Я зашла внутрь, закрыв за собой дверь. Я не знала, принадлежала комната Бентли или Уильяму. На стене висел постер с профессиональным футболистом, а на кровати лежало фланелевое покрывало. Огромный стол стоял прямо перед окном, выходившим во двор, где гости до сих пор сплошным потоком текли в двери. На столе был стеклянный кейс с подписанным бейсбольным мячом и фотография в рамке. Я взяла ее, чтобы рассмотреть.

Я ахнула. На фотографии были два мальчика – видимо, Бентли и Уильям – с измазанными в крови лицами. Приглядевшись, я поняла, что они стоят рядом с убитым оленем и фотография была сделана на память об охоте. Но при виде оленя я почувствовала не особо сильное облегчение.

Я открыла ящики стола. В отличие от рабочего стола у Уильяма дома, здесь царил полный бардак. Давно засохшие ручки, старые школьные тетради, разбросанные табели об успеваемости. Бесполезная ерунда, валяющаяся тут без дела. Классная тетрадь с подписью «Уильям. Математика» на обложке подсказала мне, что я все-таки в его комнате. Было что-то успокаивающее в мысли, что Уильям тоже когда-то был неряшливым и его аккуратность приобреталась годами, а не была какой-то врожденной психопатической чертой.

Я порылась в бумагах в поиске того, что бы явно кричало «серийный убийца!» или хотя бы связывало его с четырьмя женщинами, как те предметы в его столе дома. Из всего, что я нашла, какую-то важность представляло только одно: несколько бумажек, исписанных женским почерком. Они были так похожи на письма, которые я нашла в коробке у Уильяма, что все их перечитала. Но пришлось признать, что это больше похоже на записки, которые школьники передают друг другу на уроке или пихают через щели в шкафчиках, а не на письма взрослой женщины заключенному, обвиняемому в убийстве. Я собрала записки и сложила их в клатч, с которым пришла на вечеринку. Уж точно никто не хватится бумажек, которые собирали тут пыль столько лет.

Прошло слишком много времени. Я выскользнула из спальни, спустилась по лестнице и вернулась на вечеринку. Теперь вся толпа собралась в общей гостиной, и ее внимание было приковано к Марку Томсону с бокалом шампанского в руках. Уильям стоял рядом, явно меньше наслаждаясь ситуацией, чем отец. Я поспешно схватила бокал шампанского со стола, чтобы присоединиться к остальным.

– Этот суд стал испытанием не только для Уильяма, – сказал Марк. – Этот суд стал испытанием для всех нас. Я никогда не был так благодарен Богу и нашему тесному сообществу. Мы бы не смогли справиться без вас. За будущее!

– За будущее! – подхватили в толпе, и послышался звон бокалов.

Марк удивился, когда Уильям снова поднял бокал и начал говорить:

– Спасибо моей семье, по крови и не только. Как сказал мой отец, это было тяжелое время для всех нас. Но все же во тьме для меня всегда сиял луч света.

О господи. Когда Уильям говорил о своем намерении рассказать родителям о помолвке, я думала, он имел в виду лично. Но когда Уильям продолжил, я поняла, что он собирается сообщить об этом при всех.

– Именно в эти суровые времена я встретил любовь всей своей жизни, Ханну. Я счастлив сообщить, что сразу после освобождения я предложил ей выйти за меня замуж.

Уильям искал меня глазами, пока я пробиралась к центру гостиной сквозь хлопающую веселую толпу. Марк и Синди аплодировали вместе с гостями, но что-то в их радости казалось фальшивым. Мне хотелось спрятаться, сбежать по лестнице и вернуться в спальню Уильяма.

– Поздравляю, милая, – сказал Уильям, и мы чокнулись. Он никогда не называл меня «милая», тем более перед такой толпой народа. Слово было липким, неприятным.

– Поздравляю, – отозвалась я. Я чувствовала на себе взгляды толпы, размышляющей, что за женщина могла влюбиться в подозреваемого серийного убийцу и, наоборот, что за женщина могла заставить серийного убийцу влюбиться в себя.

Я не знала, складывается мой рот в улыбку или гримасу.

