'Обинье. Сражение распалось на десятки стычек — окруженные группы «старых» яростно обивались и гибли, если не бросали оружие.

Их более успешные товарищи бежали без знамен и командиров. Только гвардия — ее жалкие остатки — сумела сохранить какое-то подобие порядка. Преследования не было. И так было ясно — победа полная. Гальба все равно, что мертв. Войска у него больше нет.

Победители проявили большое милосердие к своим братьям-рыцарям, беря их в плен для получения выкупа. Рамон Мачадо даже отпускал их похвалы, намечая, кого из них можно приручить в будущем.

— Вы храбро сражались, сеньор! Мы с королевой были восхищены!

Эстебан Гонсало — трижды раненный, дравшийся один против десяти и сдавшийся в плен только родному брату — демонстративно сплюнул кровью.

— Радуйтесь! Велико будет ваше царство, начатое с бунта, предательства и удара в спину.

Мачадо его слова нисколько не смутили.

— Видите, моя королева, даже он уже признал вас!

Ангеле приносили знамена врагов, она — отойдя от испытанного ранее страха — искренне радовалась этим свидетельствам ее победы. Забыв о том, что в ноги ей кидают знамена и стяги ее родины — символы доблести армии Камоэнса.

Иностранных наемников в отличие от камоэнсцев в полон не брали. Лагрцев, брошенных и окруженных, растеряли в упор их заклятые враги Паасины. Лойал с радостью выполнил это поручение Мачадо.

Скайцы Гийома обходили поле, собирая добычу, сорясь из-за нее с дружинниками баронов и прочими мародерами. Их наниматель — Гийом — после битвы поздравил Ангелу.

— Моя принцесса, вы скоро станете законной королевой. И моя клятва исполниться. Поздравляю с победой.

— Гийом, вы не останетесь на пир?! — его принцесса была необычайно приветлива и ласкова, она знала, чьи солдаты сдержали смертельный натиск гвардейцев Агриппы.

— Нет. Мне не здоровиться, — откланялся маг.

Вернувшись к себе, он выпил бутылку вина и лег спать, на душе было тошно. Уже ночью его разбудил Луис де Кордова — пьяный, печальный и одновременно довольный.

Вдохновение — впервые за несколько месяцев — посетило его, оглядывающего поле боя, и видевшего друзей и знакомых среди пленных и убитых.

Сражающиеся с ненавистью

Не ради любви и нежности

Несчастны.

Доказывающие истину

Оружием, а не искренностью

Несчастны.

Несчастны — залитые кровью,

Убитые — не любовью,

Несчастны.

— Браво! — похлопал в ладоши маг, — Там позади вас, Луис, корзина с бутылками — доставайте.

Скайцы Ханрика Оланса были сильно удивлены, когда при их вступлении в Мендору, симпатичные девушки приветливо махали им руками и бросали под ноги цветы. Сам Ханрик смеялся, лицезрев эту картину. В отличие от большинства своих соплеменников, он раньше жил в столице Камоэнса и хорошо знал, как красиво наряжаются здесь уличные девки.

Рамон Мачадо нанял их и прочий сброд, чтобы изобразить радость освобожденного народа. Настоящие мендорцы сидели по домам, крепко заперев двери, ожидая беспорядков. Столица поддерживала Гальбу, ее купцы, гильдии и новоявленные мануфактурщики, давали герцогу-регенту денег на войну. Их опасения оказались напрасны. Рамон не стал грабить Мендору, справедливо считая ее своей — незачем было омрачать праздник и сориться с богачами.

«Королева Ангела несет с собой золотой век» — таков был его девиз.

В город все войско не впустили, королева без короны и министр справедливо опасались грабежей и дебошей. В Мендору вошли три тысячи избранных дворян, да несколько сот скайцев Гийома — по просьбе Ангелы — в награду за доблесть; так же впустили тысячу ордонансов и паасинов для обеспечения порядка. Прочих оставили за стенами, щедро обеспечив едой, питием и шлюхами, пообещав премию из королевской казны. Протестов почти не было.

Ангела, объявившая себя королевой, торжественно въезжала в город, в окружении пышно разодетой свиты, под звуки труб, под надежной охраной своих лучших рыцарей. Постепенно мендорцы, живущие на главной улице, стали открывать окна и выглядывать — смотреть на красочную процессию. Потом осмелели и вовсе вышли наружу. Первые счастливчики были награждены щедро разбрасываемой мелкой монетой.

Ханрик Оланс в первый раз так въезжал в захваченный город. Он запоминал подробности, чтобы рассказать их своему столетнему прадеду. Скаец, знал, что дед — настоящий воин — не поверит. В его суровые времена кровь лилась рекой, скайцы убивали все живое. Только при отце Ханрика, после кровопролитной гражданской войны, изведав на себе все прелести такой бойни, на общем сборе племен старейшины объявили, что отныне «следует щадить церкви и женщин».