— Что?

— Одна девочка умерла, — повторила Элли, не глядя мне в глаза. — Нам Джин рассказала.

— Охренеть! — вырвалось у меня.

По ухмылочке Мэдди я поняла, что в следующем же телефонном разговоре о моей промашке будет доложено Сандре.

— От чего умерла? Когда?

— Давным-давно, — сказала Мэдди. В отличие от младшей сестры, она не боялась говорить об этом предмете; по-моему, даже получала удовольствие. — Еще до того, как мы родились. Дочка прежнего владельца. Поэтому он тронулся рассудком.

Мэдди явно повторяла за Джин Маккензи.

— Тронулся рассудком? Сошел с ума?

— Да, и его увезли. Не сразу, через время. Потому что ему являлся призрак девочки, — как ни в чем не бывало продолжила Мэдди. — Она будила его среди ночи своим плачем. Уже после того, как ушла. Джин нам сказала. И он перестал спать. Всю ночь ходил туда-сюда по комнате. И тронулся рассудком. Если человеку долго не давать спать, он сойдет с ума и умрет.

Меня как током ударило. Ходил по комнате! И вдруг я вспомнила еще кое о чем.

— Мэдди… ты… ты эту историю имела в виду, когда сказала «призракам это не понравится»? — осторожно спросила я.

Она с безучастным лицом отодвинула тарелку.

— Не понимаю, о чем ты.

— Когда я приезжала сюда в первый раз, ты обняла меня на прощание и сказала: призракам это не понравится.

— Ничего я не говорила, — холодно произнесла она. — И не обнимала тебя, у меня нет такой привычки.

С последней репликой она перестаралась. Я бы поверила, что странная фраза о призраках — плод моего воображения, но забыть то отчаянное, судорожное объятье я не могла. Она меня обнимала. А значит, говорила эти слова.

Я покачала головой.

— Так вот, девочки, призраков не существует, какую бы чепуху ни говорила вам Джин. Просто люди грустят о тех, кто умер, хотят увидеть их вновь и придумывают всякие истории. Глупости это все.

— Не понимаю, о чем ты, — повторила Мэдди, энергично помотав головой.

— Никаких призраков нет, Мэдди, уверяю тебя. Они лишь плод нашего воображения и не могут причинить вред — ни тебе, ни мне, никому.

— Можно я пойду? — безразлично произнесла она.

— А десерта не хочешь?

— Я сыта.

— Тогда иди.

Она слезла с табурета; Элли посеменила за ней — послушная маленькая тень.

Я поставила перед Петрой йогурт и начала убирать со стола. Элли оставила на тарелке корочки от тоста и немного соуса, а под ложкой спрятала ненавистный зеленый горошек. А Мэдди… Поднеся тарелку к ведру, я остолбенела. Она съела почти всю порцию, оставив только с десяток букв, и эти буквы составляли слова. Когда я наклонила тарелку, буквы съехали, но это не помешало мне прочесть послание:

ни

нави

дем

ти

бя

Ненавидим тебя.

Сама не понимаю, что меня взбесило. Я с такой яростью счистила остатки еды, что буквы разлетелись вокруг компостного ведра, и швырнула тарелку в раковину. Она ударила по стакану, стекло разбилось, в воздух взлетели осколки и брызги томатного соуса.

Черт! «Я вас тоже ненавижу! — хотелось мне закричать. — Жуткие, злые, испорченные гадины!»

Только это была неправда. Я видела в них себя — ощетинившуюся маленькую девочку, переполняемую слишком сложными для нее эмоциями, которых она не могла до конца ни осознать, ни вместить.

«Ненавижу тебя, — плакала я в подушку, когда мама выбросила моего любимого плюшевого медведя, по ее мнению, слишком потертого и засаленного, неподходящего для большой девочки. — Как я тебя ненавижу!»

Я говорила неправду. Я любила маму — так сильно, что она задыхалась от моей любви. Столько долгих лет она отрывала мои детские руки от своих рукавов и юбок, вырывалась из моих объятий. Ну хватит, ты испортишь мне прическу. Ради бога, не цепляйся, у тебя грязные руки. Перестань вести себя как ребенок, ты уже почти взрослая…

Все детские годы я слишком за нее цеплялась, чересчур жадно требовала ее внимания и очень старалась быть лучше, чище, аккуратнее, чтобы заслужить ее любовь. Порой мне казалось, что я ей не нужна, но, кроме нее, у меня никого не было.

