После мы лежали в обнимку перед камином, вспотевшие и разгоряченные; Джек уснул; его голова у меня на груди поднималась и опускалась в такт дыханию. Какое-то время я бездумно рассматривала молочно-белую кожу его бедер, горсть веснушек на переносице, темный веер ресниц, мускулистую руку у себя на плече. Затем мой взгляд упал на каминную полку, где лежала радионяня.

Как же не хотелось возвращаться к себе! Однако надо. Уже проваливаясь в сон, я собрала волю в кулак и заставила себя встать. Иначе проспала бы здесь всю ночь и покрыла себя несмываемым позором, вернувшись в дом утром и обнаружив на кухне девочек, самостоятельно готовящих себе завтрак.

Кроме всего прочего, я вспомнила о Рианнон. Нельзя, чтобы она вернулась с «прогулки» и нашла меня у Джека. И без того хватит тем для разговора с Сандрой.

Я хотела признаться. Лежа в объятьях Джека, я поняла, что это единственный выход. А может, понимала и раньше. Я решила признаться, несмотря на страх потерять работу. Само собой, она меня уволит, и немудрено. Я окажусь в безвыходном положении — ни работы, ни рекомендаций, но что поделаешь, сама виновата. В глубине души теплилась надежда, что после моего объяснения она, быть может…

Натягивая джинсы, я вдруг услышала странный звук. Откуда-то с улицы. Нечто среднее между треском и ударом. Как будто тяжелая ветка дерева упала на землю. Я затаила дыхание, прислушиваясь, не проснулась ли дети. Все было тихо.

Тем не менее я достала телефон и проверила приложение. Петра лежала в кроватке в своей обычной позе. Несмотря на слабое разрешение в рассеянном свете ночной лампы, я видела ее довольно четко. Малышка шевельнулась и засунула в рот пальчик.

Камера в комнате девочек оказалась бесполезной: перед уходом я забыла включить ночники и не увидела ничего, кроме зернистой темноты. Я успокоила себя мыслью, что они спят, иначе зажгли бы лампу.

Покачав головой, я натянула футболку, согнулась и осторожно поцеловала Джека в щеку. Он перевернулся на другой бок и пробормотал что-то неразборчивое, вроде «Доброй ночи, Линн».

У меня замерло сердце. Впрочем, наверное, мне послышалось. Это могло быть «доброй ночи, любимая». А даже если бы он сказал «Линн», «Лиз» или еще какое-то имя, что с того? Мы взрослые люди, у каждого есть прошлое. Я тоже не святая, своих секретов невпроворот.

Надо возвращаться. Взять радионяню и тихонько пройти к двери. Я не удержалась от искушения бросить последний взгляд на Джека, лежащего в золотистом свете камина с сомкнутыми веками и соблазнительно приоткрытыми губами, которые так и хотелось поцеловать еще раз.

Отведя взгляд от Джека, я вдруг заметила на столе фиолетовый цветок. С минуту я не могла понять, почему он притягивает мой взгляд и кажется таким знакомым. И внезапно сообразила: это тот самый цветок, что я нашла на кухне и поставила в кофейную чашку. То есть его принес в кухню Джек? Нет, он тогда уехал по поручению Билла… Или то было в другой день? Из-за вечного недосыпания дни сливались друг с другом, и я плохо помнила, что за чем произошло.

Мучительно напрягая память, я неожиданно заметила нечто еще более странное и потрясенно замерла. Желудок скрутился в тугой узел. Рядом с цветком лежал ничем не примечательный моток веревки. Что же меня так напугало? Я прошла через комнату и взяла его в руки. Белая хозяйственная веревка, небрежно смотанная, с «бабушкиным узлом» на одном конце. Она была разрезана острым ножом, а может, секатором, что я нашла в ядовитом саду.

До меня наконец дошло: я узнала ту самую веревку, которую лично обмотала вокруг калитки, чтобы девочки не могли пройти в сад. Что она делает у Джека на кухне? Почему лежит рядом с цветком, вполне невинным с виду?

Вытащив телефон и открывая браузер, я уже догадывалась, что найду. Мое сердце выскакивало из груди. «Ядовитый фиолетовый цветок», — напечатала я в поисковой строке, выбрала картинки и увидела его.

