— Это что такое?
— Он считает, что проник в управляющий центр. А мы его перенаправили в специальную виртуальную копию… Мы же просчитывали подобные варианты и подстраховались.
— Даже так, — сказал я, успокаиваясь. — Кстати, какой у него шанс был на успех без этого вашего отстойника?
— Практически стопроцентный. Этот его код пробивал систему корабля и частично брал ее под контроль. Только гад не знает, что мы установили дополнительный контур безопасности с использованием наработок «Фрактала». Как раз на такие случаи.
— Волшебники, — хмыкнул я, откидываясь в кресле и расслабляясь.
— Доброе мы хранилище подсунули, — продолжил Волхв. — Полностью наполненное дезинформацией.
— Это хорошо, — кивнул я. — Но каков гаденыш!
— Тут два варианта, — начал рассуждать Волхв. — Или лорд — это Доппельгангер. Или имеет место банальный шпионаж. «Заморышей» давно интересуют некоторые хитрые моменты в работе силовых установок кораблей класса «Тесей». И они вполне могли использовать представившуюся возможность на нашем борту.
— И что нам теперь делать? — спросил я. — Арестовать этого лорда? Или пристукнуть? На корабле всегда найдется пара подходящих вариантов несчастного случая.
— Не торопись, Старьевщик. Мы теперь можем контролировать вылазки этого англичанина. И узнать, чего ему надо… Кроме того, отправим информацию на Землю с самим кодом. Может, наши спецы внесут ясность — откуда это взялось.
— То есть гада не трогаем?
— Пока не трогаем, — уточнил Волхв.
— Но рядом с ним все время должен быть наш человек, — объявил я. — Этот аристократ-дегенерат постоянно должен находиться на мушке. И чтобы палец на спусковом крючке не дрогнул, когда придет момент.
— У нас не дрогнет, — пообещал со зловещей улыбкой Волхв…
Глава 26
Провал в другую частотность даром не прошел. Если внутренние системы «Афанасия Никитина» вообще не пострадали, то по обшивке как будто теркой прошлись. Одни приборы вышли из строя на время и после прокачки снова заработали. Другие выбило напрочь.
Практически весь экипаж был задействован в тестировании корабля. Людей не хватало. И капитан предложил выползти на обшивку мне. Конечно, не просто так предложил. Знал, что я обладаю отличными навыками пустотника, и лучше меня в открытом космосе мало кто сделает работу.
Руководителем нашей вылазки был назначен главный инженер корабля Сергей Епифанов.
И вот в пустотных скафандрах мы карабкаемся по титановому внешнему корпусу, держась за поручни. За нами тянулись страховочные тросы. И еще работали электромагниты, прилепляющие подошвы к обшивке.
Предосторожности были не лишними. Здесь мы находились вне сферы искусственной гравитации, в связи с чем легко могли улететь в открытый космос, если не за что будет уцепиться в нужный момент. Поэтому у нас и тросы. И магниты. И небольшая ракетная установка в ранце.
Первым шел Епифанов, а я за ним метрах в десяти. Он с увесистым, похожим на гранатомет детектором электромагнитных полей. Я — с полуметровым, смахивающим на конфету на палочке, дефектоскопом. Мы искали пробой в энергокабеле датчиков системы дальнего метеоритного обнаружения.
Две букашки ползли по телу огромного корабля. Созданного трудом таких же букашек. Странное все-таки существо человек. Маленькое. Слабое. Но его руками созданы Египетские пирамиды. Титанические плотины. Гигантские звездолеты. Будут созданы и искусственные планеты. И все его слабыми руками. Есть в этом некое волшебство. Точнее, волшебство тут в безграничном величии Разума…
Искали мы пробой долго. Что-то мешало работе нашего оборудования. Только через полтора часа удалось обнаружить поломку.
После этого оставалось открыть техническую панель и запустить внутрь коммуникаций колонию «пауков». Это такие шустрые микророботы, которые, повинуясь центральному управляющему импульсу, пролезут, куда надо, и починят, что от них требуется. Главное, задать правильное направление, и чтобы ползти им было недалеко.
— Сделано. Возвращаемся, — доложил на рубку главный инженер.
