- В российском правительстве данное заявление комментировать отказались, заявив, что не могут откликаться на все слухи. Вместе с тем вчера начались учения РВСН, с поражением целей на Камчатском полуострове, - мило сообщила дикторша.

- И правильно, - хлопнул ладонью по столу Писатель. – Пусть не забывают о русских ядерных ракетах. А то распетушились. Пусть помнят, что это они для самих себя центр мира. А для нас всего лишь цель. Япошки с их генетической памятью о Хиросиме должны понимать, что на них хватит пары термоядерных ракет, и противопоставить им нечего, кроме сомнительной защиты своего главного партнера и рабовладельца – США.

- Которые в настоящей мясорубке за них не подпишутся, - кивнул я, с наслаждением отпивая ядреный кофе.

- Побоятся прилива имени Сталина между Аляской и Мексикой, - Писатель отхлебнул капучино и продолжил воодушевленно: - Поэтому я всей душой люблю созданные товарищем Сталиным наши родные РВСН. Третий и пока последний наш союзник после армии и флота.

- Ты фанатичный патриот, - отметил я. - Весь мир в труху, да?

- Квасной, забыл добавить. А сам-то ты, Анатолий? Как ты относишься к средствам доставки света и добра заклятым врагам?

- Отношусь, - хмыкнул я.

Конечно, отношусь. Потому что я бывший офицер. Сколько лет отдано РВСН. Обычно, когда у нас начинались учения, это означало, что на политической арене страна решила поиграть мускулами. В одно из таких усилений и произошло все. Я старший тревожной группы. Вызов на место чрезвычайной и совершенно непонятной ситуации. Потом потеря памяти у меня и моих бойцов. И время от времени возвращающиеся картинки. Серебристый туман. Гладкая поверхность под ладонью - металлическая, но на ощупь как замшевая, теплая и совершено чужая. А потом комиссация. И «Фрактал». Переломный момент судьбы, елки-палки.

Я прикрыл глаза. Два мира наслаивались друг на друга в моей голове. Нужно было напрягаться, чтобы сконцентрироваться на каждом из них.

Радовало главное - новая реальность, хотя и сильно отличается в глобальных моментах от старой, но нашу ситуацию повторяет практически зеркально. Ищу я здесь те же самые листы Золотой библиотеки. И переговоры в Венеции по их поводу веду с Ивой. Вот только Золотой лист, на мое счастье, если верить ей, здесь в целости и сохранности.

- Тебе не звонила Ива? – спросил Писатель. – Куда-то запропастилась. Обычно она предельно педантична.

- Звонила, - сообщил я.

- И как? – заерзал Писатель. – Где наш боевой листок? Она уже везет его с запечатанном конверте за какие-то три десятка миллионов долларов?

- Пока нет, - пояснил я. - Но обещает.

- А тебе не кажется, что слишком много событий нанизано на эти Золотые листы? – Писатель отодвинул от себя опустевшую чашку и жестом потребовал повторить капучино. – Ну, так же не должно быть по теории вероятностей.

- Там, где наши Предметы, теория вероятности не работает, - объявил я.

- Просвети меня, дремучего, как может не работать теория вероятности, - усмехнулся Писатель. - И вообще, неплохо бы мне хоть в общих чертах понять, на какие дела я с тобой подписался.

- Не поверишь, но я сам почти ничего не знаю. А что знаю, то сейчас сказать не могу. Но обещаю, что ближе к финишу порадую тебя хоть и немногим, но тебе хватит, чтобы изменить отношение к Вселенной, - я улыбнулся многообещающе.

- Ну, спасибо… Пошли, что ли, взглянем на парад масок, - Писатель посмотрел на часы. – Через полчаса начинается.

- А, пошли, - с готовностью согласился я.

- Только поднимусь в номер и принесу нам карнавальные маски. Купил их вон в том ларьке напротив, - кивнул Писатель в окно, в котором виднелся через площадь пафосный магазин венецианских масок.

Он поднялся к себе в номер и спустился с целлофановым пакетом. Вынул оттуда и преподнес мне маску. Это был демон, и две части его лица были разными – красная и синяя. Ну, прям, в масть. Символ раздвоения миров и сознаний.