Мэдди повезло куда больше: у нее были мама, папа, три сестры, красивый дом, две собаки… И все же я понимала печаль, гнев и отчаяние сердитого темноволосого подменыша среди белокурых сестер.

Мы даже внешне были похожи. Когда она победно смотрела на меня черными глазами-пуговками, в тот раз, после разговора с Сандрой, я уловила в ее взгляде кое-что знакомое. Теперь я поняла что. Я узнала в них блеск своих собственных темно-карих глаз, свою решимость. Как и у меня, у Мэдди был план. Вот только в чем он заключался?

Я так вымоталась после бессонной ночи, что отправила девочек готовиться ко сну до смешного рано. Как ни странно, мои подопечные не спорили — видно, тоже утомились.

Петра уснула, символически покапризничав всего пару минут, и я пошла проверить, как дела у старших. К моему удивлению, они уже надели пижамы — Элли только замешкалась с верхней частью, и я ей помогла, а затем направила девчонок в ванную чистить зубы.

— Хотите сказку? — спросила я, помогая им укладываться.

Элли посмотрела на Мэдди, и та покачала головой.

— Нет, мы уже большие для сказок.

— Неправда, — улыбнулась я, — сказки на ночь любят даже взрослые.

В другой раз я просто открыла бы книгу и стала читать, несмотря на отказ, однако в тот день я смертельно устала. Я не представляла, насколько утомительно находиться одной с детьми целый день, с утра до вечера — совсем не то, что в садике. Вспомнились мамаши, приводившие в садик детей и жаловавшиеся на усталость. Я испытывала к ним легкое презрение. Подумаешь, один ребенок или даже двое! У нас их десятки!

Лишь теперь мне стало понятно, о чем они говорили. Дело не в физической нагрузке, а в напряжении. Ты постоянно с ребенком, он нуждается в тебе каждую минуту. Нельзя передать его напарнице, устроить перерыв и побыть собой. Ты всегда на посту.

— А давайте я поставлю аудиокнигу, — сказала наконец я, увидев, что Элли чуть не плачет, достала телефон, порылась в приложении и нашла папки с аудио. Странная система: Моцарт, «Моана», Телониус Монк и Люси Монтгомери — все в одном списке…

Элли просунула пушистую теплую головку мне под локоть и отобрала мобильный.

— Я покажу.

Она выбрала значок, похожий на панду, а затем другой, напоминавший плоскую букву «V», и я поняла, что он означает книги. На экране появился список детских аудиокниг. Поскольку Элли не высказала своих предпочтений, я сама выбрала историю: «Поросенок Бейб», длинная, умиротворяющая, добрая история. Я включила сказку и подоткнула Элли одеяло.

— Тебя поцеловать на ночь?

Она ничего не ответила, лишь едва заметно кивнула, и я поцеловала мягкую щечку, пока она не передумала.

После этого я подошла к Мэдди. Несмотря на крепко зажмуренные глаза, зрачки под тонкой кожей век двигались, и по дыханию было заметно, что она не спит.

— Тебя поцеловать на ночь, Мэдди? — спросила я, желая быть справедливой, хотя знала ответ.

Девочка промолчала. Я постояла, прислушиваясь к ее дыханию.

— Спокойной ночи, девочки. Приятных снов, вам надо хорошо выспаться перед школой.

Закрыв за собой дверь, я испустила дрожащий облегченный вздох. Господи, неужели у меня получилось? Все трое спят в своих кроватках, чистенькие, довольные, и никто не плачет. По сравнению с прошлым вечером все оказалось как-то слишком легко и просто.

Вероятно, в наших отношениях наступил перелом. Дети выражали протест из-за шока, связанного с отъездом родителей, которые оставили их с чужим человеком. Мы познакомились поближе, они поговорили с мамой, и все наладилось.

Я проверила дверь в буфетной, выдержала битву с панелью у главного входа и освещением в холле и, одолеваемая усталостью, поднялась на третий этаж.

Проходя мимо спальни Сандры и Билла, я что-то услышала. Или увидела. Неясное движение в темноте между дверью и рамой. Показалось? Я очень устала. Наверное, игра воображения.