Крэйг Мазерс проникает в мои мысли, когда я ухожу со своими покупками. Я не знаю, зачем я пошел в дом его матери прошлой ночью. Я не совсем уверен, чего я хотел, и, оглядываясь назад, я немного испугался. Я чувствовал, как злость и обида растут внутри меня, как термометр, Как я сделал путешествие, чувство несправедливости, что он, Мэтерс, живет и дышит, что он отправится домой, к матери и отцу, к своей подруге; он получает смеяться и кушать, улыбаться и петь, и заниматься любовью, быть нормальным снова. Он оставляет прошлое позади; у него есть шанс начать все сначала, простить себя и двигаться дальше. Я полагаю, что он уже простил себя, я имею в виду, и я представляю, что говорят его семья, его девушка, обнадеживающие слова любви и поддержки, которые они ему говорят: «Ты отсидел свой срок, сынок, ты заплатил за свою ошибку, теперь пришло время начать все сначала, время начать жить, простить себя и двигаться дальше».

Что ж, я здесь, чтобы напомнить ему; я здесь, чтобы убедиться, что он никогда не забудет, что он сделал, жизни, на которые повлияли его действия, волновой эффект смерти моей девочки. Я хочу, чтобы Мазерс знал, что, хотя его семья, возможно, и дала ему отпущение грехов, я этого не делал и никогда не сделаю. Говорят, что ты роешь две могилы, когда жаждешь мести, и большую часть своей жизни я соглашался с этим утверждением. Но теперь, теперь я понимаю, преступления возмездия, свидетелями которых я был, естественное человеческое желание причинить боль тому, кто причинил боль тебе, разрушил твою семью, твою жизнь, твое будущее. Теперь я понимаю, что побуждает человека сравнять счет. И мне это не нравится, мне не нравится, что это заставляет меня чувствовать, но, тем не менее, я это чувствую. Убийственные мысли приходят мне в голову, когда я резко поворачиваю направо; Я представляю Мазерса, стоящего посреди дороги, его крысиные черты лица выцветают в свете фар дальнего света, он прикрывает лицо рукой, чтобы защитить глаза, когда я нажимаю на акселератор…

Дом матери Мазерса был довольно скромным полуподвалом, расположенным в пригородном тупике недалеко от Саутгейт. Он был уединенным и находился в стороне от дороги. Я полагаю, хорошая дорога, такая, по которой мог бы жить строитель, который не так уж плохо устроился для себя, — такая, какой вы и ожидали. Я припарковался у дерева несколькими домами дальше, убедившись, что мне хорошо видна входная дверь в георгианском стиле. У входа горел свет, люди были дома. Я уставился на дом, не в силах оторвать от него глаз ни на секунду на случай, если я что-то упустил, чего не знаю. Я не мог сказать, как долго я сидел там, наблюдая, ожидая, но через некоторое время женщина вышла из дома. Я не узнал ее, но предположил, что это мать Мазерса. Увидев ее, я теперь вспомнил ее по судебному делу, медно выглядящую блондинку в ярких костюмах и с густым макияжем, немного похожую на Пегги Митчелл из Eastenders» В то время я так и думал. Однажды во время расследования дела о непредумышленном убийстве она посмотрела мне в глаза, и я помню, что подумал, какой грустной она казалась. Мы никогда не разговаривали, но у меня сложилось впечатление, что она была типичной женщиной, немного грубой, но доброй, и что ей было жаль меня, своего сына, саму себя. Волосы у этой женщины были темнее, может быть, короче, что навело меня на мысль, что это могла быть не одна и та же женщина. С ней была собака, один из тех английских бульдогов с повязками на глазах и вздернутым носом. Она была на другой стороне улицы, и я отвернулся, схватил свой телефон и притворился, что смотрю на него, пока она не прошла мимо. Я посмотрел на часы и понял, что просидел возле дома Мазеров почти два часа. Это вернуло меня к реальности, и как только она исчезла в зеркале заднего вида, я завел двигатель и уехал.

По дороге домой я поговорил сам с собой и решил, что никогда больше не хочу видеть лицо этого человека, и что с моей стороны было глупо и безрассудно ехать туда, но это битва воль между когнитивным диссонансом, который я чувствую, церебральным противостоянием в моем мозгу, в буквальном смысле, между хорошим и плохим. И я боюсь, что это будет битва не на жизнь, а на смерть…

Когда я возвращаюсь в нашу с Рейч пустую квартиру после похода по дорогим магазинам, я готовлю себе горячую ванну, ставлю в микроволновку одно из тех восхитительных готовых блюд, которые напоминают мне, что я одна, и зажигаю свечу Джо Мэлоун. Мне становится страшно, поэтому я решаю выпить. Я представляю, как напиваюсь, заглушая свои чувства, чувства, которые привели к мыслям — темным, мрачным мыслям, которые уже уводят меня туда, куда я не хочу идти. Крейг Мазерс — живой, дышащий свободой человек, живой и невредимый, а Рейчел все еще мертва.

В квартире холодно, и я включаю отопление. Сейчас апрель, и это немного угнетает. Рейчел всегда хотела жить в теплом климате; мы много говорили об этом. Ей нравилась Калифорния; Лос-Анджелес подошел бы ей до мозга костей, «прямо на моем бульваре», как она любила говорить. Босоногая и богемная, она была создана для пляжной жизни, и ей бы понравилось кататься по открытым дорогам на велосипеде. Думаю, я бы боролся немного больше. «Я еще разбужу в тебе цыганку, Дэнни Райли», — говорила она мне, и я отвечал, что мог бы быть как тот Пончорелло из «Чипсов», разъезжающий взад-вперед по шоссе. В детстве мне нравилось это телешоу. Интересно, заметил ли кто-нибудь еще, насколько актер, сыгравший его, похож на Бруно Марса, по крайней мере тогда. Настоящим пин-апом был Пончерелло. Все девочки из моей начальной школы были влюблены в него, и я с некоторым сожалением думаю, снимая пленку с моего приготовленного пастушьего пирога и наливая себе слишком щедрый бокал «Нэйт Джек энд айс», как он выглядит сейчас. Я подумываю о том, чтобы погуглить его, Пончерелло, но тут мой телефон подает звуковой сигнал. Это Фиона упоминает, как приятно было увидеть меня сегодня, что я перевожу как ее желание узнать, в порядке ли я после того, что она мне рассказала. Она также желает мне удачи с онлайн-знакомствами, что очень мило с ее стороны после того, как она сегодня эффектно заблокировала мне член, или как там это сейчас называют дети. Она говорит, что возвращение туда пойдет мне на пользу. Это напоминает мне о сообщении кокетливой Флоренс. Полагаю, я должен согласиться на свое предложение поужинать, хотя, должен признать, со мной такое случается нечасто… У меня сложилось отчетливое впечатление, что она бы пропустила ужин. Я смотрю на время: уже полночь. Слишком поздно отправлять сообщение. Согласно «Правилам Рэйчел», как я их называл, женщины рассматривали сообщения в любое время после 11 вечера как секс по вызову. Мне нравились ее правила; в них был смысл. Как бы я хотел прожить по ним всю жизнь. Я бы соблюдал каждое правило.

Вместо этого я решаю написать Кокетке Фло завтра. В любом случае, я сомневаюсь, что она ждет моего звонка. Тем не менее, когда я залезаю в ванну и принимаюсь за Джекпот, я не могу не думать о том факте, что у меня не было секса почти два года. Мое тело жаждет этого, ну, во всяком случае, определенная его часть, не желающая быть грубой. Но, хотя я и шучу, я действительно скучаю по прикосновениям женщины; прикосновение кожи к коже, мягкие волосы, лежащие у меня на груди… Это не просто животный акт, я тоже скучаю по близости. И все же, как бы сильно мои физические потребности ни кричали, чтобы их услышали, мой разум продолжает заглушать их., потому что знаю, где-то глубоко внутри себя, Я знаю, что если бы я прикоснулся к другой женщине, даже без какой-либо глубокой эмоциональной связи с ней, часть меня отпустила бы Рейчел. И если честно, я бы на самом деле не хотел спать с женщиной, с которой не чувствовал глубокой связи; это было бы все равно что предать Рейч еще больше. Итак, я в жопе — или, скорее, я не в жопе — как бы вы на это ни смотрели. Думаю, я просто не готов, и меня пугает, что я, возможно, никогда не буду готов. Итак, я мастурбирую, мне нужно как-то сбросить давление. Только в последние несколько месяцев мое либидо вернулось, постепенно просачиваясь, притяжение, которое я не могу игнорировать, но которое заставляет меня чувствовать себя виноватым и мрачным. Я не хочу чувствовать себя возбужденным без нее, я не хочу приходить один. Я думаю о ней, когда делаю то, что делаю; я представляю ее кожу на своей, ее интимный аромат и то, что я чувствовал внутри нее. Когда я закрываю глаза, я представляю свои пальцы на ней, держащие ее за бедра, в то время как она лежит на мне сверху, глядя вниз… Ее дыхание становится тяжелее, ее маленькие груди мягко подпрыгивают, соски напрягаются, когда мои губы соприкасаются с ними. Я близок к оргазму, я чувствую, как нарастает знакомое ощущение в моем животе, направляя меня к нему, и я смотрю на ее лицо, на эти большие широко раскрытые глаза и густые ресницы, россыпь веснушек на переносице… «Ммм, ммм, да…» ее звуки заводят меня, и когда я кончаю, я представляю, как снова смотрю на Рейчел, но на этот раз ее лицо немного изменилось, ее голос тоже: «Может, снимем отель, Дэниел?» Ты хочешь трахнуть меня, Дэниел?»