Опять площадь Сан Марко. Здесь тоже разыгрывался конкурс масок и костюмов. Был он гораздо менее многолюдным. Карантин все же. И гораздо менее таинственным. Просто конкурс на Карнавале. С летящим ангелом. Забавный. Искрящийся. Но не пугающий…

Наш большой загул начался все на той же площади Сан Марко. И дальше – вся Венеция. До поздней ночи.

Меня просто понесло. Мы приземлялись в разных питейных заведениях. У меня в груди будто работал ядерный мотор, гнавший меня вперед. Я опрокидывал стопку за стопкой, снова ощущая, что не пьянею должным образом.

Писатель отвалился от меня в середине пути, объявив, что столько не пьет. И вообще у него для такого слабое здоровье и плюс к этому строгий режим. Кроме того, он с трудом понимает, какая блоха меня укусила. Спорить я не стал. Довел его до отеля. А сам устремился дальше, в самую глубь карантина и карнавала.

У меня был период воссоединения в душе двух миров. Опасный. Чреватый. Мне нужно было двигаться, пребывать в гуще народу, вращаться. Пытаться поймать эту реальность за хвост и свыкнуться с мыслью, что она теперь моя. Я сегодня был открыт всем венецианским ветрам и течениям.

Потом все же опьянение накатило, и я принял его с каким-то глубоким удовлетворением. И начал чудить. Немножко. Не теряя ощущения контроля пространства и направления событий.

В каком-то полном табачного дыма баре, где все демонстративно презирали антибактериологические маски, собирались любители армрестлинга. Я там уложил всех, сорвав восторженные аплодисменты толпы немцев и ободряющие крики:

- О, йа, йа! Гут!

Потом в тесной кафешке беседовал за жизнь с какими-то хипстерами из Бельгии. Затем советовал двум неграм орошать пустыню Сахару и уматывать из этой жалкой Европы, в которой остались лишь омертвелые богатства, но нет былого духа. Негры были не согласны – они приехали именно за богатствами.

В отель я вернулся в три часа ночи. Уже засыпая, подумал, что если так дальше пойдет, то я просто буду негоден для нашего дела. Старьевщик сам улетит в утиль, так и не закончив Поиска, сожженный изнутри бесами своих чувств и мыслей, над которыми не властен.

Снились мне совершенно дикие сюжеты. Болото какое-то затягивало меня, и я с трудом выныривал из тины. А утром разбудил телефонный звонок.

Проснулся я моментально. Потянул к себе телефон. Нажал на соединение.

На экране возникло лицо Ивы, закутанное в маску. Такие ныне правила делового поведения. А вдруг вирус передается электромагнитным путем?

Костюм на ней был почти такой же, как в прошлой жизни, но темно-синий. И в остальном выглядела она аналогично. Держалась неприступно и холодно.

- Я вас разбудила? – иронично произнесла она.

Часы показывали десять.

- Ну что вы, - возразил я бодро. – Я уже принял чашку кофе и побывал в фитнес-зале.

- Вот и прекрасно. Вы сможете подъехать к двенадцати на старое место?

- Ничто в мире не помешает мне это сделать, - воодушевленно воскликнул я. - Ждите, Ива.

Я дал отбой. Встряхнул головой. К моему удивлению, она была совершенно ясной. Будто и не было дикого ночного загула. Теперь я готов к труду и обороне, уравновешен, целеустремлен.

Ну что же. Похоже, Старьевщик прочно встал на ноги в новом мире. На это раз все прошло куда проще, хотя и болезненно…

Погода в этом мире ровная, стабильная, средняя – ни тепло, ни холодно. Ни сверхактивного солнца, ни хлябей небесных, как в недавнем моем иномирном прошлом. Как-то однообразно и скучно, будто стихия придавлена прессом, как и человечество. И весь мир этот какой-то ровный, недоброжелательный и тесный. Здесь душно, будто воздуха меньше, и дышится тяжелее.

Тут людей будто закрыли в тесную картонную коробку, куда сыплют разные неурядицы – эпидемии КОВИДа, геополитическую нестабильность.

Когда мы вошли в ту же галерею компании «Сокровища тысячелетий», Ива в парадном зале задумчиво ходила кругами около большой, почти с нее ростом, игрушки. Штука была из нержавеющей стали. Во все стороны из ее овального корпуса торчали шары, отростки. Все блестит и переливается. Можно, в принципе, в огороде такое поставить, чтобы ворон пугать и любоваться ей в хмурое утро. Только чтобы не задумываться, что это такое, иначе голову сломаешь.