На всякий случай, не теряя последней надежды, она одновременно нажимает кнопку питания и боковую кнопку, готовясь услышать пронзительную сирену.
Ничего не происходит.
Ханна пробует надавить боковую кнопку и кнопку регулирования звука. Опять ничего.
Все кончено. Она одна. Одна наедине с Хью.
Но тут дергает ножками плод в животе – нет, не одна.
И она не намерена сдаваться.
– Пора, – говорит Хью.
– А как же насчет причины? – отчаянно тянет время Ханна. – Я уже говорила, что поняла, как это случилось, однако все еще не понимаю, почему. Почему, Хью? Почему ты убил Эйприл?
Он лишь поворачивается к ней, смотрит и качает головой, как будто сожалея о ее тупости.
– Этого, Ханна, я тебе не скажу. Мы не в кино про Джеймса Бонда. И я не собираюсь сорок пять минут объяснять тебе свои мотивы. Они тебя не касаются. Вылезай из машины.
– Хью, не надо. – Ханна прикрывает ладонями живот. – Умоляю. Я беременна, разве это ничего для тебя не значит? Ты убьешь не только меня, но и моего ребенка, ребенка Уилла.
– Ханна, – медленно произносит Хью, словно обращаясь к беспросветно глупой особе, – выходи из машины, или я буду бить тебя ногами по животу, пока ребенок не умрет первым. Ты меня поняла?
Ханну продирает мороз по коже.
Хью мило улыбается и поправляет очки, делающие его похожим на Стивена Хокинга.
– Пожалуйста, – шепчет она. – Пожалуйста, Хью. Я ничего никому не скажу. Я не заявлю на тебя. Ведь ты мой друг.
– Ой, вот только не надо! – В голосе Хью звучит… насмешка? И в то же время нотка грусти. – Мы с тобой знаем, что это неправда. Ты не остановилась, даже когда начала подозревать Уилла. Неужели ты всерьез думаешь, что я поверю, будто ты станешь покрывать меня?
– Нет, – хрипло отвечает Ханна, – не тебя. Моего ребенка. Ради ребенка я сохраню тайну. Если ты меня отпустишь, клянусь, клянусь жизнью моего ребенка, что…
Хью лишь качает головой:
– Извини, обратной дороги нет.
Он сует руку в карман, а когда достает ее, Ханна застывает в оцепенении. Он держит пистолет.
– Ты… – начинает она, но язык отказывается подчиняться. – Ты меня застрелишь? Представь, сколько ты оставишь следов. Вся машина будет залита кровью. В самоубийство никто не поверит.
Хью вздыхает:
– Я в курсе, спасибо за подсказку. Выходи из машины!
Ханна мотает головой. Если она покинет салон, ей конец. Хью не может позволить себе убить ее внутри машины, тогда улики невозможно будет ликвидировать. Единственный выход – оставаться тут как можно дольше. Но Хью неожиданно, безо всякого предупреждения наклоняется через промежуток между сиденьями и бьет ее рукоятью пистолета в живот.
Все тело Ханны, как электрическим током, пронзает резкая боль, заставив ее вскрикнуть, ребенок в животе трепещет, словно рыбка. Хью орет прямо ей в лицо:
– Вылезай из гребаной машины, Ханна!
Она впервые слышит, чтобы он ругался, и сразу понимает: тянуть время больше не получится. Согнувшись пополам, придерживая ноющий живот руками, она нащупывает дверную ручку и то ли вылезает, то ли выпадает под моросящий дождь.
– Подойди к обрыву, – командует Хью. Он стоит с другой стороны автомобиля, по его лицу стекают дождевые капли.
Спотыкаясь, дрожа, Ханна выполняет приказ. У нее на плечах все еще накинута куртка Хью. Внезапно она ловит яркий, пронзительный флешбэк: в тот далекий вечер, когда они вместе перебегали через газон Парка аспирантов, на ней тоже была куртка Хью. Тот эпизод закончился смертью Эйприл. А этот закончится ее собственной.
Она останавливается на самом краю обрыва. Позади лишь пустота и у подножья острых утесов грохот прибоя, готового подхватить ее и разбить о камни. Ее даже не опознают. Никаких ссадин, а чужую ДНК смоет водой. Да и что смогут предъявить Хью? Допустим, таксист вспомнит, к какому дому он ее привез. Допустим, у нее под ногтями найдут чужую ДНК. Хью будет достаточно сказать, что в то же утро она покинула его квартиру, собираясь куда-то поехать на поезде. Или на такси. «Да, детектив, она была явно не в себе. Нет, я не знаю, куда она поехала».
