Она вспомнила маму, мелькнула мысль, как быстро все произошло. И только следующая мысль была о том, как же странно, что из человека так быстро можно вышибить жизнь…

Хэл все еще брыкалась, больше инстинктивно, чем осмысленно, и распадающаяся перед глазами картинка перемежалась с лицом Эзры: рот у него отвратительно распялился от горя, слезы стекали с носа.

– Мне жаль, – услышала она сквозь гул в ушах. – Мне жаль, я этого не хотел…

Ноги уже почти не двигались. Она хотела крикнуть, попросить его сжалиться над ней, но не могла даже шепнуть, не то что сказать. Давление на шею было слишком велико, ей нечем было больше дышать.

Держись.

Она точно не поняла, чей это голос. Мэгги? Мод? А может быть, ее собственный – всего-навсего ее собственный голос.

Держись.

Но у нее не осталось больше сил. Эзра раздавил ее пальцами. Все стало отдаляться. Смысла сражаться нет. Он слишком силен. И она отпустила его руки, перестав отдирать их от шеи.

В этот момент тыльной стороной ладони она задела какой-то предмет на кровати, который во время сражения упал со столика. Хэл обхватила его, из последних сил подняла и двинула Эзре в лицо.

Прежде чем она поняла, что это сломанная рамка, послышался хруст стекла, и бровь у Эзры сильно закровила. Он вскрикнул от боли и, убрав одну руку с ее шеи, принялся ощупывать осколок стекла над глазом, его ослепила выступившая кровь. На секунду Хэл в ужасе замерла. Она понятия не имела, как глубоко вошло стекло, задело ли что-то жизненно важное. Правда, ей хотелось знать.

Однако она торопливо отбросила рамку, просунула пальцы под его руку, которая все еще держала ее за шею, и со всей силой, какую могла собрать, коленом ударила ему в пах.

Эзра отпустил ее.

Шатаясь, хватая ртом воздух, который раздирал больное горло, Хэл бросилась к двери в дальнем конце комнаты.

– Нет, не смей! – Крик беспримесного бешенства, только осипший, но возвращаться было слишком поздно, даже если бы она и хотела.

Хэл налетела на дверь, та подалась под ее тяжестью. Она не сразу поняла, что летит кувырком вниз по холодным ступеням, и наконец приземлилась на самом дне лестничного колодца.

Было совсем темно. В голове у Хэл застучало там, где она ударилась во время первого падения, а горло раздирало от боли. Она могла бы погибнуть, если бы не упала на что-то мягкое, податливое. Только опершись рукой, чтобы попытаться встать, и почувствовав под ладонью мягкие волосы, она поняла, что это, и постаралась унять скулеж, рвущийся из раненого горла. Миссис Уоррен. Пальцы Хэл пошарили по лицу, очкам, открытому рту. Тело экономки была совершенно холодным.

Но у Хэл не оставалось времени на дальнейшие размышления. Она слышала, наверху Эзра в бешенстве мечется, как раненое животное, натыкаясь то на кровать, то на стул. Но еле держась на ногах, он все-таки приближался к двери, через которую она вылетела в подвал. Он мог очутиться здесь в любой момент, и тогда она погибла. Даже раненый, он был намного, намного сильнее ее и не собирался отпускать ее.

Итак, она в подвале под домом. Единственный вопрос: где другой выход?

Хэл выставила вперед руки и осторожно двинулась по подвалу, то и дело натыкаясь на пустые бутылки и какие-то непонятные предметы, и испытала острую боль, ударившись голенью о ребро ящика.

Позади, в темноте, было тело миссис Уоррен. Луч серого лунного света уже пронзил черноту, и Хэл услышала хриплое тяжелое дыхание, значит, Эзра все-таки дошел до двери и теперь спускается по каменным ступеням.

– Хэл! – позвал он, и его голос отдался таким эхом, какое могло быть только в просторном подвале, намного больших размеров, чем ей показалось сначала. – Хэл, не убегайте. Я могу все объяснить.

Горло у нее слишком болело и воспалилось, она не смогла бы ответить, даже если бы собиралась это сделать, но никак нельзя было выдать свое местоположение. Хэл остановилась, прижалась спиной к стене, прислушиваясь к дыханию преследователя. Судя по звуку, Эзра удалялся от нее, и Хэл, затаив дыхание и продолжая прижиматься к стене, стала двигаться в другую сторону.

