Думал, что Ваня, вскочивший на ноги, отвесит ему увесистую затрещину. Но дисциплина наша все. Второй пилот хотел сказать что-то резкое. Но потом благоразумно обернулся и вышел из салона.

— О, как смотрел, — удовлетворенно произнес лорд. — Глазами убийцы. Настоящий коммунист.

— На вашем месте я бы поостерегся грязно обругивать символы страны, на территории которой вы находитесь, — усмехнулся нобелевский лауреат.

— Я свободный человек, — спесиво процедил лорд. — И, кстати, сотрудник СОН. Никто не вправе отнять у меня моего свободного мнения!

— Вы рискуете, — хмыкнул лауреат. — Так ведь ненароком может и выдуть через дырку в пространство. Свободному человеку — свободный космос.

Лорд зло посмотрел на ученого, но во взоре прочитались озадаченность и опаска.

После этого Ваня уже неделю не посещает дискуссионный клуб, и, надо сказать, без него это сборище потеряло значительную часть своей привлекательности.

— Что хоть читаешь? — кивнул я на «стеклянную книгу» — так называлось устройство для прокручивания текстовых файлов с имитацией обычных страниц.

— «Повесть о настоящем человеке», — с готовностью отозвался Ваня.

— Безногий ас Великой Отечественной Маресьев. Хорошая книга. Книга о новом человеке. И новых временах.

— Новых — да! Мы нашим историческим полетом творим новые времена! Светлое будущее! Но зачем нам тащить с собой всех этих капиталистов-империалистов, кровососов? И невменяемых феминисток, — последнее Ваня произнес с особым чувством.

— Они тоже представители человечества, — примирительно произнес я. — А Контакт — это дело всего человечества.

— Они — прошлое человечества. Паноптикум! Зоопарк вымирающих человекообразных!

— Пока еще они настоящее, — отметил я резонно. — Поэтому мы должны с ними считаться…

— И не уступать их женщинам места в трамвае!

— Да уж. Места им нельзя уступать нигде.

— Вот именно! — щелкнул пальцами Ваня. — А мы уступаем! Первый Близкий Контакт! Лорд Ховард, пещерный антикоммунист, жмет руку представителю иной цивилизации. Вот картинка!

— Этого не будет. И вообще все пройдет, как надо… Пойми, Ваня. Они здесь всего лишь для благостной картинки. Чтобы миллиарды представителей их мира, среди которых, в основном, вполне достойные люди, не чувствовали себя ущербными. Да и не хотим мы потом десятилетиями отвечать на претензии, что русские присвоили себе право говорить от имени всей Земли и стали послушным инструментом в руках инопланетян, презрев остальные государства.

— Верно, — вздохнул Ваня.

— На самом деле эта свора политиканов в нашей миссии не решает ничего. Они декорация.

— А кто решает?

— Я. И сумма обстоятельств. Фатальных или оптимистичных.

Он озадаченно посмотрел на меня.

— Не бойся, Ваня, — улыбнулся я максимально доброжелательно. — У меня не мания величия. Все больше мания преследования…

Корабль уже сбросил приличную часть скорости и готовился войти в гравитационную сферу Урана.

А я, расположившись за столиком в своей каюте, положил перед собой листы бумаги. И шариковой авторучкой заполнял список «Первого рукопожатия».

Собственно, одна фамилия там уже была и обсуждению не подлежала. Руководитель экспедиции Казанцев. Даже если я с перепугу буду верещать «отпустите, я не хочу», меня запихнут в шлюпку силой. Поскольку это часть договоренности с Иными. А вот кто будет под номерами два и три? Это вопрос.

Слава Богу, подробный регламент встречи и состав участников на Земле директивно вырабатывать не стали. Я думаю, большие руководители, конечно, не удержались бы от возможности расписать все до последней реплики. Но, скорее всего, тут протянул свои длинные руки «Фрактал». Тот же Звеньевой отлично знал, что в таких мероприятиях все должно быть полностью на плечах и инициативе главного исполнителя. Поскольку именно он находится на острие. Он чувствует витающие вокруг флюиды. И порой принимает решения, которые никогда бы не согласовал ни один чиновник, но которые единственно правильные именно в той ситуации. Поэтому все права по организации и проведению Контакта переданы мне. Одному. Без всяких согласований, утверждений и советов.

