– Вам принести чего-нибудь выпить, или вы все еще ждете своего спутника? – спрашивает официант, проходя мимо с блокнотом для заказов наготове.

Ханна собирается ответить, как вдруг за спиной официанта появляется высокая фигура.

– Уилл! – Ханну окатывает волна облегчения.

– Извини! – говорит Уилл, обращаясь одновременно и к ней, и к официанту. – Я быстро закажу – даю слово. Подойдите через пять минут, хорошо?

Официант, кивнув, уходит. Уилл наклоняется поцеловать Ханну. Когда его все еще холодные от уличного воздуха губы прикасаются к ее губам, она закрывает глаза, и все в ней тает, ее снова охватывает никогда не угасающий огонь желания и чувство невероятного удивления от того, что Уилл действительно ее муж.

– Люблю тебя. – Слова вырываются помимо ее воли. Уилл с улыбкой садится, не отпуская ее руку, его сильные пальцы переплетаются с ее пальцами, он берет меню свободной рукой и быстро просматривает раздел со скидками.

«Он мой криптонит», – думает Ханна, наблюдая, как Уилл читает меню, рассеянно поглаживая большим пальцем ее ладонь. Она видела в кино, как тает сила Супермена, как отказываются служить его руки и ноги, стоит помахать у него перед носом зелеными палочками криптонита. Когда Уилл прикасается к ней, она ощущает такую же слабость, податливость, размягченность. И так постоянно, с того самого дня в столовой Пелэма. Уилл всегда производил на нее такое воздействие. Иногда это ее даже пугает.

Сделав заказ, Уилл запускает пятерню в черные волосы, отчего они топорщатся, как иголки ежа, и вздыхает:

– Извини, что я так поздно. У нас случился жуткий прокол с одним клиентом, пришлось разбираться, я не мог просто взять и уйти.

– Ничего страшного, – говорит Ханна. Главное, он теперь с ней. – Я понимаю. Не обязательно объяснять.

– Да, конечно. Но, как назло, сегодня…

– Не бойся за меня. Я не торчала весь день дома и не куксилась. Сходила погулять в парк, потом в кафе посидела. С мамой поговорила. Она собирается приехать в гости, привезти одежду для беременных. И кроме того… – Ханна замолкает. Почему-то становится трудно сохранять беспечный тон. – Я… э-э… говорила с Эмили.

– С Эмили? – вскидывает бровь Уилл. Трудно понять, то ли он удивлен, то ли просто машинально поддерживает разговор.

– Да. Она сама позвонила, услышала новости. Ты знаешь, что она вернулась в Оксфорд?

– Да. Это же я тебе рассказал. Забыла? Мне Хью сообщил.

Хью – единственный, с кем после учебы в колледже они еще встречаются. Уилл и Хью закадычные друзья с тех пор, когда вместе ходили в коротких штанишках в начальную школу. Их дружба пережила потрясение, вызванное смертью Эйприл. Хью тоже живет в Эдинбурге, в прекрасной холостяцкой квартире, расположенной в престижном георгианском районе рядом с площадью Шарлотты. В летние месяцы они с Уиллом играют в крикет за местную команду. Хью заглядывает в книжный магазин почти каждую субботу и покупает все издания в твердом переплете, рекомендованные в разделе литературы «Санди таймс». Каждые три недели они втроем ужинают или обедают.

Однако до сегодняшнего дня Ханна не подозревала, что Хью поддерживал связь и с Эмили. Они не были так уж близки в Оксфорде и проводили время в одной компании лишь потому, что Уилл встречался с Эйприл, а Ханна делила с ней квартиру. Кроме этого, у Хью с Эмили не было общих интересов. Хью был застенчив и любил книги, после тринадцати лет, проведенных в школе для мальчиков, он неловко чувствовал себя в женской компании. Эмили была остра на язык, язвительна и ни в грош не ставила старомодную куртуазность Хью, которую он считал единственно правильной линией поведения в общении с лицами женского пола.

– Эмили сказала, Хью приезжал на большой бал выпускников, – добавляет Ханна. – Очень странно. Никогда не подумала бы, что между ними могут быть какие-то контакты.

– Угу, – Уилл задумчиво с хрустом жует гриссини. – В Пелэме они не были близки. У меня даже сложилось впечатление, что Эмили считала его шутом гороховым.

