«Разве возможно, – спрашивал один из адвокатов на суде, – чтобы один человек мог самостоятельно перетащить все эти тела?»
«Да, – сказал эксперт, дававший оценку. – Но он должен быть очень сильным».
Никакой речи о презервативах или противозачаточных даже не шло.
Уильям забрался на меня сверху.
Последний раз мы занимались сексом с Максом Юлипским после похода в маленький, дешевый и темный бар, где так громко играла музыка, что я почти все время просто кивала говорящим ртам, словно и не подозревающим, что я их не слышу. Это был рабочий день, и будь я там с кем-то другим, я бы ушла пораньше. Но вместо этого я просто сидела и ждала, пока Макс не заявил, что устал, после чего мы отправились к его дому, который он делил с соседями.
Макс не соврал насчет усталости, так что сразу разделся до трусов, завалился в постель и закрыл глаза.
– Макс, – прошептала я и поцеловала его за ухом, где у него была самая чувствительная точка. Я положила его руку себе на бок, чтобы он почувствовал мое обнаженное тело. Для меня было важно знать, что моей физической близости достаточно для пробуждения его от дремы.
– М-м-м, – замычал Макс. Он неохотно открыл глаза и предпринял попытку заняться со мной сексом. Какое-то время он добивался стояка, но через несколько минут сказал: – Не думаю, что сегодня получится, Ханна, – и перевернулся на другой бок, мгновенно захрапев и оставив меня лежать наедине с мыслями о том, почему меня ему мало.
Теперь я вижу это происшествие как явный сигнал, что наши с Максом отношения были на грани. Но в тот момент я восприняла это так, как хотела воспринять: как небольшую осечку из-за лишнего виски.
У Уильяма не было никаких проблем со стояком или с тем, чтобы оттрахать меня, прижимая мои руки к кровати с такой силой, что я не могла пошевелиться. С каждым новым толчком я ожидала, что вот сейчас он превратится из мужчины в убийцу.
Но этого не происходило.
Уильям с рыком кончил и упал на меня. Он поднял голову и поцеловал меня в щеки, в лоб.
– Это было потрясающе, – сказал он.
– Ага, – подтвердила я.
Он слез с меня, и мы продолжили лежать голыми на одеяле. Я помнила об убогости своей комнаты, о разбросанных несобранных вещах. Я была не идеальна, но он все равно хотел довести меня до оргазма.
Уильям перевернулся на бок и провел пальцами по моей скуле, развернув мне голову, чтобы я взглянула на него. Его глаза были еще более прозрачно-голубыми, чем у Бентли, и я прокляла себя за это сравнение. Внезапно я подумала про запах у меня изо рта.
– Я хочу дать тебе все, – сказал Уильям, продолжая поглаживать мою щеку.
– Ты уже дал, – ответила я, хотя это было больше похоже на процесс вычеркивания всего, что имелось в моей жизни, пока в ней не остался только он.
– Я серьезно, – сказал Уильям.
Мы вместе перевернулись так, чтобы я обнимала его сзади. Я целых пять минут поражалась, насколько идеально совпадают наши тела, но потом у меня начала болеть рука, и я заворочалась. Я не хотела нарушать этот момент, потому что не знала, что за ним последует. Наконец Уильям заявил, что хочет сходить в душ.
– Извини, – попросил прощения он, высвобождая свое тело из моих объятий.
– Ничего страшного, у тебя был тяжелый день, – ответила я.
Мне стоило воспользоваться временем, пока Уильям был в душе, чтобы написать знакомым и сообщить, где я. Мне необязательно было совершать ту же ошибку, что и Эмма за несколько часов до гибели. Но вместо этого я взяла блокнот.
«Уильям трахается как человек, способный убить, – вписала я в колонку «Виновен». – Но меня он пока что не убил».
36
Мы не могли сразу поехать к морю. Уильям объяснил, что сначала он обязан выполнить определенные обязательства перед своей семьей. Но как только он все уладит, убеждал он меня, мы сделаем все, о чем мечтали в наших письмах.
