Это была Ива! Писатель, было, дернулся вперед, но я положил руку на его плечо, прошипев:

- Замри.

Её тащили за длинные волосы. Она была растрепана, беспомощна. И никак не походила на ту роскошную бизнес-вумен, что в Венеции предлагала мне за тридцать миллионов Золотые листы.

- Мы забираем ее, - объявил я, приблизившись почти вплотную к лейтенанту. – Я имею все полномочия. Это мадам Ива, которую мы ищем по заданию отдела безопасности самого Халифа. Вас наградят.

- Нет! Ничего ты не получишь! – вдруг сорвался офицер, которому какая-то злобная швея попала под хвост, и у него не выдержали нервы.

Его можно понять. Он, человек высшей расы с оливковым цветом кожи, впитавший всем своим существом «истинный Ислам», должен слушаться жалкого кяфира, пусть и с полномочиями?! Да никогда!

- Ты просто неверный, который…

Договорить лейтенант не успел. Мой нож прочертил ему красную черту на горле и на всей его жизни. А потом, продолжая движение, я плавно воткнул лезвие в живот стоящего рядом стража, благо бронежилеты они носят редко. И отпрянул в сторону.

Началась стрельба.

Моим ребятам ничего не надо было объяснять. Они моментом вошли в рабочий ритм боя. Каждый был на своем месте. И цели были распределены заранее.

Автоматные выстрелы как от шелухи очистили Иву от держащих ее «бабуинов». Заработал пулемет нашего «Ивеко». Бабахнул РПГ, разнося на куски обшитый бронированными листами фургон стражей.

Зачистили мы патруль легко – как муху со стола смахнули. Добили всех контрольными выстрелами.

И что дальше? Можно, конечно, сейчас сообщить в шариатский штаб, что мы стали свидетелями очередного зверского теракта подполья. Но, думаю, теперь в нашу непричастность вряд ли поверят.

Так что ходу отсюда!

Интересно, смогут ли установить враги нашу причастность к этому побоищу? Квалификация стражей, как сыщиков, стремится к нулю, но что-то они все-таки предпримут. Они просто не могут оставить без последствий нападение на патруль. Уже второе за два дня.

В Дом Инвалидов теперь возвращаться стремно. Нет, рисковать не будем. Уходим на запасные позиции…

- Сопротивление, - Ива глубоко затянулась сигаретой – дымила она в этом мире как паровоз. - Знаю их. Те еще сволочи. Не забрали Драппо к себе вниз. Чего-то побоялись. Ну, вот и результат…

Я, Ива и Писатель расположись в комнате отеля-базы. Здесь уже томилась Флорин. Если так пойдет дальше, так вскоре нам нетрудно будет залегендировать этот отель под гарем.

Иве вкалывать успокаивающее не пришлось. Она на редкость быстро пришла в себя и освоилась в новом качестве. Только иногда судорожно вздыхала и шептала:

- Они просто забили его. Ненавижу!

Но, похоже, ей тоже надо было выговориться. И она выдала более-менее связанную историю своей кувыркнувшейся жизни. А я кивал и слушал.

В этой реальности родилась она не в Москве, а в Прибалтике. Образование получила на историческом факультете МГУ. Там познакомилась с Писателем. Осталась в аспирантуре, а потом с оказией по обмену укатила в Сорбонну. В Париже быстро прокрутилась, нащупала какие-то ниточки, да и осталась ассистенткой с перспективой стать преподавателем на искусствоведческом факультете.

С деканом искусствоведческого факультета Давидом Драппо она была в хороших деловых, ну и, если учесть его вошедшую в легенду любвеобильность, может, и не только в деловых отношениях.

В Сорбонне она беззаботно наслаждалась жизнью и работой, не слишком обращая внимания на то, что творится за воротами Университета. Но постепенно процессы исламизации начали стучаться в каждый дом. Ива, наконец, стала ощущать растущее напряжение. И когда только за один месяц арабы ограбили ее три раза и чуть не изнасиловали, а в полиции отказались брать заявления, ссылаясь на необходимость поддержания мира между разными национальностями, она вдруг сразу осознала – кончится здесь все плохо. И из Сорбонны пора линять.

Только вот не успела. Пришел Час Великого Очищения. Халифат, наконец, выбрался из укрытия, сбросил маску и ринулся с топором в атаку на впадающую в маразм старушку Европу.

