Дорогая редакция!

Трансформация была внезапной: куда-то исчезли голуби.

Больше никаких голубей на площадях Венеции. И на крышах, карнизах, проводах и колокольнях их тоже нет.

Владельцы химчисток и прачечных опечалились: резко уменьшилось количество смущенных элегантных синьор, заходивших буквально за несколько минут до закрытия, чтобы удалить следы бомбардировок, которым они подверглись, любуясь заходом солнца. Бомбардировщики, летящие в закат. Тихие и безжалостные. Продавцы птичьего корма впали в меланхолию, устав напрасно размахивать перед гуляющими пакетиками с зернами. Горожане стали смотреть на них с сочувствием, позабыв антипатию, которую в былые времена вызывали уличные торговцы: ходили слухи, что последние бойкотировали кампанию городской администрации по регулированию численности голубей, тайно завозя в город крепких и выносливых деревенских птиц.

Над головами многих индивидуальных предпринимателей пронесся ледяной ветер банкротства. Больше никому не были нужны их гениальные изобретения: покрытые острыми шипами и колючками приспособления и инженерные конструкции для защиты венецианских балконов и карнизов от птиц. Место этим артефактам теперь было в музеях в качестве материальных свидетельств цивилизованной и трудолюбивой эпохи. В результате детям большого числа незадачливых ремесленников было отказано в возможности получить университетские дипломы, несмотря на то что их родители так много способствовали созданию неповторимого архитектурного образа Венеции.

Город больше не патрулировала служба по ограничению численности птиц, оплачиваемая администрацией города. Служащим попросту перестали платить заработную плату, ведь на улицах больше не находилось окоченевших трупиков голубей, не выдержавших стратегий демографического сдерживания, и, соответственно, уборка была не нужна.

Потом появились они. Чайки.

Это были биологические организмы иной природы, безразличные к вызывающему жалость упорству торговцев кукурузой. Эти птицы покрыли водную поверхность каналов, но почти сразу же почувствовали, что драться в маслянистой жидкости из-за отбросов не очень-то приятно и совсем не элегантно. Чайки стали пробираться на улицы и площади Венеции и бросаться на объедки и пакеты с мусором. День и ночь раздавался стук клювов по жестянкам и консервным банкам. Птицы прогуливались по городу, как благородные джентльмены, приглашенные на свадебный обед: пальцы за бортом сюртука из перьев, и в кармане дарственная на эту новую экологическую нишу.

Увы! Где теперь те бедные романтики и неисправимые мечтатели, которые бегали по улицам с криками восторга от того, что увидели венецианских голубей? А старомодные открытки и старые фотографии с изображением этих птиц? Пожелтевшие от времени снимки, на которых на фоне устремленной в небо колокольни видны точечки зерен, рассыпанные по площади Святого Марка или подброшенные к небу. Эти фотографии продавались с особыми церемониальными ритуалами. Существовал даже подпольный рынок пикантных снимков, на которых обязательно был изображен голубь.

Когда крысы начали летать (точнее, подпрыгивать), раздался вздох облегчения. Именно так: легкий, но уверенный вздох облегчения. Крыски поднимали бусинки глаз к небу и в необычайном возбуждении перебирали лапками. Длинный пробег вдоль набережной канала, чтобы набрать скорость, необходимую для того, чтобы оторваться от земли, и вдруг: прыжок, мгновенное передвижение в воздухе, по инерции, скорее всего, и вслед за этим – неизбежное падение. Длящийся долю секунды, но уже полет. Такое поведение животных вызывало жалость, граничащую с нежностью. Горожане с трепетом следили за попытками крыс взлететь. Это было почти как антигравитационное вынашивание, зародыш полета. Люди кусали губы, переживая, словно перед взлетом воздушного шара, как будто желая взглядом подтолкнуть животных ввысь – к карнизам, к крышам, к небу.

– Вон они! Смотрите! Летают! – кричали прохожие.

У людей вызывала умиление даже временная мутация шерсти, из-за которых крысы становились похожими на сурков. Они летают!

Вскоре животные достигли способности держаться в воздухе в течение нескольких мгновений: эдакие мохнатые самолетики, серо-бурые воздушные змеи. Конечно, приземление еще было рискованно: крысы касались земли задними конечностями и подпрыгивали, раскачивая зад. Они сразу же принимались тормозить передними лапками и пробегали несколько шагов, продолжая спотыкаться.

Нужно признать, что иногда внешний вид летающих грызунов – шея и хвост напряженно вытянуты параллельно земле – вызывал необъяснимое чувство беспокойства. Наверное, потому, что их приобретенное умение планировать в воздухе до сих пор еще остается необъяснимым.

Анатомические исследования выявили изменения в костной структуре животных. Кости стали легкими, как птичьи. Верующие люди утверждают, что добрый Бог, как стеклодув, наполнил кости крыс особыми пузырями и растянул череп и шею – и вообще переделал все так, чтобы воздух струился вдоль тела. Адаптация, так это называется.

Художники с легкостью преодолели первоначальную холодность, с которой они изображали крыс. Благодаря быстрым, но эффектным штрихам крысы стали появляться на нежных акварелях. Когда к их необычному виду немного попривыкли, этим грызунам стали приписывать особый смысл, поддерживаемый, прежде всего, усилиями умелых живописцев, которые по своей природе владеют мастерством ретушировать недостатки мира.

