– Нет, правда, я не думаю, что мне нужна скорая, – возражает Ханна. Она готова расплакаться. Как все некстати. Ханна умоляюще смотрит на врача, мысленно призывая его сказать, что с ней все в порядке. – Беременные иногда падают в обморок. Я не завтракала.

Врач открывает свою сумку и с мягкой улыбкой достает стетоскоп и манжету для измерения кровяного давления.

– На ранней стадии беременности пониженное давление нередко вызывает головокружение, но чтобы сразу в обморок, это не в порядке вещей. Вы не против?

Он протягивает манжету, Ханна нервно кивает в знак согласия. Врач застегивает манжету, накачивает воздух, прикладывает стетоскоп к локтевой ложбинке и слушает. Закончив, ободряюще улыбается:

– Пожалуй, ничего страшного, и все же я считаю, что вас следует доставить в родильное отделение для обследования на месте. Какой у вас срок?

– Двадцать три, нет, почти двадцать четыре недели. Завтра будет двадцать четыре. Кто-нибудь может позвонить моему мужу?

– Ваш телефон у меня, – говорит Новембер и обращается к врачу: – Спасибо. Ее требуется доставить в больницу?

Врач с явным сожалением кивает:

– Боюсь, что да. Правда, я давно не занимался акушерством, однако обморок требует тщательной проверки. Давление слегка повышенное, пусть возьмут кровь на анализ, чтобы установить причину.

– За углом ждет моя машина с водителем, – сообщает Новембер, снимая со спинки стула кожаную куртку. – Дайте мне пять минут, и он подрулит ко входу в отель.

– Я сама могу дойти, – возражает Ханна. Она чуть не плачет от мысли, что ее сейчас понесут через фойе к машине, словно беспомощного инвалида. – Не нужно меня подвозить. Я могу позвонить Уиллу, доехать на автобусе.

– Мужу, конечно, позвоните, но я ни за что не отправлю вас на автобусе. Или на моей машине, или на скорой – выбирайте, – решительно заявляет Новембер, сложив руки на груди, – вылитая Эйприл, не допускающая возражений.

Ханна закрывает глаза. Ей остается лишь признать себя побежденной.

Сорок пять минут спустя Ханна сидит в мягком кресле родильного отделения Королевской больницы, к животу прикреплен контрольный прибор, на руке – манжета для измерения кровяного давления. Попавшая в непривычную ситуацию Новембер примостилась на краешке пластмассового стула. У Ханны взяли мочу на анализ, она отдала склянку с таким чувством, будто отдает литр крови. Теперь она больше всего хочет, чтобы ее оставили в покое, но в то же время опасается этого.

Хорошо бы вызвать Уилла, но тот не берет трубку. Куда он запропастился?

– Давайте я позвоню еще раз? – предлагает Новембер, словно прочитав мысли Ханны. Ей позволили остаться с Ханной, приняв за близкую подругу, что довольно странно – ведь они встретились меньше полутора часов назад. Однако в Новембер есть много такого, что напоминает об Эйприл, и Ханну не покидает ощущение, будто они знакомы намного дольше.

– Не надо, я сама, – отвечает Ханна, понимая, что Уиллу лучше услышать новость от нее. Она потирает расползающийся синяк на руке в том месте, где кожу проткнула игла шприца, и отправляет девятый по счету вызов на номер мужа. Гудок за гудком – никакого ответа. Она дает отбой и пишет сообщение: «Позвони мне. Срочно».

Потом, чуть не плача, опускает телефон на колени. Слезы наворачиваются не только потому, что Уилл не отвечает. Есть и другие причины. Так, например, она подвергла опасности ребенка, начав собственное расследование смерти Эйприл. В то же время Ханна понимает, что просто не смогла бы провести следующие шестнадцать недель в состоянии мучительной неопределенности, преследуемая мыслями о том, что когда-то видела и о чем узнала в последнее время. Нужно доказать, что Джерайнт с его опасениями неправ, и оставить этот этап жизни позади. Ребенок трепыхается в животе, прибор тихо шипит, сердцебиение учащается.

– А еще кто-нибудь есть? – спрашивает Новембер. – Я имею в виду, кто-нибудь, кому можно позвонить?