- Я отлично помню этот чертов Час Очищения, - Ива затушила сигарету о пепельницу. - Каждый его день. Как такое вообще могло случиться?! Здесь никто не был готов. Даже близко. Здесь все погрязло в лицемерии, политическом вранье. Здесь вдолбили людям, что мантры о терпимости, толерантности и мультикультурализме - это что-то серьезное и значимое, а не гнусная алогичная мозговая спекуляция, ставшая в итоге изощренным способом самоубийства Европы.

Она криво улыбнулась, а потом продолжила:

- Возлюби негра и араба, как брата своего. Вот эти братья и пришли возлюбить нас. Только совсем не по-братски и в очень извращенной форме. Они пришли, и сразу стало понятно, что балабольство о близости наций, народов и вероисповеданий более не в чести. Помню, как в прямом эфире отрезали голову ведущему, много лет топившему за мигрантов, но недостаточно почтительно отзывавшемуся об Исламе – мол, не Исламом единым жив человек. Еще забавнее вышло с сексуальными меньшинствами, главными проводниками толерантности.

- Да уж. За что боролись, спрашивается? - усмехнулся Писатель.

Я кивнул, вспоминая, как эти меньшинства громче всех вопили о притеснениях мигрантов коварной и жестокой полицией и ортодоксальным закостенелым обществом, полагая, что нашли себе в их лице союзников. После воцарения Халифата они не сразу поняли, в какую сказку попали, и по старой привычке решили устроить в Париже радужное шествие. Были тут же уложены на землю шариатскими патрулями, избиты до синевы. И исчезли все - и участники, и вдохновители гей-парада. Говорят, их развезли по полевым борделям, где лица подобной ориентации пользовались ажиотажным спросом. Самого главного гомосексуалиста страны, и одновременно депутата Национального собрания Франции, обезглавили на площади перед Лувром на глазах у ликующей толпы. Казнили его не из-за того, что гомосек, а из-за того, что рот раскрыл, будто Халифат им, радужным, чем-то обязан. Дворовая собака должна лаять по приказу.

- Так час Великого очищения ты встретила в Париже, Ива, - произнес Писатель с интересом. – И как это выглядело?

- Как взрыв, - нахмурилась Ива. - Однажды вся эта темная сила вскипела и рванула, как ядерная боеголовка. Мигранты, жители Франции в третьем поколении, арабы, негры, разнорабочие и безработные, все слились в какую-то пожирающую все на своем пути биомассу. Это была целая армия. На этот раз они не грабили, как уже стало доля всех привычным, магазины и прохожих. А целенаправленно уничтожали все, что готово оказать хоть какое-то сопротивление. Избранные ими депутаты и муниципальные чиновники отовсюду кричали о передаче власти комитетам согласия и дружбы, в которых заправлял Халифат.

Я усмехнулся. Да уж, времечко еще то было. Обрушение Европы произошло стремительно и неожиданно. Казалось, продолжается традиционная европейская игра, в которой давно стали обыденностью победы на муниципальных и федеральных выборах агрессивных представителей цветных меньшинств, массовые беспорядки по поводу невинно застреленных арабских бандитов, драки с полицией, безумство правозащитных организаций, готовых оправдать любые антигосударственные и антиобщественные вылазки. Но на самом деле настал Час Очищения. И отныне били исламисты уже не как в спортзале, легонько и спортивно, а смертельно, во всю мощь. Все было тщательно спланировано и отыграно виртуозно, как по нотам.

- И ведь ни полиция, ни армия не могли сделать ничего. Их просто оттеснили, раздавили! – с обидой произнесла Ива.

- А что вы хотите от полиции, которую двадцать лет делали крайним, если они ненароком наступят на ногу смуглому воришке? – спросил я. - Образ врага в общественном сознании целенаправленно ведь создали – это полицейский, мечтающие обидеть невинного арабчонка или патлатого студента из вашей родной вольнолюбивой Сорбонны. Бей полицаев, бросай в них бутылками с зажигательной смесью. Такой вид спорта сколько лет утверждался в Европе? Да и армия превратилась в эдакий фитнес-клуб для изнеженных мажоров. Она не была способна убивать и умирать. Генералы запуганы, а те, кто способны отдавать приказы, не могли гарантировать, что приказы будут выполняться.