Aconitum napellus — борец, клобук монаха, волчья отрава, род многолетних трав семейства лютиковых. Одно из самых ядовитых растений, произрастающих на территории Великобритании. Наиболее сильный яд, оказывающий смертельное воздействие на сердечную деятельность и нервную систему. Все части растения — стебель, корень, листья и цветы — смертельно ядовиты. Большинство летальных исходов связаны с приемом внутрь, однако садовникам рекомендуется проявлять осторожность, поскольку симптомы отравления может вызвать даже контакт с кожей.

Ниже приводился список смертей и убийств, связанных с растением. Меня затошнило. Я закрыла телефон и посмотрела на Джека. Неужели это он? Ухаживал за растениями в ядовитом саду, разрезал веревку на калитке, оставил на кухне ядовитый цветок… Вдруг бы его нашли дети или собаки? А я только что трахалась с этим парнем.

Только зачем Джеку это делать? И что еще он скрывает? Неужели именно он взломал систему и поднял нас среди ночи оглушительной музыкой? Звонил в дверь, вырывая меня из сна, и сводил с ума пугающим скрипом шагов? А самое страшное — мог ли он написать на чердаке эти жуткие слова и заколотить за собой проход, чтобы открыть его в нужное время?

Мое дыхание участилось, я трясущимися руками спрятала в карман телефон и поняла, что надо бежать отсюда любой ценой. Не беспокоясь больше о том, что могу разбудить Джека, я толкнула дверь и шагнула в ночь. Вновь начался дождь. Крупные капли били в лицо, перед глазами все плыло.

Уходя, мы оставили черный ход незапертым. Я заскочила в буфетную, прижалась спиной к двери и вытерла футболкой лицо. Надо взять себя в руки. Черт, что за фигня? Почему мне так не везет с мужчинами? Почему они все такие уроды?

Я постояла, стараясь отдышаться, и вдруг подумала о странном звуке, который услышала, когда одевалась. В доме все было точно так, как до моего ухода. Я не обнаружила никаких признаков возвращения Рианнон: ни сброшенных в холле «шпилек», ни забытой у подножия лестницы сумочки. Собственно, я этого и не ожидала — услышала бы машину. Наверное, собаки бесились.

Я вновь вытерла глаза, сбросила туфли и прошла на кухню, чувствуя босыми ногами приятное тепло бетонных плит. Хиро с Клодом тихонько похрапывали. Они сонно приподняли головы и тут же уронили их обратно на подстилки. Я села за стойку, пытаясь решить, что делать. Я не могла лечь спать. Что бы ни говорил Джек, Рианнон еще не вернулась, и это не давало мне покоя. Я решила, раз уж все равно не сплю, написать Сандре. Нормальное письмо, в котором я все объясню. Но прежде кое-что другое.

Чем больше я размышляла, тем более странным казалось мне поведение Джека. Дело не только в ядовитом саду. Когда что-то случалось, он всегда был поблизости. У него есть ключи от всех помещений, он имеет доступ к управлению умным домом. Как он смог перехитрить приложение в ночь, когда нас разбудил бешеный шум? Где взял ключ от запертой двери на чердак? Недаром он Грант! Неужели он все-таки приходится родственником доктору Кенвику Гранту и приехал в Хетербро, чтобы выгнать Элинкортов из своего родового гнезда?

Нет, это уже слишком. Мы живем не в девятнадцатом веке. Чего добьется Джек, выгнав Элинкортов из их собственного дома? Ничего. На их месте поселится другая английская семья. И вообще, при чем здесь Элинкорты? Все это направлено против меня.

Факт в том, что от них ушли четыре няни, даже пять, если считать Холли. Не просто ушли. Их систематически выгоняли, одну за другой. И я бы поверила, что всему виной шаловливые ручки Билла, если бы лично не столкнулась с мистикой. Кто-то в этом доме намеренно, целенаправленно заставлял девушек уходить. Вот только кто? Или что?

Боль в порезанном пальце отдавалась тупыми толчками в затылке, головокружение от вина, выпитого пару часов назад, постепенно начинало переходить в тяжелое, болезненное похмелье, однако сдаваться я не собиралась. Я медленно сползла с табурета, неверной походкой прошла к раковине и плеснула в лицо холодной водой, чтобы прогнать сон и взбодриться.