– Он и есть немного шут, – беззлобно соглашается Ханна. Она говорит это без всякого осуждения. Просто Хью… это Хью. Пафосность, растрепанные волосы, мутные очки. Будто герой «Общества мертвых поэтов» с чертами персонажа фильма «Четыре свадьбы и одни похороны», универсальная карикатура на великовозрастного мальчика-выпускника закрытой частной школы.

– Это лишь видимость, – замечает Уилл.

Ханна кивает, зная, что Уилл не выгораживает друга – это действительно так. Хотя Хью смахивает на декадента, в реальности он совсем на него не похож. Под маской самоиронии скрывается упорство, драйв и масса амбиций. Именно поэтому он достиг того, что сейчас имеет. Род Уилла принадлежит старой аристократии, правда, от былого богатства остались жалкие крохи – немного земли и картин. Семья Эйприл из нуворишей – отец без роду и племени, шустрый парень из Эссекса сколотил состояние и вовремя обратил его в кеш. Семейство Хью, несмотря на учебу сына в частной школе, не относилось ни к той, ни к другой категории богатства. Отец Хью был участковым врачом, мать – домохозяйкой. Местечковые аристократы, они едва наскребали денег на обучение единственного сына, возлагая на него все свои надежды.

Хью после окончания Пелэма старался компенсировать родителям их жертвы, и у него это неплохо получалось. До окончания колледжа он шел по стопам отца, потом открыл доходную частную практику в Эдинбурге – очень популярную клинику пластической хирургии. Одной из первых клиенток Хью стала мать Эйприл. Ханна не представляет размера доходов их приятеля, но, судя по квартире, Хью многого добился – такое место в центре Эдинбурга дешево не купишь.

– И что она сказала? – уточняет Уилл.

Ханне приходится усилием воли возвращаться к беседе с Эмили. У нее вновь сосет под ложечкой.

– Она сказала…

Ханна умолкает. Официант принес закуски, на минуту наступает передышка, надо разобраться, где чья тарелка.

– Так что она сказала?

– Спрашивала, как я себя чувствую, и…

– Да? – На лице Уилла появляются озабоченность и недоумение с толикой раздражения. Впрочем, возможно, Ханне это лишь мерещится.

– Этот журналист… он пытался связаться с ней. И со мной тоже. Он друг Райана и считает…

О, господи, как тяжело все это выговорить.

Ханна опускает нож и вилку, набирает полные легкие воздуха и заставляет себя произнести нужные слова:

– Он считает, что произошла ошибка. Что Невилла несправедливо осудили.

– Глупости! – Уилл не раздумывает над ответом ни секунды, реагирует быстро и решительно, хлопает ладонью по столу, заставив подскочить столовый прибор и тарелку. Посетители за соседними столиками настороженно оглядываются. – Полная чушь. Надеюсь, ты попросила Эмили больше не вступать с ним ни в какие контакты?

– Она и так не вступала. – Ханна понижает голос до шепота, словно в противовес повышенному тону мужа, и, увидев выражение его лица, включает задний ход. – Они говорили не о Невилле, а в основном о Райане. А ты не думаешь, что…

Повисает пауза.

«А ты не думаешь, что такая возможность все-таки существует?» – хотела спросить Ханна. Но она не осмеливается произнести этот вопрос вслух. Тяжело допустить такое даже в мыслях, а уж озвучивать…

– Милая моя, – Уилл опускает нож с вилкой и протягивает руку через стол, чтобы привлечь ее внимание, – не делай этого. Не додумывай задним числом. Да и чего ради? Только потому, что Невилл теперь мертв? Его смерть ничего не меняет. Не влияет на улики, не отменяет того, что ты видела.

Что правда, то правда. Ханна понимает, что он прав.

Конечно, прав.

Невилл сошел в могилу, не признав своей вины. Что это доказывает? Ничего. Он не первый убийца, отрицавший вину до последнего дня жизни.

Но правда и то, что, признав справедливость обвинения, Невилл после отбытия срока стоял бы теперь на пороге досрочного освобождения. Вместо этого он несколько лет после смерти Эйприл настаивал на своей невиновности и подавал одну бесплодную апелляцию за другой, добившись лишь того, что его имя постоянно, раздувая гнев общественности, мусолила пресса.