— Ждем! — ответил вахтенный.
Работа в открытом космосе требует колоссальных затрат физических и душевных сил от человека. Порой за один такой выход теряешь по два килограмма веса. Какая бы ни была техника, все же открытый космос враждебен слабой белковой жизни.
Я уже предвкушал, как расслаблюсь в свой каюте, попивая чаек.
И в момент самых сладостных грез нас шарахнуло.
Боль от электрического удара была страшная, но недолгая. Я отключился. А когда пришел в себя, понял, что вижу удаляющийся от меня корпус «Афанасия Никитина». Меня неумолимо уносило в открытый космос. Фал, которым мы с главным инженером были привязаны к кораблю, болтался в стороне, обрубленный, как длинная макаронина.
В эфире шуршали помехи, через которые с трудом пробивался голос капитана:
— Грач-один, Грач-два, ответьте! Грач один и Грач два. Что с вами?
— Мостик, — выдавил я, кривясь от боли, равномерно распределяющейся по всему телу. — Грач-два на связи.
— Что у вас происходит? — ровным голосом спросил капитан. — Наши внешние датчики ослепли. Сигнала с ваших видеокамер нет.
— Не знаю, — проговорил я, пытаясь собраться с мыслями. — Был какой-то разряд. Возможно, статическое электричество от корпуса.
— Какое статическое электричество? — возмутился капитан. — Это невозможно.
Я с трудом огляделся, выставил вперед руку, на которой было зеркальце. В нем отразился почерневший бок моего скафандра. Материал пробит не был. Воздух не утекал. Уже хорошо.
— Мы вышлем за вами спаскоманду, — проинформировал Железняков.
— Нельзя! Еще одного разряда хотите? — крикнул я. У меня была интуитивная уверенность, что опасность не миновала. — Попытаемся выбраться сами!
Я потянулся рукой к груди и слегка передвинул рычажок. Двигательная установка заработала. Меня медленно прокрутило вокруг оси. И я увидел, что хотел — блестящую точку. Это вместе со мной от корабля удалялся инженер.
— Грач-Один, ответь Грачу-два! — крикнул я.
Нет ответа.
Неужели главный инженер погиб? Выжгло его этим чертовым импульсом, взявшимся неизвестно откуда?
Передвинув еще один рычажок, я задействовал квантовый увеличитель, занимавший правую сторону шлема. И изображение светящейся точки приблизилось. Было видно, что это человек в скафе, безжизненно раскинувший в сторону руки.
Черт, неужели мертв?!
Но тут рука человека дрогнула, потянулась к груди. И опять обмякла.
Опять шуршание эфира. С корабля что-то хотели сказать мне. Они наверняка мечутся, готовя вылазку, несмотря на мое предупреждение и дурные предчувствия. Однако с учетом того, как нас резко относит в космос, товарищи могут просто не успеть. На определенном этапе маневры станут бессмысленны. Межпланетное судно — это не автомашина, которую можно развернуть и съехать на проселочную дорогу. В принципе, спасательный маневр возможен, и уверен, что его сделают. Но он займет много времени, а большого запаса кислорода у нас нет.
Ну и ладно. Лишь бы хватило запаса горючего в ранце.
Передвинув рычажок, я остановил вращение. И придал себе импульс.
Светлая точка начала расти. Приближаться…. Я корректировал курс… Немного быстрее… Еще чуть-чуть!..
На приличной скорости я ударился о безжизненное тело в скафе. И главный инженер вздрогнул.
Через стекло шлема я увидел, что мой товарищ бледен, притом с синюшным отливом. Мертв?!
Неожиданно он открыл глаза.
— Семеныч, потерпи немного! — попросил я как-то жалобно. — До корабля рукой подать!
— Толя, — прошептал Епифанов слабо. Связь на таком расстоянии работает. Ну, хоть так…
Импульсы ранцевого двигателя. Аккуратные. Просчитанные. И вот уже серебряная торпеда корабля не удаляется, а начинает приближаться. И все равно у меня возникло чувство, что мы забираем немного вбок.
Потом включилась связь, чистая, без помех. Капитан сообщил: