– Шею сверну, гнида! Говори!

Хруст еще одного пальца. Поросячий визг. Но Бидон крепкий орешек. Он решил погибнуть с честью.

Его испуганный плотно татуированный напарник куда более разумен. Он кивает на запертую металлическую дверь:

– Внизу! Там! Живой он! Ключи в столе!

В расшатанном дощатом письменном столе действительно дожидается меня увесистая связка ключей.

Открываем дверь. Еще одна лестница вниз. Ну что это была за база? Зачем они столько здесь наворотили тайных мест? Или это уже Савоська проявил архитектурную смекалку?

Для порядка за дверь летит светошумовая граната «Заря». Ухнуло, блеснуло. И бойцы вваливаются в проход, чтобы упаковать оглушенных злодеев, если они там имеются.

Злодеев там нет. Просторное, тускло освещенное помещение разделено ржавой решеткой на две части. На полу в бессознательном состоянии, весь в крови, лежит человек.

Нужный ключ оказывается в связке. Отпираю замок. Со скрипом отвожу решетку в сторону. Подхожу к пленнику. Нащупываю на его шее пульс… Есть, и притом наполненный!

Лицо бедняги в запекшейся крови, но узнаваемое. Это Лошаков. Вот мы и свиделись.

Бойцы поднимают заложника на руки и аккуратно выносят. В фургоне как раз на такой случай скучает Эскулап.

Я поднимаюсь в тамбур.

– Так, этого, – указываю на Бидона, – к нам на «трешку».

Этот хряк, наверняка, тоже закодирован. В отличие от своего товарища, который наглядно продемонстрировал с испугу истинную свободу воли, указав место содержания пленного. А если человеку ставят гипноблок, значит, он знает немало интересного и секретного.

– Остальных кончать? – деловито осведомляется Леший.

– Нет. Передадим милиции. У нашего начальства какая-то своя комбинация по этому поводу. Банда в наличии. Оружие есть, – я показываю на оружейку.

– Понял, – кивает Леший…

Теперь можно немножко расслабиться. Отработали мы качественно. Ну что, еще один узел событий мной развязан. А вот потянется ли нить Ариадны? Скоро увидим…

Глава 20

Я, уставший, как собака, брел из нашего информационно-поискового пункта через парк Тимирязева. Отработал там, как проклятый, пять часов. И все без толку. Поиск вяз в какой-то трясине.

Вроде, удачный мы нанесли удар. Захватили «языка» – того самого Бидона. Спасли заложника, который являлся ценным носителем информации. И что на выходе?

Пять часов мы с Эскулапом убили на раскодировку и допрос Бидона. И добились от него лишь подтверждения списка похождений банды, о которых мы и так знали. А еще он просветил нас, что заказчик долго и безуспешно работал в подвале с Писателем. Пока несчастный пленник не отключился напрочь. Тогда рассвирепевший работодатель ушел, пообещав в ближайшее время вернуться и приняться за работу с новыми силами и методами. Видно было, что у него дело совсем не клеилось…

Мы, конечно, выставили на бандитской базе засаду. Но, как я и ожидал, дест не пришел. Не попадаются они в такие ловушки. Не тот уровень.

С Писателем, который по моему разумению вполне мог оказаться новой и так нужной мне Нитью Ариадны, тоже было все ни Слава Богу. Сейчас он лежал в отдельной палате в госпитале авиакосмических сил под строгим присмотром «гопников» и врачей. И оправдывать возлагаемые на него надежды не спешил. Хотя бы потому, что пребывал без сознания и на нашу грешную Землю возвращаться не собирался.

С Эскулапом я говорил вчера во врачебном кабинете госпиталя. Оттуда открывался дивный пасторальный вид на пейзажи Ближнего Подмосковья – линия ЛЭП, зеленая масса леса, островерхие крыши краснокирпичных коттеджей и плавный серебристый изгиб реки.

– Мне нужно, чтобы он говорил, – напирал я. – Он – моя нить.

– Не понимаю вообще, что с ним, – растерянно разводил в ответ руками Эскулап. – Опасных для жизни повреждений нет. Избили, конечно, его основательно. Но без особого членовредительства. И это ни кома, ни транс.

– Может, кодировка?

