— Красавец! — с придыханием произнес Ламберто.

Над голографической проекционной карточкой, которую он положил на стол в моей гостиной, воспарил серебристый и действительно очень красивый корабль «Афанасий Никитин». Класс «Тесей» — термоядерный слейдер, новое поколение космопланов, обещавшее сделать полеты по системе рейсовыми, как загородные автобусы. И это был первый корабль, чей корпус собран из титана, отлитого на заводах Луны.

На нем предстояло наше хождение за Три моря, точнее, за три планеты. Через Марс, Сатурн и Юпитер прямиком, точнее извилисто, в соответствии с гравитационными законами и с учетом орбит, к Урану.

Ламберто Джентили по виду и, по сути, типичное дитя своего народа. Невысокий, подвижный, смуглый, уже прилично полысевший ближе к своим пятидесяти и носатый, он излучал жизненный оптимизм и задорное легкомыслие. Хотя это впечатление обманчиво. Более надежного и смелого человека еще поискать. Про таких у заатмосферников говорят «Я бы ему доверил последний кислородный баллон». Что, собственно, однажды у нас однажды и произошло. На «Афанасии Никитине» он шел первым пилотом, что являлось высокой оценкой его человеческих и профессиональных качеств.

Как и положено итальянцу, с собой он принес бутылку хорошего красного вина. Он никогда не покупает ширпотреб в магазинах. Вино ему присылают родственники из Италии, часто с собственных виноградников.

При этом, зная, что к вину я равнодушен, он притащил с собой пузатую бутылку безалкогольного клюквенно-ежевичного коктейля. Моего любимого.

Жидкости наполнили хрустальные бокалы. Мы чокнулись, и по комнате поплыл переливистый звон, который навевал мысли о славных пирах и битвах далекого прошлого.

— Ну, за Советскую Армию! — произнес Ламберто.

И сейчас в его тоне не было ни капли обычной иронии. Он произносил это очень серьезно.

Его отец, секретарь ЦК Компартии Италии, после зверских пыток был расстрелян путчистами во время фашистского восстания 1979 года. Тогда заморским провокаторам почти удалось отгрызть от социалистического содружества приличный кусок Европы.

Жену коммуниста, а также пятилетнего Ламберто с его десятилетней сестрой фашисты держали в заложниках. Но судьба их тоже была предрешена. Живыми их никто выпускать не собирался.

Спасли семью Джентили брошенные на Турин советские десантники. Гомельская дивизия ВДВ высадилась в гражданском аэропорту. Предварительно были подавлены средства ПВО, а диверсионно-разведывательные группы зачистили посадочные полосы. После чего ребята в тельниках и голубых беретах методично и умело перемололи силы путчистов и англо-американские карательные отряды. И уберегли от неминуемой гибели тысячи приговоренных к смерти людей.

В Италию вернулась народная власть. США заплатили массовыми черными беспорядками и отделением четырех штатов, где теперь находится какое-то первобытное, но очень самолюбивое государство освобожденных негров. После этого так нагло и масштабно «заморыши» в европейские дела не лезли, предпочитая делать мелкие, хотя и бесконечные, пакости.

В память о том времени Ламберто всегда поднимает тост за Советскую Армию. Ей обязан жизнью не только он, но его сестра и мать, ныне мирно и в почете живущие в Палермо. И то, что он сейчас бороздит космос, тоже ведь заслуга советского десантника. Ну и всего советского народа.

— Я рад, Анатолий, что лечу с тобой. И вообще — это ведь большое счастье попасть в экспедицию, о которой барды будущего будут слагать оды и саги, — расчувствовался Ламберто.

— Главное, чтобы конец у этой саги был хорошим, — произнес я не слишком оптимистично. — Многие недооценивают опасность нашей экспедиции. Но это не увеселительная прогулка. Мы ступаем на неизведанную территорию. И не факт, что нас там будет ждать то, на что мы рассчитываем.

— Брось, Анатолий, кликушествовать, — беззаботно отмахнулся итальянец. — Хуже, чем на Венере, не будет.

