– Нет, нет. Венецианские семьи подсказывают Полуночному человеку подходящее наказание для туристов.

– Я… я не понимаю. Как они общаются с Полуночным человеком? Не хотите ли вы сказать, что простые венецианцы контактируют с преступником? С убийцей?

– Э нет. Никто и никогда еще не видел Полуночного человека. Но в этом и нет необходимости. Достаточно написать свои пожелания в записке и оставить ее в специальном месте. Полуночный человек получит послание и… ррраз!

– Что «раз»?

– Чаще всего он бросает их в воду. Вода венецианской лагуны не любит чужаков.

– И что потом?

– Когда тела всплывают, их забирают и закапывают в огороде.

Стуки, сам того не замечая, застыл с открытым ртом. Он не сводил глаз с синьоры Елены. В этот момент старушка его почти пугала. «Наверное, Скарпа пошел в нее, – подумал Стуки. – Все-таки есть у них в семье ген безумия, а то и не один».

Инспектор Стуки проводил пожилую даму в дом, поддерживая ее под руку на лестнице и внимательно следя, чтобы синьора не оступилась. Впрочем, лестница казалась довольно крепкой, надежной и хорошо установленной, будто ее делали специально для стариков.

На кухне Стуки налил в кофеварку воды, насыпал молотого кофе и включил газ. Через несколько минут послышалось бормотание кофеварки, и по всей квартире распространился аромат свежеприготовленного кофе.

Стуки поставил перед коллегой чашечку с темным дымящимся напитком.

– Послушай, Скарпа, я закончил работу с материалами об утонувших туристах.

– Наконец-то! Ты ведь заметил, правда? Признайся, что ты тоже о ней подумал.

– Ты имеешь в виду особую банду? Объединение безумцев, которые мстят туристам?

– Да.

– Не один, а несколько убийц? Другими словами, нет никакого Буффало Билла, действующего на набережных Венеции.

– Буффало Билл есть, но он не один. Если честно, я думал, что ты догадаешься.

– Местные умалишенные?

– Точно! Как твой Рефоско. Он один из них, вот увидишь, я его прижму к ногтю.

– А кто командует этими сумасшедшими?

– Кто знает, может, это бывший уполномоченный современного магистрата по водным делам[188].

– Антимама! И как ты это себе представляешь? Как чиновнику-пенсионеру могла прийти в голову идея сотрудничать с сумасшедшими преступниками, чтобы отомстить туристам?

– Насколько я понял, этот человек любит свой город больше всего на свете, как те дожи, которые когда-то правили Венецианской республикой. Такие воспринимают нашествие туристов, как Наполеон – шестерых каменщиков. Ты помнишь эту историю?

– Каменщики, которые после падения Серениссима ходили по городу и сбивали льва Сан-Марко с гербов семей венецианских патрициев?

– Да. Саранча, уничтожающая историю города, его душу.

– И ты считаешь, что из-за такой великой любви к Венеции уполномоченный магистрата по водным делам принялся убивать туристов?

– Возможно, только тех из них, которые чем-то серьезно навредили городу.

– Знаешь, сколько туристов пришлось бы тогда замочить?

– Да просто напугать, чтобы другим неповадно было. Показательные убийства.

– И как они выбирали своих жертв? Видели туриста, который мочился в канал или блевал с моста, шли за ним и сталкивали несчастного в воду?

– Точно! Я именно так все себе и представляю.

– А почему до сих пор никто не взял на себя ответственность за эти совершенные акты мести? Чтобы все приезжающие в Венецию знали, чем они рискуют, если, например, бросят на землю бумажную салфетку, в которую был завернут кусок пиццы.

– Они делали это не напрямую, а через письма в редакцию «Газеттино».

– Значит эти письма писал твой уполномоченный магистрата по водным делам?

– Все может быть. Я пока не на сто процентов уверен. И потом, были еще расклеенные по городу манифесты.

– Да о чем ты говоришь! Кто из туристов вообще их читает? А из писем было опубликовано только одно.