Продавцам птичьего корма пришлось приспособиться к новшеству, но это только укрепило их профессионализм. Те из них, которые придерживались традиций, продолжали размахивать перед туристами пакетиками с зерном, надеясь на внезапное возвращение голубей. Крысы их отчасти поддерживали, любезно проглатывая небольшое количество кукурузных зерен с единственной целью: не возбуждать неприязни. Однако наиболее продвинутые из уличных торговцев научились разнообразить свой товар. Теперь на площадях Венеции нередко можно было наблюдать такую картину: молодожены, по большей части японцы, приобретали у продавцов пакетик с мусором и аккуратно рассыпали его вокруг себя. Когда с неба начинал сыпаться крысиный дождь, подруга невесты с легкой снисходительной улыбкой увековечивала эту сцену для потомков на фотографии или на видео.

Кстати, надо отметить, что крысы в Венеции не грызут. Они не впиваются своими острыми зубками, чтобы потом заработать челюстями, создавая раздражающие симфонии, невыносимые для каждой, наделенной музыкальной чувствительностью души. Крысы в нашем городе клюют, как это делают птицы, и по необходимости издают мелодичный писк, благодаря которому пища сублимируется в метаболический экстаз.

Чайкам в конце концов пришлось убраться восвояси. Кажется, все дело в том, что они затрудняли приземление крыс, и это породило конфликт между птицами и грызунами. Точно неизвестно, каким образом он был разрешен, но чаек в городе больше не видно. Однажды они просто исчезли.

Дети перестали играть в мяч на площадях, чувствуя особую ответственность по отношению к недавно научившимся летать существам: чтобы не создавать помехи в любой фазе их полета. И прежде всего – вот оно, чувствительное детское сердце! – чтобы у крыс не сложилось впечатления, как когда-то у голубей, что им здесь не рады.

Чувство сострадания и доброта души облегчили работу полиции, которая теперь может полностью посвятить себя борьбе с преступлениями – к счастью, пока редкими: убийствами летающих крыс из рогатки. Эти злодеяния, к сожалению, способствовали распространению нелегального игорного бизнеса. Чемпионы по стрельбе из рогаток продолжают делать головокружительные ставки как на число убитых ими крыс, так и на тип наиболее действенного для этой цели заряда.

Женщины, которые с утра вывесили на улицу белье для просушки и которым срочно понадобилось сходить за покупками, теперь могут не беспокоиться. По безупречно выстиранным простыням маленькие оливковые косточки – именно на них больше всего похожи крысиные какашки – скользят, не оставляя следов. Больше не нужно перестирывать испачканное белье, в связи с этим расход электроэнергии на семью значительно упал, а количество используемых моющих средств уменьшилось в разы. Венецианская лагуна от этого только выиграла. Вода в каналах стала такой прозрачной, что кое-где, особенно со стороны набережной Дзаттере, с мостов можно даже увидеть крабов. Другими словами, экскременты крыс, и это было бы бесполезно отрицать, гораздо менее проблематичны, чем голубиный помет.

Социальная реакция на это нормальное физиологическое явление была простой и элегантной. Снова вошли в моду те миниатюрные, разноцветные и в меру кокетливые зонтики, которые широко использовались во времена наших прабабушек. Они особенно эффективны от падающих с неба оливковых косточек. Возможно, по этой причине такие зонтики стали незаменимым аксессуаром у венецианских модниц.

Редкие инциденты, происходящие по неопытности молодых крысят и от их неумения хорошо летать – такие как разбитые стекла, попадание в отверстия вентиляционных решеток, ныряние в чашки с капучино, случайная путаница их с беби-осьминогами и каракатицами на рыбном прилавке, – по статистике представляют собой лишь малую толику всех проблем города. Еще горожан иногда беспокоит вид крыс, сидящих на крышах вапоретто: все-таки перелететь канал Гранде грызунам еще нелегко. Но я не думаю, чтобы это создавало слишком большие неудобства для жителей города.

У муниципальной службы по ограничению численности пернатых сейчас гораздо больше работы, что привело к увеличению количества рабочих мест. Если быть до конца откровенным, обязанности работников службы – это единственный деликатный момент. Мертвые крысиные тельца, полученные методами демографического контроля, не обладают той эстетической меланхолией, которая была присуща холодным тушкам голубей. Если живые крысы во всех отношениях могут конкурировать с голубями, после смерти они – увы! – производят довольно отталкивающее впечатление. Верхняя губа зверька больше не вытянута, имитируя своего рода продолжительный поцелуй, а, лишенная упругости, обнажает два длинных резца. Шерсть, потерявшая свой блеск, уродливо обтягивает скелет, подчеркивая ломаные линии крысиного тела, которое кажется как-то уж слишком вытянутым. Крысиный хвост, который во время перемещений животного по земле обычно закручен, как молодые побеги папоротника, разворачивается, напоминая огромный вопросительный знак, и от этого вопроса никуда не скрыться. Все это вызывает в людях ощущение сильного дискомфорта, поэтому немедленное удаление этих маленьких трупиков является одной из самых важных задач администрации города.

И все же, когда в знойном воздухе начинают вибрировать колокольни и над Венецианской лагуной разносится мелодичный колокольный звон, когда на город постепенно опускается вечер, как наброшенное на его улицы темное покрывало, и кажется, что даже телевизионные антенны настраиваются на восприятие божественного, наблюдение за завораживающим взгляд стремительным полетом и созерцание медленного и уверенного колебания хвостов крысиных стай, обрамляющих профили крыш и церковные купола в этом городе мечты, наполняют душу состоянием благословенного покоя.