Я даже не заметила, что в его устах это прозвучало так, будто он до сих пор отбывает какого-то рода наказание.
Мы провели ночь в моем номере, транжиря деньги на всякую всячину из доставок в перерывах между занятиями любовью. Утром, когда я запихала все оставшиеся вещи к себе в машину, он отвел меня позавтракать. Потом мы должны были отправиться в его родной город, где его ждал обустроенный дом.
– Не мой дом, – сказал он за завтраком с блинчиками. – Наш.
Я улыбнулась ему, вцепившись зубами в ломтик бекона. Я надеялась, что он не ожидает от меня финансового участия в ипотеке. Позже оказалось, что дом принадлежал родителям Уильяма, которые не опускаются до такой пошлости, как ипотека.
Дом располагался в историческом районе города, где вырос Уильям. Я припарковалась у тротуара и увидела белый одноэтажный дом с богатым крыльцом, на котором были установлены качели с видом на дорогу. Дверь была выкрашена в умеренно эксцентричный светло-голубой цвет, а рядом красовалась табличка с надписью, что здание историческое.
Внутри дом был обставлен современной белой мебелью на отреставрированном полу из темного дерева. Белоснежные кресла стояли на ковре полукругом и смотрели на настенный телевизор над камином. За гостиной располагалась настоящая столовая со столом длиной во всю комнату.
Я затащила за собой чемодан. Это был подарок моих родителей по случаю первой учебной поездки за границу во время колледжа. С тех пор одна молния уже сломалась, а передний карман начал расходиться по швам. У меня никогда не было денег на частые путешествия, чего уж говорить о багаже. Чемодан выглядел лишним в этом доме – единственный предмет, не утвержденный дизайнером интерьеров. Я утешалась тем, что передо мной хотя бы нет ростового зеркала: тогда бы я, вероятно, увидела, что выгляжу ему под стать.
Кухня была маленькая и располагалась в самом углу дома, но ее размер возмещался целой буфетной для готовки и хранения посуды. Соседствующие друг с другом три спальни находились в правой части дома. Между первой и второй спальнями находилась большая ванная, которая была здесь изначально, а в третьей была оборудована еще одна. Это была хозяйская комната. Ванная была огромная: она занимала большую часть пространства бывшей комнаты для гостей, где теперь оборудовали офис, и в ней имелась как ванна, так и душевая. Раковины было две – одна для Уильяма, одна для меня.
Вещи Уильяма были уже аккуратно разложены по ящикам комода и развешаны в шкафу по фасону и цвету.
– Это твои полки, – сказал он мне, указав на левую сторону большого комода. Он стал первым мужчиной, выделившим мне кусочек пространства в своем доме. Предложение воспользоваться полками и местом в шкафу представлялось как невероятный акт великодушия, затмить который могли только бриллианты.
Мои пожитки выглядели убого рядом с вещами Уильяма: разница между двадцатидолларовыми рубашками и его брендовыми костюмами бросалась в глаза.
– Мы пройдемся по магазинам, – сказал он, глядя, как я развешиваю свои платья в шкафу.
Мне нравилась идея шопинга за деньги моего мужчины, хотя и несколько обижал намек на то, что мои вещи недостаточно хороши.
Я все ждала, что сейчас посмотрю за угол и обнаружу обитую непромокаемым брезентом комнату с развешанными по ней орудиями убийства, но ничего такого не происходило. Тут даже не было подвала или сарая на заднем дворе. Но настоящие поиски, решила я, должны подождать ухода Уильяма. Девушка не может просто так взять и спросить жениха, не убийца ли он. Эти вещи слишком интимные, и разбираться с ними нужно в уединении: так, мне пришлось дожидаться, когда Уильям уйдет в другой конец дома, чтобы сходить по-большому. Но пока я просто восхищалась окружавшей меня обстановкой. Это было самое приятное место, где мне приходилось жить, включая мой родной дом. И чтобы попасть сюда, мне потребовалось лишь завязать отношения с подозреваемым серийным убийцей.
Нет, поправила я себя. Я завязала отношения с оправданным серийным убийцей, хотя пока еще не была уверена, есть ли разница.