В темноте она потеряла ощущение направления, но подвал вроде бы раскинулся влево от нее и вперед. Тело миссис Уоррен и ступени, ведущие наверх, – справа. Эзра, кажется, находился впереди и двигался вглубь, под дом, и Хэл продолжила медленно пробираться вдоль стены, чувствуя спиной сырой кирпич. На руках у нее была горячая кровь, и она решила, что, наверно, порезалась, когда ударила Эзру рамкой, хотя момента этого не помнила.

– Хэл! – прогудел голос Эзры, отдавшись эхом под сводами.

Затем послышался скрежет и вдалеке, справа от Хэл, зажегся огонек – желтое пламя зажигалки Эзры, которую он поднял над головой, осматривая пространство.

Прежде чем зажигалка погасла, кое-что произошло. Во-первых, Эзра увидел ее, Хэл поняла это по тому, как он повернулся в ее сторону. Ужасающая маска Пьеро исказила его лицо: половина чистая, а половина размалевана темной кровью, во мраке просто черной. И во-вторых, Хэл рассмотрела подвал – аккуратную дорогу между рядами пыльных бутылок и сводчатой колоннадой, которая вела к двери в парк.

На мгновение она замерла, всматриваясь с расстояния в лицо Эзры, которое высвечивал огонек зажигалки. А потом это лицо расплылось в устрашающей ухмылке, зажигалка погасла, и он побежал.

Хэл тоже побежала, не видя куда, зная только нужное направление. Спотыкалась о разбросанные бутылки и мышеловки, с хрустом наступала на маленькие скелеты мышей. Падала, поднималась и все время слышала позади тяжелое дыхание торжествующего Эзры, потому что ему подвал был известен, это его дом, его территория, и она вспомнила, как он рассказывал, что в детстве они с Мод играли тут в прятки. Это его дом.

Но он ранен, а Хэл – нет, у нее есть фора, она уже различала слабые проблески луны в щель двери, ведущей в парк, и, резко прибавив скорости, принялась молиться – богам, в которых не верила, силам, которые отрицала всю свою жизнь, – молиться о спасении.

А потом она оказалась у двери, ухватилась за холодную металлическую ручку и попыталась повернуть ее пальцами, скользкими от крови. Тяжелые шаги и хриплое дыхание приближались… Дверь подалась, и она выбежала на лунный свет и бежала, бежала, бежала в благословенном свете растущей луны, почти таком же ясном, как дневной.

Ноги понесли ее вниз, и она была уже на полпути, когда, пошатнувшись от ужаса, поняла, куда бежит. Хэл оглянулась, но было уже поздно: Эзра тоже выбежал из подвала и увидел ее. Если она повернет обратно к дому, он ее перехватит. Больше бежать некуда, и может быть, сказал внутри ее тонкий ясный голос, с самого начала было решено отвести ее именно туда. Где все начиналось и все закончилось. К лодочному сараю.

Эзра был уже почти посередине газона, его чиркающие следы оставляли глубокие вмятины на белом снегу, когда Хэл бросилась в укрытие рощицы и, раздирая руки, начала медленно протискиваться сквозь кусты ежевики. У нее в голове стучала только одна мысль – как можно больше увеличить расстояние между собой и Эзрой, и тогда, возможно, если ей удастся каким-то образом обогнуть озеро, она выйдет на дорогу и остановит проезжающую машину…

Когда Хэл выбралась из зарослей ежевики, ноги были разодраны в кровь. Она находилась в пятне лунного света на берегу озера. Позади Эзра только начал продираться через подлесок, но ему потребуется меньше времени, чем ей. Она уже развела по сторонам колючие кусты, а ему оставалось только пройти по проложенной ею тропе.

– Хэл, – просипел он. – Хэл, пожалуйста.

И было в его голосе такое отчаяние, что ей почти захотелось сказать: Ладно, я останавливаюсь. Сдаюсь. О Господи, она так устала… Озеро тускло блестело перед ней белым пятном. И когда преследователь вынырнул из зарослей, Хэл поняла, что больше идти некуда.

– Хэл, – дохнул Эзра.

Половина лица у него почернела от подсыхающей крови, но свежая рана над глазом еще сочилась красным. Одежда разодрана ежевикой, руки и ноги исполосованы порезами. Осмотрев себя, Хэл, наверно, расхохоталась бы, если бы не была в таком ужасе и изнеможении.