– Не похоже на кодировку, во всяком случае, как мы ее представляем. Выглядит так, будто он сам прервал контакт с действительностью в преддверии опасности.

– Такое может быть?

– Все возможно. Только для такого нужны многолетние психологические практики.

– Учитывая род его занятий и авантюрную жизнь, он мог чему-то научиться.

– Мог… В общем, будем пытаться его вернуть. Есть и нетрадиционные методики…

Вот такой вовсе не обнадеживающий разговор у нас состоялся. И теперь настроение у меня было ниже нуля. Нет ничего хуже, чем тормозиться, когда начался разгон.

Зато на свежем воздухе в парке Тимирязева была благодать. Выходной день. При этом впервые за весь месяц из-за туч выглянуло летнее ласковое солнце. Так что народ повалил на улицу, как в последний раз.

Парк был переполнен отдыхающими. Просто голова шла кругом. Галдеж, детские крики. Музыка из громкоговорителей. Мороженое. Вращающаяся карусель и пневматические хлопки в тире. Цокот копыт конной милиции.

Многие отдыхающие рассекали на электрических самокатах, гироскутерах, моноколесах. И эти странные средства передвижения, и сами люди были неестественно яркие и беззаботные. Они бессистемно метались, бессмысленно перерабатывая время и пространство. И это движение было их самоцелью.

Движение само по себе, а не предназначение – такова участь большинства людей на нашей планете. Достойная цель у них появляется только в массе, как у муравьев в муравейнике. А само по себе движение без цели завораживает их. Им кажется, что так будет всегда.

Только всегда не получается. В подтверждение этой мысли, когда я уже почти дошел до метро, наползла туча, и хлынул уже привычный, но еще более яростный дождь, смыв все это человеческое мельтешение в раз.

Ну что же. Мы, люди предназначения, живем в суровом, часто безжалостном мире, испытывающим нас на прочность. Дождь и ураган у нас обыденность. Мы привыкли выстаивать и двигаться вперед, ломая преграды.

Что это меня в философскую мизантропию потянуло? Начинаю злиться не только на себя, но и на жизнь? Вроде пока нет. Зато есть чувство, будто такими сигналами и мыслями в разум пробивается осознание чего-то важного. Того, что в дальнейшем будет иметь значение для меня. Какая-то сила выводила меня на понимание. Чего именно? Эх, знал бы прикуп, жил бы в Сочи.

Ладно. Нечего кукситься. Надо крутить Поиск. Чтобы работа кипела. Чтобы все вокруг дрожало.

Хотя она и кипит. Притом так активно, что наш путь уже устлан бездыханными телами – семь отмороженных бандитов и два непричастных ученых. Неплохое такое начало…

Когда я стоял в метро, погрузившись в свои мысли, из зева туннеля вынырнул на всех парах технический состав. Машинист подал сигнал, чтобы все отошли от края платформы. Этот резкий звук рубанул меня по нервам, как бритва. Я вздрогнул, и на миг мир окрасился в блеклый цвет того проклятого тумана.

Я перевел дыхание. И где мои стальные нервы? Черт, что же меня так колбасит? Что-то совсем гайки разболтались.

Это все Поиск. Очень тяжелый и кровавый Поиск. Слишком много поисков за последний год. И слишком много проблем.

«Надо бы мне отдохнуть хоть немного и перевести дыхание», – решил я.

Эх, если бы я знал, что меня ждет в ближайшее время…

Глава 21

Без особого вкуса я поужинал в узбекском ресторанчике «Синий джейран» на первом этаже моего дома. Бывает, заглядываю туда по случаю. Персонал меня отлично знает и принимает, как родного. Там готовят прекрасный фирменный бараний плов, будто специально с учетом моих вкусовых пристрастий. Но сегодня плов меня не радовал, и жевал я чисто механически.

Невроз не отпускал. Физически я ощущал нарастающее вокруг меня напряжение. Не опасность, не близкое нахождение противника меня выбивали из колеи. Что-то другое. Будто плавно, но неумолимо, стягивалась петля вокруг моей шеи.

Поднявшись в квартиру, я залез в наполненную холодной водой ванную. Обычно эта процедура прекрасно проясняет мое сознание. Но сейчас и это не помогло.