Бентли стал первым членом семьи Томпсонов, поздравившим нас. Наверное, они приехали, когда я копалась наверху.

– Мои поздравления, братец. Не терпится познакомиться с твоей невестой, – сказал он и подмигнул мне. Этим жестом он сигнализировал, что не планирует рассказывать Уильяму о случившемся между нами во время суда.

– Мне тоже не терпится узнать вас поближе, – вежливо ответила я.

– Наконец в семье появится еще одна женщина, – сказала Вирджиния. Это был ее первый комментарий на мой счет.

– Ты бы мог сказать нам раньше, – обратилась Синди к Уильяму. Несмотря на весь вколотый ботокс, ее лицо сохранило способность хмуриться.

– Я говорю сейчас, – ответил он.

Она без спросу схватила меня за руку.

– У Ханны нет кольца.

Она посмотрела на меня так, будто я каким-то образом в этом виновата.

– Мне еще надо его купить, – сказал Уильям. – Я был немного занят в последнее время.

– Ну что же, я очень рад. Кто бы мог подумать, что Уильям встретит свою любовь при таких обстоятельствах? – сказал Марк.

– Были такие предположения, – сказал Уильям, и мы рассмеялись, будто это забавная шутка.

Атмосфера, повисшая вокруг меня в этот момент, красноречиво сообщала, что никто в семье Томпсонов не был так счастлив, как утверждал.

Весь остаток вечера ко мне подходили другие гости, поздравляли, а потом задавали нетактичные вопросы о моей жизни.

– Откуда вы?

– Как вы с Уильямом познакомились?

– Кем вы работаете?

Я старалась отвечать по возможности четко, хотя у меня голова шла кругом от кучи имен и лиц. Я была благодарна, когда на подмогу пришел Уильям.

– Ханна писательница и сочиняет потрясающие вещи, – сказал он. Кажется, гости на вечеринке посчитали «писательницу» настоящей профессией. По большей части они удерживались от комментариев по поводу нашего с Уильямом знакомства, но периодически у кого-то что-то вырывалось.

– Вы, должно быть, потрясающе пишете, раз смогли очаровать такого парня парой строчек. Я помню старшую школу. Все девчонки за ним бегали.

– Во всяком случае, Уильям всегда будет уверен в вашей преданности, раз вы остались рядом в такой ситуации.

– Когда вы поняли, что любите его?

Я не сказала, что влюбилась в Уильяма сразу после того, как увидела лицо Анны Ли.

– О, вы же знаете, какой Уильям умный и добрый. Он искренне хочет, чтобы я следовала за своей мечтой, – сказала я вместо этого.

Записки, которые я нашла в спальне Уильяма, взывали ко мне из сумки, но с момента их находки мое присутствие успели обнаружить, и теперь я уже никак не могла уединиться. Все говорили со мной так, будто мы лучшие друзья. Я заметила, что большинство гостей на вечеринке примерно того же возраста, что и Синди с Марком. Было несколько человек младше пятидесяти, но и они, кажется, находились в родственных связях с более старшими гостями. Единственная, кого я узнала помимо членов семьи Томпсонов, была Алексис, которую я впервые увидела за кофе с Марком, а потом – когда она выступала свидетелем защиты на суде над Уильямом. Она так легко перепархивала от одной беседующей группки к другой, что сразу становилось понятно: эти люди ей знакомы. Смотря на нее, я могла думать только о том, насколько счастливее была бы Синди, обручись Уильям с женщиной типа нее, а не со мной.

Бентли поймал меня в момент передышки, во время которой я пыталась запихнуть в рот максимальное количество канапе. Каждый раз во время неловких пауз я делала глоток вина, то есть весь вечер активно употребляла алкоголь на очень пустой желудок.

– Приятно снова тебя видеть, Ханна, – сказал он.

Помимо обмена дежурными любезностями, мы так ни разу нормально не поговорили после нашего поцелуя. Я проглотила комок еды во рту.

– Взаимно, – пробубнила я.

– Как у тебя дела?

– Отлично. Я обручена. Пишу роман. Ну, ты знаешь.

Моя тарелка опустела, и я в отчаянии оглядывалась в поисках официанта, но они все как будто разом исчезли.