Ханна качает головой:

– Нет. Мама живет слишком далеко. Если вам пора уходить…

– Я не уйду, – решительно отвечает Новембер. – По крайней мере, пока вас не выпишут. Если вы не хотите, чтобы я здесь сидела, могу подождать в машине. Я понимаю, что вам неловко – мы почти незнакомы.

– Нет, я рада, что вы со мной. Мне приятно… поговорить.

– Отлично. – Новембер складывает руки на груди. – Тогда я останусь.

На несколько минут устанавливается тишина, нарушаемая только пощелкиванием работающих приборов и отголосками тихой беседы двух женщин в соседнем отсеке.

– Ее мог убить доктор Майерс, – внезапно говорит Ханна. Именно эта мысль терзала ее с того самого момента в отеле. Способность высказать предположение приносит облегчение и в то же время придает догадке реальную силу. – Мой преподаватель жил на той же лестничной площадке и мог войти в нашу комнату после ухода Невилла, но еще до моего с Хью появления. Джерайнт прав. Если Майерс спал с Эйприл и она, студентка, от него забеременела, это могло послужить мотивом, а тут вдруг и возможность подвернулась. Невилла приговорили, потому что кроме него, как решил суд, убить Эйприл было некому. Однако реального повода для убийства у него не было. Майерс же – единственный, кто мог незаметно проникнуть в квартиру.

– Интересно, его хотя бы вызывали на допрос? – мрачно интересуется Новембер. – Полиция наверняка расспрашивала его, не слышал ли он какого-нибудь подозрительного шума. Однако под подозрение он вряд ли попал.

– Не знаю. Я ни разу не видела его в суде. Правда, мне не позволялось встречаться с другими…

Она замолкает. Жужжит лежащий на коленях телефон. Ханна уменьшила громкость звонка из уважения к больничным порядкам. Звонит Уилл. Слава богу!

– Уилл!

– Ханна! – произносит он, тяжело дыша. – Я получил твое сообщение. Плавать ходил. Что случилось? У тебя все в порядке?

Ханна сжимает зубы. Уиллу не понравится то, что она сейчас скажет.

– Я… я упала в обморок. И сейчас в родильном отделении на обследовании.

Повисает длинная пауза. Ханна чувствует, что муж пытается сдержать себя, не запаниковать, чтобы не расстроить ее еще больше, особенно учитывая их недавнюю ссору.

– Хорошо. Слушай… я могу приехать через… – Звук голоса слабеет – Уилл, видимо, смотрит на экран телефона, пытается рассчитать, сколько времени займет поездка, – затем снова становится громче, – …через двадцать или двадцать пять минут.

– Надеюсь, меня выпишут раньше. – Ханна смотрит на настенные часы. – Сказали, что будут наблюдать за мной около получаса, а прошло уже почти тридцать минут. Давай я позвоню тебе, когда буду знать точно?

– Хорошо, – озабоченным тоном говорит Уилл, он явно старается не показывать тревогу. – Я люблю тебя и…

– Да?

– И хочу сказать, что я действительно сожалею из-за… ну, ты сама знаешь, из-за чего.

– Все хорошо. – Посторонним невдомек, о чем идет речь, но Ханне понятно, что муж имеет в виду их ссору. Ей очень хотелось бы, чтобы Уилл сейчас оказался рядом. – Ты не виноват.

– Ладно, – отвечает он не очень уверенно. – Целую.

– Я тебя тоже.

Ханна дает отбой. Новембер отодвинулась в сторону, стараясь по возможности не прислушиваться к разговору, но теперь оборачивается:

– Все в порядке?

– Кажется, да.

Дверная ручка опускается, в отсек входит улыбающаяся акушерка с папкой-планшетом.

– Ханна де Шастэнь?

– Да, – отвечает Ханна. Она напряженно выпрямляется в кресле, скрипит пластик. – Это я.

– Отлично. Можно вас на минутку?

– Я подожду в коридоре, – тактично предлагает Новембер, берет сумку и покидает отсек.

Врач занимает освободившийся стул, листает записи и смотрит на показания монитора.

– Я слышала, что вам стало дурно? – спрашивает она наконец.

Ханна кивает.

– Не знаю… какой-то легкий приступ. Вероятно, из-за низкого давления. Сейчас я чувствую себя нормально.

– Хорошая новость то, что вы в порядке и ребенок тоже. Все показатели очень даже неплохи, моча чистая, но… надо следить за вашим давлением.