Как я и ожидал, ко мне начались хождения. Сперва принялись меня донимать пассажиры со словами:

— Для этой роли я подойду, как никто.

Даже австралийка пришла. Как Жанна Дарк перед казнью — полная решимости взойти на костер ради правого дела и на сто процентов уверенная, что сложит там свою дурную бабскую голову.

Потом начались хождения членов экипажа.

От всех я отбояривался словами:

— Решение будет принято взвешенное и разумное.

Для себя уже решил, что на Первое рукопожатие на корабль отправятся только космолетчики. Никаких политиканов. Их дело расписывать «правду о контакте» потом, перед своей восторженной публикой, избирателями, спонсорами. Со мной же должны пойти люди дисциплины, контроля и закалки. Кроме того, меньше шансов, что в нашу компанию проникнет враг, который так и оставался где-то поблизости. Страшно вообразить, что может начудить Доппельгангер, прорвавшись к Иным. А что, кстати? Да черт его знает. Все, что угодно.

От мыслей о противнике на душе стало как-то холодно и тревожно. Ведь мы так и не вычислили его. И не знаем, какие предпринять меры противодействия.

Настроение сразу упало. Я нервно скомкал очередной лист и бросил его в мусорный контейнер, вделанный в стену. Взял новый лист. Поставил привычно: «№ 1. Полковник Казанцев».

И тут появился тот, кто еще не появлялся. А я уже переживать начал, что мой друг потерял на тернистом и долгом жизненном пути радость жизни и жажду приключений.

— Выбираешь избранных? — спросил итальянец, присаживаясь на диванчик.

— Выбираю, — согласился я.

— Я тебе подскажу, кого поставить под номером два.

— Первый пилот Ламберто Джентили?

— Потрясающе! Твоя догадливость прямо паранормальна! Экстрасенс! В точку, Анатолий!

— Мотивируй, пожалуйста! — потребовал я.

— Ну, скажем так. Я шел к этому всю жизнь, — начал итальянец.

— Ты так хочешь прославиться?

— Хочу. Как и все. Но не в этом дело. Я хочу прислониться к Вечности. Почувствовать себя не бессмысленной щепкой, которую несет жизнь вперед. А человеком, который делает судьбу, — умеет же он говорить пафосно и вместе с тем органично.

— В этой ситуации все мы щепки. И зависит все не от нас.

— Думаю, и от нас тоже… Анатолий, может, ради этого часа я и выжил на Венере. Бог спас меня там, чтобы я оказался здесь.

Ламберто все же слишком набожен для коммуниста. Но в Италии сие было не порицаемо.

— Ты знаешь, насколько я надежен, — продолжал он трамбовать меня асфальтоукладчиком. — Как никто.

— Ламберто, все мы надежны. Ты понимаешь, что это не главный критерий. Так что не дави на меня.

— Да не давлю я, — вздохнул он. — Осознаю, какой на твоих плечах неподъемный груз… Просто. Понимаешь…

Он замолчал.

— Ну, говори, — потребовал я.

— Я сын своего отца. Что бы я ни делал, я всегда был в его тени. Он герой коммунист, погибший с честью. Прославивший в веках нашу фамилию… И у меня всегда было стремление… Нет, не обогнать его. Хотя бы встать рядом. Чтобы обо мне не говорили: «А, это сын Уго Джентили. Вроде бы шарится по космосу в поисках приключений. Ничего выдающегося!»

— Тебе мало подвигов и славы? — хмыкнул я.

— Мало, — как-то по-домашнему и мило изрек Ламберто, смотря на меня глазами преданного пса.

Я рассмеялся и сказал:

— Все, иди! Не видишь, я работаю!

— Анатолий, я надеюсь на тебя.

Я только отмахнулся. И, когда итальянец вышел, вернулся к списку.

Конечно, лучше всего было бы прихватить с собой капитана. «Железный дровосек» — надежнее спутника не найти во всей Солнечной Системе. Но он не имеет права покидать корабль. Тогда кто?

Я подумал еще немного. И под номером вторым вывел главного инженера Епифанова. Человек проверенный. С огромным кругозором и жизненным позитивом.