О боже, это конец.
– Брось мне куртку, – требует Хью. Поеживаясь от холода, Ханна вытаскивает руки из рукавов и бросает куртку в сторону Хью. Она падает жалкой кучкой к его ногам. Он поднимает ее и кивает в сторону обрыва. – А теперь прыгай.
Ханна оборачивается, беспомощно трясет головой. Она не в силах спрыгнуть. Не может заставить себя броситься в море и убить своего ребенка, даже если Хью начнет стрелять. Просто не может.
Хью поднимает пистолет.
Сердце Ханны на мгновение замирает, а потом начинает биться учащенно, потому что за гулом моря она различает другой звук. Приближающийся рев мотора. По узкой тропе мечется луч фары. К ним приближается мотоцикл – он едет быстрее, чем передвигался бы по ухабистой заброшенной дороге благоразумный водитель.
Это Уилл.
Хью оглядывается, прикрывая глаза от яркого света, который все ближе. Он что-то произносит сквозь зубы, однако слова не долетают до Ханны. Хью поворачивается лицом к дороге. Мотоциклист берет последний поворот и выезжает на ровный участок.
Рявкнув, мотоцикл останавливается всего в паре метров от них. Уилл соскакивает, даже не заглушив двигатель, и снимает шлем. Его глаза черны от ужаса, но Ханна видит, что он пытается сохранять спокойствие.
– Хью, – произносит Уилл, расставив руки. – Хью, послушай меня, не надо.
Плечи Хью трясутся.
Мгновение Ханна не может понять, что происходит. Она переводит взгляд с Уилла, расставившего руки в умоляющем жесте, на Хью. Он плачет? Хью бесконтрольно трясет головой. Нет, не плачет – смеется.
– Хью! – зовет она, отступая на шаг от края обрыва. Это движение отзывается резью в матке. Новая волна боли, расходящейся от места удара, скручивает внутренности.
– Ты абсолютный кретин, – произносит наконец Хью. Под очками он протирает слезы, навернувшиеся от смеха, а может, это не слезы, а капли дождя. – Ты идиот, Уилл. Ты не подумал, что мог бы остаться в живых? А теперь смотри-ка, все сам устроил.
– Что за хрень ты несешь? – спрашивает Уилл, делая шаг по направлению к Хью.
Тот быстро поворачивается, нацелив пистолет в живот Ханны.
– Не подходи ближе, если не хочешь увидеть своего ребенка прямо сейчас, – предупреждает Хью ледяным тоном.
– Хорошо, хорошо. – Уилл поднимает руки.
Ханна дрожит, встречается глазами с мужем. «Прости меня», – мысленно пытается сказать она. Уилл прикрывает веки, чуть поводит головой – неважно, все в порядке.
Он снова поворачивается к Хью.
– Что ты имеешь в виду под «все сам устроил»? – Уилл старается говорить спокойно, но его голос вибрирует.
Хью качает головой.
– Суицид больше не нужен. Ты еще не понял? Я, конечно, мог бы пустить в нее пулю, но, если труп прибьет к берегу, огнестрельную рану будет трудно объяснить. Так намного лучше. Ты убил свою подружку, а когда жена тебя заподозрила… – Хью пожал плечами. – Ты ее застрелил, а потом сам застрелился. Почти идеальный расклад.
Он поднимает пистолет выше. Теперь ствол направлен в грудь Ханны.
– Хью, не надо, – просит Уилл с таким неприкрытым отчаянием, что у Ханны сжимается сердце. – Хью, ведь мы были друзьями.
– Извини, ты все устроил как нельзя лучше.
Щелчок – Хью снимает пистолет с предохранителя.
Ханна закрывает глаза. На мгновение она прикидывает, больно ли так умирать и как долго будет мучиться ребенок.
Со свирепым ревом Уилл бросается на Хью. Хлопает выстрел. Пуля свистит над плечом Ханны, она инстинктивно пригибается, и пуля пролетает мимо.
Хью и Уилл катаются по грязной земле, борются, пистолет зажат между ними, Хью все еще держит палец на спусковом крючке.
– Уилл! – кричит Ханна.
Двое мужчин молча борются в темноте под дождем. Что делать? Ничего не приходит в голову. Ей хочется подбежать и помочь мужу, оттащить от него Хью, однако рисковать нельзя – можно получить еще один удар в живот. То место, куда пришелся удар пистолетом, саднит, словно ожог, в тазу ощущаются не предвещающие ничего хорошего сокращения.