Скарпа на секунду умолк, скривив губы.

– Уж не думаешь ли ты, что письма распространялись среди населения и переходили из рук в руки? – продолжал Стуки.

– А что? Фотокопии писем могли раздавать в особого рода трактирах, среди студентов университета, в некоторых музеях. Я знаю, например, что каждый последующий манифест появлялся на доске объявлений в Музее естественных наук раньше, чем на колонне Горбуна с Риальто[189].

– Не верю!

– Клянусь тебе.

– Тогда почему вы их еще не поймали?

– Сопоставляя факты, я думаю, что нам удалось идентифицировать некоторых преступников. Все есть в моих записях. Но я убежден, это еще не все. И, самое главное, у меня нет неопровержимых доказательств. Ни одной зацепки.

– А что, если ты просто поддался фантазиям?

– Я уверен, что нет.

– Например, в деле Жюппе есть некоторые нестыковки. Его нельзя назвать туристом.

– По-моему, в тот раз преступники просто ошиблись. Возможно, они торопились. Убийство Арвида Берге было как раз в их стиле.

– Но, если не ошибаюсь, бывший уполномоченный магистрата по водным делам уже умер.

– Семь месяцев назад. В декабре.

– А его предполагаемая банда все равно продолжала свое дело?

– Так в этом и суть! После смерти их предводителя я сказал себе: теперь они утекут от меня, как песок сквозь пальцы. Организация распадется. Они больше не станут этим заниматься. Помню, я даже комиссару так сказал, и начальнику полиции. После Дюфура все мое расследование рисковало закончиться ничем. Но преступники выбрали себе нового главаря, и следующей их жертвой стал норвежец Арвид Берге.

– А буквально через несколько дней еще одна жертва? Второй француз.

– Возможно, они немного поменяли стиль. Стали более агрессивными, учитывая нынешние времена.

– Ну, не знаю.

– Я надеялся, хоть ты мне что-нибудь подскажешь. Заметишь то, что проглядел я, – проговорил Скарпа. – Что среди каналов и набережных Венеции твоя, Стуки, знаменитая интуиция позволит нам посмотреть на это дело с другой, неожиданной, стороны. Я подумал, что следы от убийства норвежца могут завести нас вглубь всего дела и привести к его истокам.

– Хочешь сказать, я тебя разочаровал? – спросил Стуки.

– Нет, что ты! Каждый из нас делает то, что может.

– По-твоему, я должен все бросить?

– Нет, нет, я ведь знаю, что Стуки никогда не сдается.

Заговор! Вот над какой версией работал сейчас инспектор Скарпа. Это было гораздо серьезнее сговора испанцев, которые в семнадцатом веке договорились, если Скарпа не ошибался, с французами и голландцами, поджечь Арсенал[190] и монетный двор, а еще, если все сработает, похитить убранство Дворца дожей.

Другими словами, подумал Стуки, инспектор Скарпа считал возможным сговор жителей Венеции с преступной бандой, которая в бессонные ночи нападала на прогуливающихся по городу туристов и растворяла их в мутных водах лагуны. После разговора с другом в душе у Стуки осталась некоторое беспокойство, причину которого он так и не смог себе объяснить.

В кухне, выпрашивая еду, мяукали коты синьоры Елены. Инспектор Стуки решил детально осмотреть местность вокруг греческой[191] церкви Сан-Джорджио, где жил француз Жюппе. Было бы полезно также послушать, о чем говорят местные жители, подумал Стуки, это могло бы помочь ему составить свое мнение. Стуки пробежал глазами подготовленный агентом Терезой Брунетти список квартир, которыми владел Берге. Пришло время проверить, каким образом банкир их приобрел, чтобы понять, насколько хорошо норвежец разбирался в торговле недвижимостью.

Стуки повел Терезу Брунетти на ужин в тот самый трактир, где они были с инспектором Скарпой. На этот раз меню предлагало блюда армянской кухни, о чем сообщил хозяин заведения, который встретил инспектора Стуки как своего старого знакомого.