Ламберто мой старый боевой товарищ. И нас накрепко в жизни сцепила Венера. Тогда смерть нам дышала уже даже не в затылок, а смыкала зубы на наших шеях. И тогда, на самом обрыве, мы продемонстрировали, что в этой жизни значит быть правильными и стоящими людьми.

— Это будет отличный полет, — заверил Ламберто. — И о нем сложат отличные песни.

— Ну да. Итальянские. Под гитару.

— В том числе. За то и выпьем, — он долил вина в свой хрустальный бокал.

— Выпьем, — согласился я, поднимая свой ежевично-безалкогольный бокал…

Комплекс Москва-Сити был и в этом мире. Назывался он немного странно — «Спектр. Вертикаль». Но это всего лишь отголосок модного учения философа Артемьева о вертикальном прогрессе и цветах его спектра. Жизнеутверждающее учение. А комплекс зданий, возведенный на пике увлечения архитектурными безумствами, когда считалось, чем выше, тем лучше, назвали в его честь.

Самое высокое здание, соответственно самому агрессивному цвету спектра, называлось алым и включало соответствующие красные декоративные элементы конструкции. Оно достигало семисот метров в высоту и острием пронзало облака. В народе его прозвали «шомполом». На его верхушке и располагалось по традиции логово Звеньевого.

С верхних этажей «шомпола» открывался просторный вид на Москву — город инженеров, рабочих, ученых. И административный центр мировой социалистической системы. Здесь располагались союзные наркоматы, центральные партийные и государственные структуры. Здесь крепко держали в руках нити мировой жизни.

Каждый раз, бывая в кабинете Звеньевого, я не уставал смотреть сверху на эту Москву. Кремль, основные храмы и монастыри были на месте. Город рассекали прямые проспекты со сталинскими монументальными домами — здесь их было куда больше. Гордо возвышался на месте Храма Христа Спасителя Дворец Советов, который все-таки достроили после войны. Когда-то он был грандиозным и замыкал визуально весь город на себе, но теперь, по сравнению со «Спектром», как-то увял, потускнел, устарел и постепенно переходит из разряда свидетельства величия в разряд памятника архитектуры.

А на окраинах была массовая застройка шестидесятых-восьмидесятых, активно идущая на слом. На ее месте возводились новые районы, вроде нашей «блинной». Получив в последние полтора десятка лет такие фантастические по прочности материалы, как синтетик-нити, легкие биоинженерные каркасы, объемные многослойные конструкторы, архитекторы, раньше ограниченные несовершенными технологиями, сейчас бросились воплощать свои нереализованные фантазии. И возводят утопающие в зелени футуристические жилые кластеры, одновременно полностью решая проблему с комфортабельным жильем для населения. Да и демографического перегрева, какого-то отчаянного размножения, будто в преддверии массового геноцида, как на прошлых Землях, здесь не было. Население планеты застыло на уровне четырех миллиардов.

Между домами-улитками, гроздьями, воронками, изогнутыми стрелами и ступенчатыми пирамидами тянулись тросы с лихо двигающимися вагончиками струнного транспорта. Асфальтовые дороги сужались, уступая место зелени. Транспорт все больше воспаряет ввысь или зарывается туннелями в глубину. Парят над столицей дирижабли и коптеры, обеспечивая контроль среды и присматривая за чрезвычайными ситуациями. Все здесь под колпаком и контролем, что вызывает ужас у западных соседей. Хотя, если это на пользу общества, то у нормального человека, наоборот, от такого контроля возникает чувство защищенности. Он знает, что о нем думают. Ему помогут. В ответ он должен вести себя достойно. И это нормально.

В кабинете царил странно сочетавшийся с панорамными окнами от потолка до пола ретро-стиль. Пол покрывал ворсистый красный ковер. У стены стоял покрытый зеленым сукном двутумбовый стол. Центр кабинета занимал длинный овальный стол для совещаний. На стене висели гербы СССР и Социалистического Содружества, а также портрет мудрого Генерального секретаря ВКП(б).